Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
— Вы сегодня что-то слишком веселы.
— Оставьте ваши подозрения. Кабаки еще закрыты. Моя экзальтация чисто интеллектуального свойства. Духовный подъем. Вы смогли уловить эманацию моего мозга вследствие ее необычайной интенсивности.
— Ну ладно. Давайте-ка садитесь и выкладывайте, в чем дело. Предчувствую хорошие новости.
— Не то слово. Новости чудесные, изумительные, великолепные.
— Нет, вы все-таки слегка хлебнули, не отпирайтесь.
— Сегодня утром я не смог бы выпить, даже если бы очень хотел. Радость буквально переполняет меня.
— А значит,
— Да. Правда, это случилось несколько позже, чем мы думали. Первые месяцы все шло нормально. Генрих, не упомянув ни слова о принцах, женился на их старшей сестре и взял бразды правления в свои руки. Поддержанный своими приспешниками, он добился отмены акта, которым все они осуждались за измену, а Генрих лишался права наследовать престол, и сам провел в парламенте акт, осуждающий теперь уже Ричарда и верных Ричарду дворян в измене и приговаривавший их всех к конфискации имущества и лишению наследственных прав, — помните его трюк с переносом даты? Одним махом Генрих избавился от врагов и заметно пополнил казну конфискованным имуществом. Кройленд-ский монах был шокирован до глубины души; он писал: «О Боже! Разве могут теперь английские короли рассчитывать на поддержку дворян в бою, если их верные рыцари в случае поражения могут быть лишены состояния, наследственных прав и самой жизни!»
— Он, видно, забыл о национальном характере соотечественников.
— Угу. А ведь ему следовало бы знать, что англичане этого дела так не оставят. Может, он был иностранцем? В общем, все шло нормально — с поправкой на то, что у власти стоял Генрих Тюдор. Его короновали в августе 1485 года, а в январе следующего он женился на Елизавете. Их первенец родился в Винчестере, во время родов с дочерью была мать, она присутствовала также на крестинах принца. Осенью, после крестин, вдовствующая королева возвращается в Лондон. А в феврале, нет, вы только послушайте, в феврале ее заключают в монастырь, где она остается до самой смерти!
— Элизабет Вудвилл?! — изумленно воскликнул Грант. Чего-чего, но уж этого он никак не ожидал.
— Вот именно. Элизабет Вудвилл, мать принцев.
— А может, она сама решила уйти в монастырь, вы об этом не подумали? — спросил Грант через пару минут. — Знатные дамы поступали так довольно часто, когда им приедалась светская жизнь. Там от них самоотречения не требовали. А с деньгами можно было жить вполне прилично.
— Прежде чем отправить Элизабет в монастырь в Бермондси, Генрих обобрал ее до нитки. Заточение вдовствующей королевы стало сенсацией. По мнению современников, это было «чрезвычайное» событие.
— Действительно, событие из ряда вон. Невероятное событие. Генрих как-то объяснил свое поведение?
— Угу.
— За что же он ее так?
— За приверженность Ричарду.
— Шутите?
— Нисколько.
— Это официальная версия?
— Нет. Так объясняет заточение Элизабет Вудвилл придворный историк.
— Верджил?
— Да. В постановлении совета говорилось просто: «вследствие разных причин».
— Вы ничего не путаете? — недоверчиво спросил инспектор.
— Все точно. Именно так: «вследствие разных причин».
Помолчав, Грант сказал:
— Да, он не умел находить оправдания своим поступкам, не было таланта. На его месте я бы придумал с десяток убедительнейших доводов в пользу монастыря.
— Может, ему было все равно, что думают о нем окружающие, вероятно, он считал всех, кроме себя, последними идиотами. На ее приверженность Ричарду он не обращал внимания добрых восемнадцать месяцев — с тех пор, как занял его место. Элизабет Вудвилл как сыр в масле каталась. Генрих ублажал ее изо всех сил, даже дарил имения и ценные подарки — при его-то скупости.
— По-вашему, какова истинная причина ее заключения в монастырь? Есть у вас соображения на этот счет?
— Знаете, я сделал еще открытие, оно может и вас натолкнуть на мысль. Лично мне пришла в голову грандиозная идея.
— Так что вы там раскопали?
— В июне того самого года…
— Какого «того самого»?
— Тысяча четыреста восемьдесят шестого. Когда Елизавета вышла замуж и родила в Винчестере принца Артура, мать тогда была с ней.
— Понял. Давайте дальше.
— В июне того самого года король даровал сэру Джеймсу Тир-релу общее помилование, то есть прощение всех вольных и невольных прегрешений. Это случилось шестнадцатого июня.
— Что ж такого! Получение помилования ровным счетом ничего не значит, в то время это широко практиковалось. Такое помилование получали по окончании той или иной службы. Или когда приступали к новой. Помилование освобождало от ответственности за прошлые грехи, чтобы впоследствии нельзя было вменить человеку в вину его действия при исполнении поручения.
— Да, конечно. Я это знаю. Меня удивило не первое помилование, которое получил Тиррел.
— Первое? Неужели было и второе?
— Да. Вот что удивительно. Джеймс Тиррел получил вскоре второе помилование. 16 июля 1486 года — то есть ровно через месяц.
— Вот как, — задумчиво произнес Грант. — Не может быть.
— Случай невероятный. Я обратился к одному пожилому ученому — в Британском музее мы сидим рядом, он занимается историческими архивами и не раз мне помогал, — так вот он сказал, что ни разу в жизни не встречал ничего подобного. Я показал ему два абзаца в «Воспоминаниях Генриха VII». Он пришел в дикий восторг.
— Шестнадцатого июня Тиррел получает общее помилование. Шестнадцатого июля снова получает помилование. Элизабет Вудвилл, мать принцев, после крестин внука, примерно в ноябре, возвращается в Лондон. А в феврале ее пожизненно заключают в монастырь, — задумчиво произнес Грант.
— Впечатляет, не правда ли?
— Да, поневоле призадумаешься.
— По-вашему, это его работа? Тиррела?
— Очень может быть. Найденный нами сбой в ритме придворной жизни по времени почти совпадает с невероятным событием в жизни Тиррела. Кстати, когда об исчезновении принцев заговорили открыто? Вслух?
— В самом начале царствования Генриха Седьмого.
— Да, все сходится. Тем самым разрешается загадка, от начала следствия не дававшая нам покоя.
— О какой загадке вы говорите?