Средство от скуки
Шрифт:
Именно таких персонажей Кух хотел бы использовать на сей раз для совершения своих предоргаистических обрядов.
Тем временем Всеволод принес кофе, настоящий ароматный напиток, сваренный при помощи итальянского аппарата. Сделав жест секретарю удалиться, министр с наслаждением начал отпивать его из маленькой чашечки.
Он посмотрел на часы. Близился вечер. Никаких мероприятий и неожиданных вызовов на ковер сегодня ожидать не приходилось — в два часа дня губернатор улетел в Москву на заседание Совета Федерации Следовательно, сегодняшний день Кух мог провести в
Он не стал набирать номер Елены Николаевны, как это обычно делают любовники перед своим прибытием, — она обязана была всегда быть готовой к встрече с ним. Он накинул на себя плащ и вышел из кабинета.
— Вы совсем уходите, Арнольд Михайлович? — привстав со стула за компьютером, спросил его Всеволод.
— Да, и ты тоже можешь закругляться, если у тебя нет никаких дел, — ответил Кух и направился к двери выхода из приемной.
— Спасибо, всего доброго, — послышался ему в спину голос секретаря.
Еще находясь в прихожей квартиры своей любовницы, Кух почувствовал запах копченого сала, сладковатый запах тлена, в ряде случаев вызывающий отвращение, но в то же время неотъемлемо связанный с удовольствием. Какое неизъяснимое успокоение вызывает втягивание ноздрями запаха осенней листвы на улице, а квартиру теплый аромат, исходящий от сала, делает такой уютной и домашней.
Елена помогла ему снять плащ, он при этом поморщился и спросил:
— Это твоя хохлячка нарезала?
— Да, она постоянно что-нибудь жует, — ответила Елена Николаевна. — Говорит, что ей скучно и нечего делать. Уже два раза убрала квартиру. Привыкла в деревне работать, поэтому в городе ей трудно.
— А что же она не пойдет, не прогуляется?
— Боится выйти, — Почему? — удивился Кух, но внутренне остался доволен этим обстоятельством.
— Боится города — непривычно много людей. Боится заблудиться.
— Вот как? А что со стремлением устроиться секретаршей?
— Она ведет себя как маленький ребенок. Похоже, мне придется водить ее за ручку.
— Да она никогда не слезет с твоей шеи. Вернее, с моей, — усмехнулся министр. — Это же я тебя кормлю.
И он презрительно посмотрел прямо в глаза Елены Николаевны. Та вся съежилась, потом отвернулась и старательно начала пристраивать плащ на вешалку.
Кух прошел в гостиную и встретился глазами с Ларисой, которая сидела за столом и пила чай с печеньем.
Чай был только налит и был очень горячим: над чашкой вился пар.
— Ой, здравствуйте, — смутилась Лариса и чуть не пролила себе на коленки чай из блюдечка. — Вам чайку?
Она осторожно поставила блюдечко на стол и ожидающе уставилась на Куха.
Тот
— А вы тут, я смотрю, сальцем балуетесь?
— Да, — как-то испуганно ответила Лариса.
И в этом испуганном «да» для Куха сконцентрировалось выражение такой никчемности и зависимости, что у него внутри снова поднялась волна возбуждения. С одной стороны, этот образ вызывал у него тошноту и отвращение, но с другой — фантазии на тему садистских штучек, связанных с этой девкой, вызывали у него необыкновенное томление. Но это было лишь ожидание; реальное же впечатление от Ларисы, не подкрепленное уверенностью в том, что ее можно безнаказанно убить, оставляло лишь раздражение неудовлетворенности.
Вошла Елена Николаевна и тоже предложила Куху чаю. Он милостиво согласился и принял чашку из ее рук. В этом была не демонстрация отношения к Ларисе, а скорее следование своим внутренним установкам.
Он не воспринимал Ларису как личность — там просто не за что было зацепиться. Это была лишь не очень большая в количественном отношении биомасса, которая могла быть уничтожена в любой момент.
Но биомасса обладала вполне структурированными внешними особенностями. И они были важны для Куха, поскольку эстетический момент являлся основным для получения им сексуального удовольствия.
Ведь мучить будут именно тело — все остальное, что у нее внутри, было неважно. Да ничего там скорее всего и не было — по мнению Куха.
Замучить красивое тело, убить красивую женщину является благом. Тогда как жизнь некрасивой женщины вообще безразлична — она никому не может причинить зла, никого не может заманить в свою ловушку.
— Как у тебя настроение? — с внешней любезностью обратился Кух к Ларисе.
— Спасибо, хорошее, — ответила Лариса.
— Как тебе город?
— Да я его и не видела, города-то…
— Что так?
— Даже не знаю, куда пойти — я здесь ничего не знаю.
Кух внутренне рассмеялся по поводу беспомощных, неуклюжих фраз Ларисы — для него это было подобно красной тряпке для быка.
Он прихлебывал из чашки и как бы невзначай рассматривал телесную оболочку Ларисы. Узкие щиколотки, крепкие икры, правильной формы колени, аппетитные бедра. Тоненькую талию, казалось, можно было обхватить двумя руками. Миниатюрная грудь и выдающиеся сильные ключицы, тонкая шейка и длинные белокурые волосы.
— Да, не такими представлял я себе украинских женщин, — сказал вслух Кух, а про себя подумал: "Ну, настоящая ведьма из «Вия».
— А как вы их себе представляли? — с интересом спросила Лариса и зыркнула на него хитрыми глазами.
— Конечно же, крупными. Чтобы были кровь с молоком…
— Ой, мне многие говорили — что-то ты, Галочка, худая такая. У нас в деревне и правда считается, что красиво — это когда в теле, — затараторила Лариса. — А я такая тощая!..
«Кокетничаешь, сука? — с внезапной злостью подумал Кух. — Ну ничего, недолго тебе осталось. Интересно, надо ли с ней делать то же самое, что и с той? Да нет, эта вроде не очень раздражает своей болтовней».