Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства
Шрифт:
Тексты формул церковных заклинаний и благословений были в начале нашего столетия собраны австрийским ученым А.Францем (21). Этот исследователь выдвигает тезис, находящий убедительное подтверждение в анализе формул: «господствовавшие в Средние века суеверные представления и обычаи не могли быть оставлены без внимания церковью, ибо прямо или косвенно совпадали с церковными благословениями» (21, 1, с. VI). В этих памятниках латинской церкви широко отразились религиозность, чувства и чаяния народа. Некоторые благословения и экзорцизмы перешли в церковный обиход из народных обрядов и ритуалов, и языческие традиции получили в формулах христианское оформление (21, 1, с. 4–5).
Сам Франц, католический прелат, не без сожаления смотрит на это явление синтеза и симбиоза столь разных религиозно-культурных традиций, поскольку церкви приходилось в той или иной мере поступаться чистотой своего учения. Более того, он констатирует, что она нередко допускала злоупотребления в этом отношении: не довольствуясь имеющимися заклинаниями и формулами, духовенство расширяло и множило их число, распространяя формулы на все более широкий круг явлений и предметов. В стремлении поставить человеческую жизнь и деятельность под влияние церковных благословений духовенство зачастую «нарушало ту границу, которая была воздвигнута самою же церковью и просветленным религиозным чувством» (21, II, 641). Франц приходит к выводу, что включение в церковную практику некоторых первоначально чуждых ей элементов приводило к нежелательной деформации религиозных и нравственных отношений, чем в период перехода от Средневековья к Новому времени не преминули воспользоваться критики католической церкви и реформаторы, точно так же как до них нападали на нее еретики и сектанты (21, II, с. 616 и след.)
Сомнительно, однако, что проблема может быть ограничена злоупотреблениями или ошибочной политикой духовенства, которая якобы и привела к «порче» или «замутнению» чистоты учения, к его вульгаризации в результате сближения церковной практики с архаическими народными обычаями. Причины явно лежали глубже. Человек, живший в обстановке неустойчивого, шаткого баланса с силами природы и всецело зависевший от них, нуждался в том, чтобы каждое свое действие по возможности охранить от случайности и неудачи. Капризы погоды, наводнения, градобитие, морозы, засуха, нападение диких зверей или вредных насекомых — все угрожало неурожаем, падежом скота и их неизбежным и в высшей степени реальным спутником — голодом. С не меньшими опасностями было сопряжено продолжение семьи: неудачная беременность жены, рождение больного и нежизнеспособного потомства, разнообразные болезни и несчастные случаи при практическом отсутствии медицины были столь же актуальными факторами повседневной жизни, как и угроза голодной смерти. Но и общественная жизнь, общение с другими людьми были чреваты бесчисленными бедами: кознями соседей, сглазом, воровством, новыми поборами, нападениями врага, судебными тяжбами, риском, связанным с торговлей, путешествием, паломничеством… На суше и на воде, зимой и летом, ночью и днем человек находился в постоянном окружении сил, которые могли причинить смерть, разорение, утрату социального статуса.
Против всех этих бед и опасностей нужно было иметь наготове определенные средства защиты; необходимо было заблаговременно себя от них застраховать. Разветвленная, по сути дела, всеобъемлющая система магических действий, ритуалов, молитв, заклинаний давала традиционному обществу своего рода «технику безопасности». Позволяла ли себе церковь, осуждая народную магию, сама пройти мимо этой неодолимой и постоянной потребности народа? На протяжении всего Средневековья она постоянно старалась удовлетворить эту потребность.
Для культа, почитания Бога церковь располагала системой сакраментов, или таинств (причащение, крещение, священство и др.), при посредстве которых верующие приобщались к Творцу и могли достичь спасения души. Но наряду с таинствами была выработана серия так называемых «сакраменталий» или «малых сакраментов», дополнительных, вспомогательных средств, религиозных церемоний, формул и ритуалов, направленных на обеспечение благополучия человека (21, 1, с. 10–42). Богословы (Гуго Сен-Викторинский и другие) придавали сакраменталиям исключительно символическое значение, и в тех или иных освященных и используемых церковью предметах (свечи, святая вода, соль, хлеб, пепел, колокола и т. п.) и в связанных с ними ритуалах видели знаки, символы Христа и его деяний, человеческого рода, смерти, покаяния, божественной мудрости. Они не признавали за сакраменталиями самостоятельной силы и отказывали им в обладании сверхъестественными спасительными свойствами, независимыми от божественных таинств. Но такова была доктрина.
В церковной же практике сакраменталии приобрели характер защитных амулетов, целительных процедур. Символический смысл сакраменталии был затемнен, чтобы не сказать — вовсе утрачен, и вместо него они были насыщены, в глазах тех, кто их применял, магическими способностями, хотя и получаемыми от Творца. Например, употребление святой воды заключалось уже не только в очищении души от грехов, но также и в чудодейственном ее влиянии на человеческое здоровье и в противодействии колдовству и нечистой силе 28.
Здесь коренились истоки той двусмысленности в использовании формул и ритуалов, которая так и не была преодолена. Не пройдем мимо сокрушенного замечания Франца: «Ни у Фомы Аквинского и ни у кого другого из средневековых теологов мы не найдем разъяснения природы действенности сакраменталиев» (21, 1, с. 31). В этом Франц усматривает одну из причин злоупотреблений ими. Думается, однако, что источник «злоупотреблений» заключался не в теоретической неясности, а в коренных потребностях средневековых верующих. Необходимо иметь в виду существенное отличие сакраменталии от сакраментов: последние представляли собой монополию священников и обычно отправлялись в церкви (причастие могло быть дано умирающему на ложе болезни), тогда как сакраменталии использовались вне священного места, в доме и в поле, в конюшне или в стойле, в амбаре и в саду — где угодно (203, с. 33; 234, с. 62–75; 216, с. 19и след.). То были своего рода «мирские сакраменты», осуществляемые тем не менее с участием духовного лица.
Выработка и применение многочисленных благословений и экзорцизмов диктовались стремлением церкви не допустить возвращения прихожан к дохристианской или внехристианской магии, — церковные сакральные формулы нередко представляли собой субституты народных заклятий, подчиняя магию молитве и заменяя обращения к природным и сверхъестественным силам язычества призывами к христианскому божеству и пантеону ангелов и святых, равно как и проклятиями, направленными против дьявольской нечисти — источника всевозможных бедствий, на каждом шагу подстерегающих человека.
Ритуальные заклинания и благословения не какая-то периферийная и второстепенная сторона деятельности церкви, — церковные формулы задуманы как орудие борьбы бога и взывающего к нему человека против дьявола. В этой борьбе авторы заклинаний стараются мобилизовать все сакральные начала, и в формулах постоянно перечисляются имена бога, а за ними идут степени небесной иерархии, пророки, патриархи, святые, праведники, — формула не упускает ни единого звена сакрального воинства, все должно быть призвано для сокрушения вековечного врага (21, II, с. 79, 92–93 и др.). С течением времени сравнительно краткие поначалу заклинания разрастаются, разбухают за счет включения в их тексты все новых перечней, становятся более напряженными по тону, насыщаются велеречивым пафосом. Чувство меры — последнее, что могло бы прийти в голову при чтении подобных текстов. Беспредельные восхваления Творца сочетаются с безудержными поношениями Сатаны. Человек, произносящий формулу, мыслит себя участником космической борьбы абсолютного добра с абсолютным злом.
Слово в сакральной формуле насыщено магической силой, само ее произнесение должно сопровождаться желаемым результатом независимо от того, в какой мере оно понятно участникам действа. Но может ли оно быть понятно? Едва ли. Составители не останавливаются перед включением в формулы лексики, заимствованной из самых разных источников, в том числе апокрифических или не имеющих отношения к христианству, например каббалистических заклинаний. Впрочем, понимания текста и не требовалось, существенно выполнение ритуала. Произнесение формул сопровождало церковные церемонии, шествия, жесты, — перед нами целая система магического воздействия на тот или иной объект.