Средневековая история. Граф и его графиня
Шрифт:
Если же сначала умирают Лиля и Миранда, а потом Джерисон – то деньги его и дела отходят – кому бы вы думали?
Родной и любимой сестре. И завещание есть. Последняя воля.
Поэтому покусились на г. Джерисона Иртона аккурат после письма Лилиан, что она и Миранда при смерти. Да-да, госпожа графиня ввела в заблуждение своих врагов, так что они были в шоке, когда Лиля появилась в столице. Ну и началось…
Эдоард слушал и мрачнел. А уж когда дело дошло до перечисления…
Трудился Лоран Ивельен аки хомяк в летнюю
Честь?
Но ведь законное право на престол у Джеса-младшего.
А вот заявки об инцесте и о том, что Амалия и Эдмон – сводные брат и сестра… не предусматривалось оглашения такого. Никто и подумать не мог.
Главным вопросом было – что делать с готовыми к смуте дворянами?
Когда Ивельенов уничтожат…
– Их еще не…?
– Лорана и Питера.
– Почему не всех?
Эдоард смотрел так, что Ганцу становилось страшно.
Перед ним был Король.
Больной ли, здоровый, добрый, злой… сейчас это был правитель, для которого главным было государство. Ивельены этому государству угрожали, – и закономерно Эдоард собирался ликвидировать угрозу. Что странного?
Ах, это его дочь и внуки?
Это, простите, не странно. Это – страшно.
Когда милый и добрый в общем-то человек, вынужден уничтожать тех, кого любит. И выбора тут нету. Иначе…
Безумная война, гражданская война, там жизни грош цена и смерти грош цена…
Легко кричать о добре и зле. А если – меньшее зло? Если твоей болью будет оплачена не одна тысяча сбереженных жизней?
Как легко судить, когда за тобой никто не стоит.
Как страшно знать, что за твое решение отдадут свои жизни десятки тысяч людей…
В серых глазах мелькнула искра понимания.
– Убивай.
И все же Ганц еще колебался.
– Может быть, пощадить детей…
– Я пощадил близнецов. Остальные же…
– Другое государство, монастырь… заточение…
– Авестер, побег… нет. Выполняй.
Ганц кивнул.
– Слушаюсь, Ваше величество.
И подумал, что в принципе, дети Ивельенов ничем не отличались от мальчишек и девчонок из его Тримейн-отряда. Которые мерзли и мокли. Рисковали жизнью, голодали и воровали… просто одни родились на помойке, а другие – в семье герцога. Но если погибают первые, – то почему нельзя погибнуть вторым?
Грех?
Альдонай простит, Мальдоная не осудит.
Страшный грех.
– Ваше величество, – выпрямился Ганц. – Я должен сообщить вам страшное известие. Семья герцога Ивельен, получив известие о покушении на графиню Иртон, решила съездить к ней. Выразить соболезнования и заодно показать больную девочку докторусу-хангану. К сожалению, по дороге лошади чего-то испугались и понесли. Карета упала с обрыва – и никого спасти не удалось, кроме двух близнецов, которые чудом остались в живых.
– И которых заберет к себе графиня Иртон.
– Ваше величество?
– Не я же…
Эдоарду странным образом стало чуть легче.
– Далее я предлагаю объявить, что Вашему величеству стало плохо от этих известий. И вы слегли в постель. После чего я потихоньку переловлю оставшихся…
– Покушение возможно?
– Да, я предполагаю.
– А мне лежать и ждать убийц?
– О, нет, Ваше величество. Вы светловолосы и сероглазы, у вас хорошее телосложение… и у меня есть идея. Благо, в королевских покоях должны быть тайные ходы…
Идею Эдоард выслушал. И одобрил. Все равно надо было переловить всех заговорщиков. Лучше – раньше. Из Стоунбага лишнего слова не вырвется, от королевских представителей и вирман – тоже, понимают, чем рискуют.
Но длительность сохранения тайны обратно пропорциональна количеству посвященных в нее людей. А потому – надо бить в ближайшее время. Или дать заговорщикам ударить – и схватить их на месте преступления.
Чего уж проще.
Лиля, если бы ее кто-то посвятил в этот план, сказала бы, что он не нов в истории. И в ее мире такое проделывал некто Иван Грозный, благополучно передавивший всех заговорщиков и померший своей смертью.
Но пока мужчины договаривались вдвоем.
Эдоард смотрел на дверь, которая закрылась за Ганцем.
Было ему тошно?
Еще как.
И чудились в полутьме комнаты синие глаза Джессимин.
Как ты можешь быть таким жестоким, мой золотой принц?
Могу, моя королева. Могу, мое ясное солнышко.
Я приговорил к смерти свою дочь и внуков, да. Но ведь не я начал первым. Я невиновен в смерти Эдмона, видит Альдонай. Но Амалия решила мстить… и ладно бы мне!
Увы, любой король – это прежде всего – король. А потом уже человек. И грязные, кровавые, жестокие решения – это прерогатива короля. Который будет принимать их, чтобы через тысячу лет какой-нибудь сопляк сказал «ужасная жестокость!». И ни секунды не задумался, что появился на свет благодаря такому вот Эдоарду, который не только принимал страшные решения, но и не стеснялся их исполнять.
Ну и плевать на его мысли. Главное – что такой мальчишка рано или поздно будет, а что там будут думать потомки… были бы!
И была бы Ативерна. Это – главное.
Лиля ждала Ганца на выходе из королевской спальни. И вопросы посыпались одновременно.
– Что с Ивельенами?
– Он будет жить?
– Как мои люди?
– Что ждать от королевского здоровья?
Мужчина и женщина заговорщически переглянулись и фыркнули. Потом Лиля взъерошила волосы и отчиталась.
– Жить будет. Хворь у него хоть и болезненная, но жизни сильно не угрожает. Тут главное не запускать. Тогда где-то дней за десять-пятнадцать встанет на ноги.