Средиземноморский пират
Шрифт:
Вдруг Питт споткнулся обо что-то твердое и упал на нижние ступени каменной лестницы. Он ударился носом о край четвертой ступеньки, сильно поранив переносицу. Кровь стекала по щекам, заливала губы. Все разом: изнеможение, эмоциональное истощение, отчаяние — навалились на его истерзанное тело, и он безвольно растянулся на ступенях. Он лежал и слушал, как кровь капала на ступеньку под его головой. Мягкое белое облако возникло из черного мрака и нежно окутало его.
Питт с силой потряс пораненной и затуманенной головой, пытаясь прояснить сознание. Медленно, очень медленно, как человек, поднимающий непомерную тяжесть, он приподнял голову
Ограда из тяжелых каменных столбов окружала верхнюю часть лестницы. Решетка была очень старой, местами разрушенной, но оставалась еще крепкой и достаточно прочной, чтобы задержать слона.
Пигг еле-еле дотащился до площадки. Поток свежего воздуха охватил его кожу, вытеснив заплесневелый запах лабиринта. Он выглянул через прогалы в ограде, и его дух воспрянул при виде звезд, сверкавших в небе. Там, в извилистом лабиринте, он чувствовал себя как мертвец в гробу. Казалось, прошла целая вечность с того момента, как он в последний раз видел внешний мир. Он поднялся на ноги и потряс ограду. Она не шелохнулась. Щеколда на массивной калитке была недавно наглухо приварена.
Он претворил расстояние между каждой полосой, пытаясь отыскать самое большое отверстие. Третий промежуток слева был самым большим — почти двадцать сантиметров. Он аккуратно снял всю свою одежду и перебросил ее на другую сторону барьера. Следующее, что он сделал, размазал липкую кровь но телу вместе с потом и начал глубоко вдыхать, пока не заболели легкие. Затем, просунув голову между решетками, он постарался протащить свои девяносто килограммов во внешний мир. Куски ограды сыпались на его скользкую кожу и прилипали к клейкой крови. Глухой стон боли вырвался у него, когда его мошонка оцарапалась об острый край ограды. Он отчаянно уцепился за землю и предпринял последний рывок. Его тело оказалось на свободе.
Питт ухватился обеими руками за ободранную мошонку и уселся, не обращая внимания на острую боль, он никак не мог поверить в успех. Он вырвался наружу, но был ли он на свободе? Его глаза, уже привыкшие к темноте, внимательно осмотрели все вокруг.
Полукруглая ограда лабиринта выходила на сцену огромного амфитеатра. Внушительное сооружение отражало смутный неземной отблеск от белого света звезд и луны; его поврежденный купол поднимался к затемненной горной вершине. Архитектура была греческой, но массивность сооружения говорила о римских строителях. Край круглой сцены был отделен от верхней границы театра почти сорока рядами высоко поставленных скамеек. Весь амфитеатр был пуст, за исключением невидимого полета ночных насекомых.
Питт с трудом натянул остатки формы. Разорвав на лоскуты то, что осталось от его рубашки, он наложил тугую повязку на грудь.
Сама возможность идти и дышать теплым ночным воздухом придала ему новые силы. Он подвергался огромному риску там, в лабиринте, и, не имея путеводной нити, как Тезей, смог преодолеть невероятные трудности и победить. Хохот вырвался из его груди, громкое эхо донесло ею до последнего ряда амфитеатра и вернуло назад. Боль и изнеможение были забыты, когда он представил себе выражение лица фон Тилля при их следующей встрече.
— Как насчет билетов на это представление? — кричал Питт своей отсутствующей публике. Он стоял, потрясенный этим мрачным и захватывающим зрелищем. Не было ни ответа, ни аплодисментов, только тишина теплой ночи Тасоса. В какое-то мгновение ему показалось, что он увидел призраки римских зрителей, приветствующих его, но одетые в тогу фигуры безмолвно растворились среди белого мрамора, оставив Питта без ответа на его одинокое приглашение.
Он посмотрел вверх на скопление звезд в совершенно прозрачном воздухе, чтобы определить свое местонахождение. Полярная звезда приветливо светла ему и указывала на север. Глаза Питта напряженно исследовали всю поверхность неба. Что-то было не так. Созвездие Тельца и Плеяды должны были находиться у него над головой. Вместо этого они были далеко на востоке.
— Проклятье, — громко выругался Питт, посмотрев на свои часы. Было 3.22. До рассвета оставалось всего один час и восемнадцать минут. Он каким-то образом потерял почти пять часов. Что же произошло, спрашивал он себя, где было потеряно время?
Затем он понял, что, должно быть, потерял сознание, когда ударился о ступени.
Времени оставалось совсем немного. Он быстро пробежал по каменной сцене и в слабом свете увидел маленькую тропинку, которая вела вниз с горы. Он побежал по ней, стремясь обогнать солнце.
7
Через четверть мили спуска по крутому склону тропинка превратилась в дорогу — не в прямом смысле, а в колею из двух параллельных углублений на поверхности земли. Колея извивалась, спускаясь вниз, изобиловала крутыми поворотами и изгибами. Питт шел быстрой походкой, его сердце бешено стучало от напряжения. Он был ранен, не сильно, но он потерял много крови. Любой врач, которому довелось бы обследовать его, немедленно уложил бы его в госпиталь.
Вновь и вновь после того, как он выбрался из лабиринта, образы беззащитных ученых и команды Первой Попытки, подвергающихся атаке Альбатроса с бреющего полета, мелькали перед глазами Питта. Он мог представить со всеми подробностями, как пули вонзались в их тела, оставляя большие кровавые лужи на белой поверхности океанографического судна. Кровавая бойня будет закончена прежде, чем новые реактивные перехватчики на Брейди Филд смогут вступить в сражение, если только пополнение самолетов прибыло до рассвета с базы в Северной Африке. Эти и другие видения заставили Питта приложить максимум усилий, превышающих обычные его возможности.
Вдруг он резко остановился. Что-то двигалось в темноте впереди. Он оставил колею, осторожно обошел вокруг толстого ствола дерева, пытаясь подобраться поближе к неожиданному препятствию. Затем он приподнялся и выглянул из-за упавшего трухлявого ствола. Даже при тусклом свете было невозможно ошибиться. Питт увидел силуэт хорошо откормленного ишака, который был привязан к одинокому валуну. Оставленное без присмотра маленькое животное повернуло ухо в сторону Питта и закричало нежно, почти трогательно.
— Ты едва ли отвечаешь запросам жокея, — с улыбкой произнес Питт, — но нищим не приходится выбирать. — Он отвязал длинную веревку от камня и быстро соорудил грубую уздечку. Он нетерпеливо пристроил ее на морду осла, затем, сел на него верхом.
— О'кей, мул, давай спускаться.
Маленькое создание не двигалось с места.
Питт хлопнул по крутым бокам. Никакой реакции. Он ударял ногами, подпрыгивал, толкал осла. Ничего, даже ни одного звука. Длинные ослиные уши были прижаты, а их упрямый обладатель отказывался шевельнуться.