Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства
Шрифт:
Вера, которую хочет внушить Бертольд Регенсбургский своим слушателям, не ученая религия богословов и схоластов, а бесхитростная вера, не предполагающая рассуждений и пристального анализа. Тогда не возникнет сомнения, которое посещает иных: «Кто знает, правы ли иудеи, язычники или еретики?» Подобное сомнение пагубно, и веру, как и дом, надлежит строить на прочном фундаменте (8, № 3). Каков же этот фундамент, в изображении францисканского проповедника? «Ты должен в простоте веровать в то, что дает тебе христианская вера», — наставляет он. Нельзя слишком упорно глядеть на солнце, можно ослепнуть. Но точно так же обстоит дело и с верой. Незачем слишком упорно в нее всматриваться и чрезмерно дивиться, не следует глубоко погружаться в мысли о том, «как это возможно, чтобы Отец и Сын и Дух Святой были единым Богом», и чтобы «истинный Бог и истинный Человек превращались в хлеб», и каким образом Дева могла родить Младенца, и почему священник, сам будучи грешником, способен освободить от грехов грешника? Все сие всемогущий Творец способен сделать, «и над этим тебе не нужно задумываться, ибо
В другой проповеди Бертольд возвращается к этой же мысли: «Не погружайся чрезмерно глубоко умом в религию. Грешный священник может избавить тебя от грехов, ибо власть он получил от Бога». Если в предыдущей проповеди свет солнца использовался как образ для сравнения — нельзя упорно глазеть на солнце, и так же нельзя всматриваться в христианство, — то здесь свет солнца уже означает христианскую веру. Вывод: надобно придерживаться одной веры, отвергая веру иудеев, или язычников, или еретиков (8, № 19).
В инаковерцах Бертольд видит злейших врагов христианства. Еретик, иудей, язычник — таковы три ипостаси нехристей. Рассуждая о полномочиях и обязанностях светских судей и господ, проповедник говорит, что они должны охранять подданных от воровства, грабежа, поджогов, от всяческого насилия, а также от иудеев, язычников и еретиков (8, № 10, 23). «Вы, иудеи, вы, язычники, вы, еретики, — восклицает он в проповеди «О нижних землях и о верхних землях», то есть об аде и рае, — всех вас легко распознать по речам, все вы заодно с дьяволом и принадлежите нижнему царству» (8, № 18). Путь на небеса открыт для всех, будь то мужчина или женщина, молодой или старый, бедный или богатый, благородный или неблагородный, ученый или неученый, кроме иудеев, язычников и еретиков, коим путь туда закрыт (8, № 21). В другой упомянутой выше проповеди, «Как был поделен мир на двенадцать частей», из коих Бог взял себе две части рода людского, а дьявол завладел десятью частями, Бертольд включает в доставшуюся нечистому долю иудеев, язычников и еретиков, — «бесы, заберите их всех, ибо Господь в них не нуждается, как не нуждается он и в колдунах» (8, № 29). Однако дети иудеев, язычников и еретиков, которые умерли прежде, чем в их души проникло неверие, попадают в лимб, так же как и дети христиан, умершие без крещения, и единственная мука, ожидающая их в этом «предместье ада», состоит в том, что пребывающие в лимбе лишены возможности лицезреть Творца, хотя и эта мука ужасна (8, № 9, 20).
Вместе с тем существуют правила христианского поведения, которые следует соблюдать даже и применительно к неверным. Если ты обманул иудея или язычника, говорит Бертольд, твоей душе не будет спасения, и то же самое относится к обману графа, или рыцаря, или князя, — кого бы ты ни обманул своим трудом или ремеслом, ты — неверный обманщик (8, № 6). Подчинение общеобязательным социальным нормам, предписаниям права, с его точки зрения, важнее вероисповедных расхождений. В этом отношении проповеди Бертольда опять-таки отличаются от содержания латинских «примеров». Авторы последних, обличая и понося инаковерцев, готовы оправдать в отношении к ним любые насилия, обман и вероломство. Единственная детерминанта, направляющая рассуждения и наставления этих авторов, — ортодоксия. Между тем Бертольд руководствуется более разносторонними и близкими к жизни критериями.
О язычниках (по-видимому, имеются в виду восточные соседи Германии — славяне и прибалты, против которых в этот период осуществлялась широкая военно-феодальная экспансия) Бертольд подробно не распространяется. Больше и чаще говорит он об иудеях — их общины были разбросаны по многим городам Империи. Отрицательное отношение к ним определялось прежде всего вероисповедными причинами. В Талмуде, заявляет Бертольд, содержатся такие отвратительные вещи, что он предпочитает о нем умалчивать (см.: 8, № 25). Устойчивая характеристика иудея — «вонючий». Убеждение в том, что иудеи в силу своей связи с дьяволом (или вследствие того, что они сами воплощают дьявольское начало) пахнут адом, было широко распространено в Средние века (228, с. 48 и след.). Подозрительность в отношении к иудеям усиливалась и вследствие того, что им была дозволена ростовщическая деятельность — нечистая профессия, решительно осуждаемая, когда ею занимались христиане.
И тем не менее в установках Бертольда касательно иудеев коренится определенная двойственность. На них лежит сакраментальная вина в распятии Христа. Но вот что говорит проповедник, обращаясь к светским судьям. От насилия надлежит оберегать не одних только католиков: жизнь и имущество иудеев так же нужно охранять, как и жизнь и добро христиан, ибо и иудеи состоят в мире («приняты в мир», in den fride genommen). И если кто-нибудь убьет иудея, он должен принести покаяние и уплатить штраф судье, как если б убитый был христианином. Ибо император принял иудеев под свою защиту. Далее следует обоснование такого отношения к иудеям, далеко выходящее за рамки мирского права. По двум причинам христиане терпят иудеев в своем сообществе, продолжает Бертольд. Во-первых, «они были свидетелями мук нашего Господа, кои Он от них претерпел. Поэтому когда христианин видит иудея, то должен вспомнить: «Ах, ты один из тех, кем наш Господь Иисус Христос был замучен и пострадал из-за нашей
Нельзя не заметить, что в проповедях Бертольда вовсе отсутствуют обвинения по адресу иудеев, которые сделались стандартными в устах других проповедников того времени и послужили несколько позже поводом для жестоких расправ с ними, — обвинения в надругательстве над гостией, то есть в повторении мук Христа, воплощающегося в хлеб евхаристии, равно как и обвинения в убийстве христианских детей с целью ритуального употребления их крови. Бертольд не мог не быть осведомленным об этих инвективах; их нетрудно обнаружить в «Диалоге о чудесах» его современника Цезария Гейстербахского; встречаются они и во французских и английских проповедях и «примерах». В следующем поколении доминиканский приор Рудольф из Шлеттштадта оставит в своих «Удивительных историях» яркое свидетельство до предела обнаженного и воинственного антисемитизма, убежденно, с полной верой рассказывая о муках, которым иудеи Германии якобы подвергали «маленького Бога христиан» — тело Христово, и о похищениях и злодейских убийствах детей; этот автор нарисует жуткую картину широких еврейских погромов, прокатившихся во многих областях и городах Германии в 1298 г., причем нарисует ее с нерассуждающим сочувствием к погромщикам (43).
Позиция Бертольда не имеет ничего общего с подобными установками, Иудеи — враги христианской веры, и тем не менее они, как и христиане, пользуются защитой законов, император принял их под свое покровительство. Мало этого, францисканский проповедник в состоянии увидеть в обычаях и поведении иудеев не только негативные, но и позитивные стороны. Например, иудеи вернее соблюдают свои праздники, чем многие христиане, и к браку они относятся серьезнее христиан (8, № 19, 21). Предостерегая от «дурных мыслей и ложных речей вонючего иудея», Бертольд вместе с тем не одобряет тех глупцов, которые спихивают в воду маленького или старого иудея, разыгрывая шутовской обряд крещения (8, № 20). Бертольд ограничивается констатацией чисто теологических разногласий между христианами и неверными. Иудеев и еретиков удивляет, говорит он, как это Бог может превратиться в хлеб. «Горе тебе, проклятый еретик и вонючий иудей! Всемогущий Господь силою Своего слова сотворил твердь, и звезды, и землю. Даже соловей своим пением выводит птенца, и голос его дает ему плоть и кости. Но если Бог даровал ему подобную силу, то что же говорить о Нем самом?!» Ясно поэтому, что при словах священника Бог превращается в хлеб (8, № 20).
Трудно сказать, объясняется ли сдержанность Бертольда в отношении иудеев только его личными установками или же выражает особенности ситуации в Германии середины и начала второй половины XIII в., когда погром еще не стоял в повестке дня, но факт налицо, — он весьма далек от намерения пробуждать у своих слушателей активный и воинствующий антисемитизм.
Еретики же — это только враги, и у Бертольда Регенсбургского, как и у любого другого проповедника, никакой двойственности в отношении к ним ожидать не приходится. Их великое множество, говорит он, и одних лишь названий ересей — полторы сотни. Как бы они ни именовались — манихеями, патаренами, лионскими бедняками, арнольдистами или как-то еще (8, № 9), — их не зря называют ketzer (от katz — «кошка»), а не «собаками», «мышами», «птицами», «свиньями» или «козулями»: они подкрадываются, подобно кошкам (Бертольд охотно прибегает к подобным «народным этимологиям», столь популярным в ту эпоху). Пусть все остерегаются кошек, отравляющих воду, которой пользуются люди. Еретик так сладко говорит о боге и ангелах, что можно вообразить, будто он и сам — ангел, тогда как в действительности он — дьявол. «Лучше я год проведу в Доме, где находятся пятьсот бесов, нежели четырнадцать дней — в доме, где есть хоть один еретик», — заявляет Бертольд (8, № 25).
В другой проповеди он возвращается к этой же мысли. Еретики прячутся по углам и с помощью сладких речей стараются завладеть сердцами верующих, но душа еретика в тысячу раз зловреднее дьявола. «Если б я находит в течение четырнадцати дней в противоположном углу обширного дома, в коем находится еретик, так что я и не видал бы и не слыхал его, то все же я предпочел бы быть в одном доме с пятью сотнями бесов» (8, № 20). «Как еретик, — восклицает Бертольд, — ты здесь? Да будто воля Божья, чтоб не было предо мною ни одного из них Еретики не ходят в честные города, ибо там люди разуму и сразу же их распознают; охотнее они идут в хутора (wilern) и деревни (dorfen) и в особенности к детям, кои пасут гусей на лугах. Впрочем, Бертольд признает, что ересь распространяется и в городской среде, так как называет сапожников, ткачей, оружейников среди людей, зараженных ересью (8, № 25). Уловки еретиков таковы, предостерегает Бертольд, что они проникновенно рассуждав о боге, но в присутствии проповедника помалкивают, предпочитают тайком беседовать с простыми людьми (einvaltigen liuten). Этих последних он призывает сообщать о еретиках своим священникам, а те должны представить их епископу или судье (8, № 20, 9).