Средневековая история. Тетралогия
Шрифт:
— Госпожа графиня…
— Эмма?
Лиля повернулась и улыбнулась женщине. Вот уж без кого она бы в жизни не управилась. Насидевшись в деревне Эмма с огромным удовольствием отряхнула навоз с юбок и взялась за дело. Она строила, командовала, ругалась, скандалила… Лиля могла бы и сама. Могла.
Но зачем?
Правильно — не организовать все самой.
Правильно — найти того, кто сделает это за тебя.
Эмме все это было в удовольствие. А Лиля еще и писала. Да, она контролировала работу, да, она ругалась, но по большей части она сидела в библиотеке и писала,
И после пяти минут рисования на земле даже согласился выковать ей несколько перьев. Если получится. Слишком уж тоненькая работа. Мол, попробую, госпожа графиня, только не велите казнить, ежели что не так. Уж больно работа тонкая, не по моим рукам. Аля подумала и кивнула. Попробуйте. Если нет — вы все равно нужны. Я просто найду того, кто справится.
А почему нет?
Металлическим пером писать удобнее. Спросом оно пользоваться будет. Еще надо бы чернильницу-непроливайку. А почему нет?
Не идеально, но в дороге, для купцов, моряков…
Кузнец идею понял и обещал попробовать сделать. Как только с перьями закончит и тоже в большом объеме. Это-то ему было по плечу.
Зачем?
Ну… надо же на что-то поднимать хозяйство. А гусиные перья, хоть и выглядят красиво, но писать ими — озвереешь. Вот как бы еще извернуться и патент обеспечить…
— Госпожа графиня, прибыл пастер Воплер.
Тьфу!
Лиля быстро прошлась по своим воспоминаниям.
Пастер… вырисовывалось что-то очень смутное. Кажется, Лиля была твердо уверена, что солнце светит миру из ее… талии. Поэтому сама она к пастеру ездила не часто, предпочитая молиться дома. А тот… тот тоже не питал желания часто видеть такое сокровище. Тем более, что на церковь отстегивал Эдор — и сущие копейки.
А теперь, видимо, прослышав об отъезде управляющего, товарищ решил посмотреть на происходящее.
А если вспомнить опыт своего мира… Не только посмотреть. А то вдруг еще чего и поиметь удастся? Если баба-дура…
А вот в пастеры шли далеко не дураки. Любой священник по определению:
— образован на неплохом уровне для своего времени;
— подкован в богословии;
— умеет давить на психику, возможно даже обладает начатками гипноза, потому как верит в это всей душой;
— способен незаметно трясти информацию из прихожан.
Короче — крестец.
Общаться с ним долго нельзя априори. Расколет. Это для крестьян она графиня, пусть и с заездами на всю крышу — так они ее и видели-то раз в год! Для Эммы… ох, хитра дама…
А вот священник… но что же делать, что делать… надо бы его испугать, но не обидеть, никак не обидеть… потом-то он пригодится, обязательно…
— Ладно. Пусть ждет. Угостите его там чем есть…
— Вареные овощи, госпожа. Каша с мясом. Черный хлеб. Вы же приказали…
— Вот и подайте это, — Лиля фыркнула. В глазах Эммы плясали веселые искры. Ну да. Диету надо соблюдать. Посему на все вкусности был наложен строжайший запрет. Даже ключи от кладовки с провизией Лиля отдала Марте. Подальше от искушения. А то желудок твердо вообразил себя чем-то вроде бездонной бочки и требовал заполнения.
— А вы не переоденетесь, госпожа?
Лиля только вздохнула. Она сильно подозревала, что Эмма умнее, чем показывает. И ее очень интересуют странности в поведении хозяйки. Но…
Выгода!
Все упирается в выгоду!
Пока люди понимают, что с ней лучше, чем без нее — ей не дадут пропасть.
Но с пастером ссориться нельзя. Подозрений вызывать — тоже. Религия в средние века — это мощная сила.
Но и денег она ему не даст. Перетопчется!
Лиля сильно подозревала, что это как с цыганками — потом не отвадишь.
— Марту ко мне кликни. Или кого из девчонок, — женщина вздохнула и потопала в гардеробную. Выбирать самое откровенно дурачье платье.
Чтобы напялить все полагающееся, потребовалось где-то полчаса. Лиля нервничала, шипела на служанку и топала ногой. Чай, не богадельня, чтобы так копаться!
Итак!
Что требуется?!
Да выпроводить гада! Так, чтобы ему и возвращаться не захотелось. А что не переносят мужчины?
Скандалы, слезы и истерики. И плевать, какой там век на дворе. Психическая дура — в любом веке страшная сила!
Аля золоченной копной вплыла в гостиную. И впилась глазами в пастера Воплера.
Ну, что тут скажешь. Обычный мужчина. Не страшный, но и не красавец. Лицо простоватое. Но телосложение при этом неплохое. Руки вполне аристократические. М-да…
Либо чей-то отпрыск? Выучили и запихнули в глушь?
Память Лилиан Иртон отвечать отказывалась. Такие мелочи, как сельский священник графиню не волновали. Конечно, он же несъедобный.
Лиля еще пыталась вспомнить, а тело само выполняло все предписанное. Опустилось на одно колено, рука выполнила знак Альдоная…
— Благословите, отче.
Пастер неторопливо поднялся из кресла, подошел и положил руку ей на голову.
— Благословляю тебя, дитя света.
Интересно, руки он мыл? Хотя бы раз за неделю?
На этом церемония приветствия была закончена и обе высокие стороны плюхнулись по креслам. Лиля — грузно, пастер — более изящно. И посмотрели на стол.
Тот откровенно не радовал.
На выскобленном до блеска старом серебре лежали гречневая каша с мясом, черный хлеб был нарезан ломтями, овечий сыр громоздился небольшой горкой. В большой супнице аппетитно пахли тушеные овощи.
Вполне приличный обед на Алин взгляд. Но пастер смотрел на это с отвращением.
— Дитя мое, до меня дошли странные слухи…
Лиля вздохнула. Крупные глаза наполнились слезами.
— Отец мой, это такая трагедия! Такая потеря для нас!!!
Слезу хлынули потоком. Стоило только подумать о родителях — и словно шлюз открылся.
Лиля жаловалась вслух на негодяя-управляющего, который бросил ее в трудный момент на потерю ребенка, на горе-мужа, который бросил ее здесь, на безденежье, на… да на все, включая плохой урожай репы… на десятой минуте пастер затосковал.