Срез. Рассказы
Шрифт:
Чувство вины, муки совести, запоздалое раскаяние – достаточно причин осудить себя. Приговорить себя. Таким, как я, не место среди нормальных людей. И всё-таки охота разобраться напоследок. Где это началось? Когда? Думаю, в пионерлагере, на юге. Курьёзная петля – я возвращаюсь в точку А.
Меня зовут Галя. Это я помню точно. Здесь они все называют меня Галя. Хорошее имя, а главное – редкое. Непроизносимое татарское отчество я сменила ещё в школе. Папа едва ли обиделся, хотя мне начихать. Он к тому времени нас бросил. Галина Михайловна – звучит неплохо. Годится для завкафедрой или декана. Однако я не стала ни тем,
Я знала – моим научным руководителем будет только он. Самый умный преподаватель, лекций никто не пропускал. Плюс у Антона все защищались, даже высокие блондинки. Этих кукол, в смысле аспиранток, у него тогда было четверо. Одна хвалилась, что уже переспала с Антоном. Остальные пока мечтали. Я хоть и шатенка, данными Бог не обидел. Класса с восьмого говорили: похожа на Одри Хепбёрн. Лицом – да, но фигура у меня богаче. Из фильмов подучилась кое-чему. Поначалу он меня не видел. Ещё бы, такие вешалки рядом. Я из любопытства включила Одри: элегантная простота, узкие юбочки, наивный взгляд. И бимбы отодвинулись в тень. Кроме того, у меня в голове не пластик.
Я не то чтоб увлеклась им как мужчиной. Невысокий, плотный. Очки – самая заметная часть лица. Всё это имело значение, пока Антон не откроет рот. Уболтать он мог хоть книжный шкаф. Мне-то в смысле экстерьера было из чего выбирать. Но особи попадались убогие. Весь из себя Орландо Блум, а получит гостинец – и в спячку. Самцы. Антон не такой, я это сразу поняла. Ему, кроме секса, много чего надо. Например, познакомиться (шутка). И мне.
Ухаживал ненавязчиво, без пафоса и спешки. Это и ухаживанием назвать трудно. Гуляли, беседовали. Кофе, стихи, театр… Он много рассказывал, чего на лекциях нельзя. Про диалоги Гумилёва и чекиста Якобсона. Про душевную болезнь Цветаевой и самопиар Ахматовой. Про тайный шкафчик в кабинете Блока… Когда Антон говорил, его не хотелось перебивать или спрашивать. Хотелось одного: чтобы это не кончалось как можно дольше. И в постели тоже, хотя в другом, конечно, смысле. Вышло у нас так.
Поехали в Ленинград с друзьями, вчетвером. Прибыли вечером, Антон с хозяевами на кухне заболтался. Сокурсники его, кажется. Квартира огромная. Комнаты три, почти без мебели и жутко запущенная. Антон проговорил всю ночь, я заснула. Наши друзья удалились в соседнюю комнату. Видимо, занимались сексом. Утром хвалили меня за крепкий сон. Ну, поехали в Петергоф. Июнь, белые ночи, сирень. Музыка, солнце и фрейлины в шелках…
Помню состояние нереального счастья. Антоша увивался, пытался брать за руку. Языком молол безостановочно. Об истории города, дворцов, кто что строил и переделывал. Даже фонтаны знал, как называются. Он был звезда, только детсадовского типа. Не знаю, как лучше сказать.
Видимо, решил меня дожать. Вечером пошли на стриптиз. Это по-другому тогда называлось. Театр какой-то, но сильно откровенный. Антон купил мне розу за двадцать пять рублей, сумасшедший. Он почти двое суток не спал. Я раньше не видела, как стриптиз влияет на мужчин. Оба возбудились, у Антона появилось в глазах что-то такое странное… Теперь я знаю, что это. Похоть.
В квартире друзья наши снова потерялись. Антон поведал душещипательную историю: якобы у него было только раз. С методисткой из пионерлагеря. Она его заманила в комнату, дала водки. И он неотчётливо помнит, как там случилось и удалось ли. Это трагедия – в двадцать семь лет не знать, мужчина ли он и так далее. Короче, убедил. Он стал ей дорог тем, что жил в тревогах. Она ему – участием своим. Секс был хороший. Понравился мне намного больше, чем… Неважно. Там просто лежала бревном, чтоб не отвлечь кое-кого от важных дел. Антон меня приятно удивил.
– А говорил, опыта мало, – пошутила.
Он тоже усмехнулся:
– Книги надо читать, девушка. И не только для
Утром он задал надоевший вопрос:
– Знаешь, на кого ты похожа?
– Конечно, – говорю, – на Одри Хепбёрн.
– Нет, – Антон надел очки, – ты похожа на девушку, рядом с которой я хотел бы просыпаться каждый день. Воспитывать общего ребёнка. Детей.
– И роди богатыря мне к исходу сентября.
Антон на секунду задумался.
– Времени мало. Лучше так. И роди мне… короля в середине февраля. Попытаемся?
– Только не сейчас.
К середине февраля он стал мне изменять. Или чуть раньше, не суть. Беременность и роды украшают дам только в фантазиях идиотов. И характер улучшают там же. Чем не повод сходить налево? А выдаёт запах. Женский нюх, и так чувствительный, обостряется до сумасшествия. Особенно если муж пахнет грязными девками. Антона стали чаще посылать в командировки. Конференция, семинары, выездные лекции… Устроить это при его связях было легко. Возвращался довольный, с цветами, подарками. И с запахом чужого. Мне это померещилось, – внушала я себе. – Мне померещилось. У меня лучший муж на свете. Много работает, хорошо получает, всё несёт домой. Не пьёт, любит дочь…
В этом самогипнозе я жила пятнадцать лет. Без малого пятнадцать лет! Согласилась на второго ребёнка. Антон уговорил стать домохозяйкой. С помощью родителей купили двушку на спальной окраине. Начали откладывать Кате и Андрюше на университет. Дочь мечтала о филфаке МГУ… Глянец, а не семья: известный профессор, молодая жена, красивые, смышлёные дети. После того как он заразил меня весёленькой болезнью, спали врозь. На приёме в больнице чуть не сдохла от стыда, думала: убью. Но смолчала. Только попросила его больше меня не касаться.
Когда появились цыгане, я была дома одна. Услышала неместный гам на лестничной площадке. И лай. Я посмотрела в глазок. Цветасто одетые люди кричали невнятно соседям через дверь. Вот же напасть… Опять менять домофон. Вдруг быстро надвинулось чьё-то лицо. Тёмный глаз встретился с моим. И я отомкнула замок.
В элитный пионерлагерь меня рекомендовали как лучшего студента. Вожатых набирали из многих педвузов страны. Разумеется, я согласился. Целое лето на море! На всём готовом плюс зарплата. К несчастью, мне достался старший отряд. Линия между вожатыми и подопечными здесь тонка, почти размыта. Девятиклассники-акселераты. Светловолосые модельки с наивными лицами и загорелыми конечностями. Низко расстёгнутые блузки, высоко обрезанные шорты. Отшлифованные морем и солнцем ноги… Воздух был отравлен кокетством, запретными намёками, страстями. Звон цикад мешал уснуть. После отбоя мальчики лезли к девочкам, но чаще наоборот. Сохранять невозмутимость мне удавалось с трудом. Отрядные лолиты то и дело пытались убраться в моей комнате. Когда на дискотеке объявляли белый танец, мне приходилось скрываться. Помню, ехали в автобусе с уборки яблок. И первая мисс лагеря, Даша Бессчастная, якобы не отыскав сиденья, уселась ко мне на колени.
Самоудовлетворение мне не помогало. Не помог даже роман с методистом Ангелиной. Возможно, потому, что она была невысокой и тёмненькой. А ещё – слишком быстро и украдкой приходилось действовать. Неуставные отношения между персоналом грозили отчислением. Не говоря уже про отношения персонала с воспитанниками. Даже намёк мог сломать жизнь. Думаю, тогда во мне поселилась это болезнь. Фиксация на юных блондинках модельного типа. Все мои шлюхи такие. И все студентки тоже, которых поимел. Сначала они были моложе вдвое. Затем – втрое. Правильно – жёны стареют, а студентки второго курса – никогда. Я знаю, что использовал статус профессора, власть. Тем не менее любил их, как ни дико это звучит.