Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
— Все равно, веру в исторические изыскания я потерял навсегда.
— Нет правил без исключений, — с характерным для него упрямым здравомыслием заметил Уильямс. — Королева Виктория существовала на самом деле, и войска Юлия Цезаря побывали в Британии. Был также год тысяча шестьдесят шестой и нормандское завоевание.
— Лично у меня появились серьезные сомнения относительно тысяча шестьдесят шестого года. Значит, дело в Эссексе закончено. Что представляет из себя преступник?
— Тот еще мерзавец. В девять лет приучился таскать сдачу у матери, а она — будто так и надо. Лет до двенадцати его еще можно было спасти, задав хорошую трепку.
И он удалился, здоровый, розовощекий и уравновешенный, как и положено человеку, которого в детстве не забывали пороть — для его же пользы.
Грант страстно ждал гостей из внешнего мира, куда он вскоре вернется, и очень обрадовался, услыхав знакомый, чуть слышный стук в дверь.
— Входи, Брент, — весело закричал инспектор.
И Брент вошел.
Но это был совсем другой человек, не похожий на того, с которым Грант расстался несколько дней назад. От бьющей через край радости не осталось и следа. Брента словно подменили. Он больше не был пионером, разведчиком новых путей.
Перед Грантом стоял тощий паренек в слишком длинном и слишком широком пальто. Его молодость, незащищенность, его отчаяние бросались в глаза.
Грант с беспокойством глядел, как нетвердой походкой он шел через комнату. Из кармана пальто больше не торчала кипа бумаг.
Ну что ж, с философским спокойствием подумал Грант, мы неплохо позабавились. Но всему приходит конец. Их исторические исследования нельзя принимать всерьез. Что в конце концов могут доказать дилетанты? Все равно как если бы в Скотланд-Ярд пришел сыщик-любитель и походя разрешил загадку, поставившую в тупик профессионалов. И почему он считает себя умнее историков? Ему хотелось доказать самому себе, что он умеет читать по лицам, хотелось как-то оправдать свою промашку: ведь он поместил за столом судьи человека со скамьи подсудимых. Но нравится ему или нет, пора наконец признать свою ошибку. Так ему и надо. Возможно, в глубине души он слишком возгордился своим чутьем.
— Здравствуйте, мистер Грант.
— Здравствуй, Брент.
Бренту потяжелее, чем ему, в молодости еще веришь в возможность чуда. И продолжаешь удивляться, что мыльные пузыри все-таки лопаются.
— Ты мне что-то сегодня не нравишься, — радушно обратился инспектор к юноше. — У тебя неприятности?
— Все пошло прахом.
Каррадайн уселся на стул и уставился в окно.
— Проклятые воробьи, как только вы их терпите! — раздраженно заворчал он.
— Да что такое? Обнаружилось, что и до гибели Ричарда все и всюду толковали о смерти принцев?
— Не то слово.
— Что-нибудь проскользнуло в печати? Или в письме?
— Не в том дело. Случилось кое-что похуже. Гораздо более существенное. Не знаю, как и сказать. — Он сверкнул глазом в сторону ссорящихся воробьев. — Чертовы птицы. Мистер Грант, мне не придется писать книгу о Ричарде.
— Почему, Брент?
— Потому что все давным-давно известно. Все и всем.
— Как «все»? О чем всем известно?
— Что Ричард не убивал племянников.
— Не может быть! И давно?
— Не одну сотню лет.
— Ну-ну, соберись с духом, парень! О каких сотнях лет ты толкуешь? Ричард умер менее пятисот лет назад.
— Ну и что. Все равно уже несколько веков всем известно, что он не виноват в убийстве принцев.
— Хватит причитать! Что ты заладил одно и то же! Так когда все-таки это случилось? Когда реабилитировали Ричарда?
— Чуть только это стало возможным.
— Я спрашиваю: когда?
— После смерти Елизаветы, последней в династии Тюдоров, то есть лишь только появилась возможность говорить об этом свободно.
— Значит, при Стюартах.
— Ну да. Впервые в защиту Ричарда выступил некто Бэк, в семнадцатом веке. В восемнадцатом — Хорас Уолпол. А в девятнадцатом — Маркем [161] .
— Ну а кто в двадцатом?
— Насколько мне известно, никто.
— Так кто мешает это сделать тебе?
— Как вы не понимаете? Это же совсем не то. Это уже не будет ВЕЛИКОЕ ОТКРЫТИЕ.
Два последних слова он так и произнес, как будто они так и пишутся заглавными буквами.
161
Бэк, Маркем — малозначительные английские писатели. Уолпол, Хорас (1717–1797) — известный английский писатель, стоял у истоков готического романа. Его перу принадлежит «Исследование противоречий в исторических источниках, посвященных жизни и царствованию Ричарда Ш».
Грант, глядя на него, улыбался.
— Ну-ну. Трудно рассчитывать, что великие открытия ждут нас за каждым углом. Ладно, пусть не ты первый реабилитировал Ричарда, но стоит ли из-за этого отказываться от участия в крестовом походе?
— В каком крестовом походе? О чем вы?
— Иначе как крестовый поход не назовешь. Тебя ждут жестокие битвы, дружище.
— И где же противник?
— Тонипанди — вот твой противник.
Тут и Брент улыбнулся. Как человек, до которого вдруг дошел смысл рассказанного пять минут назад анекдота.
— Тонипанди! Ужасно глупое слово.
— Три с половиной века длятся попытки реабилитировать Ричарда, тем не менее школьные учебники продолжают утверждать, что Ричард — убийца, слово в слово повторяя расхожую сплетню и не приводя никаких доказательств. Так что поход против Тонипанди продолжается. Пора браться за дело, парень.
— Но что я могу сделать там, где потерпели поражение такие выдающиеся писатели, как Уолпол?
— Вспомни старую пословицу: «Капля камень точит».
— Ох, мистер Грант, я чувствую себя слабее самой маленькой капли.
— Должен признаться, ты и выглядишь соответственно. Впервые вижу, чтобы так себя жалели. В таком настроении ты не сможешь справиться с британскими читателями. А ведь тебе придется несладко.
— Потому что это моя первая книга?
— Не в том дело. Зачастую первая книга получается лучше всех остальных, ведь в нее вкладывают всю душу. Но нападок на тебя будет много. Судить о том, что ты написал, примутся даже те, кто, закончив среднюю школу, не прочитал ни единой исторической книги. На тебя посыплются упреки в намерении «обелить» Ричарда, именно «обелить», так как это слово, в отличие от «реабилитировать», звучит двусмысленно. Те же, кому случалось заглядывать в Британский энциклопедический словарь, сочтут, что разбираются во всем куда лучше, чем ты. Они церемониться не станут и не оставят на тебе живого места. Ну а историки-профессионалы попросту проигнорируют и тебя, и твою книгу.