Срочный груз из прошлого
Шрифт:
Вова вдруг остановился на безлюдном перекрестке.
«Адрес помнишь? — спрашивает он. И уточняет: — Адрес твоей подруги, или кто она там…» Я киваю. Вова удовлетворенно фыркает и произносит: «Немедленно дуй туда и сиди там тихо. Лады?» И, не получив ответа, бесследно исчезает за пеленой измороси, совсем как недавно доктор Ландберг.
Желтые глаза светофора периодически вспыхивают, освещая пустое пространство по обе стороны дороги. Мокрый асфальт отражает и эти желтые вспышки, и свет редких уличных фонарей. На улице — ни души.
Я трясу головой, убеждаюсь, что более или менее в норме, если не считать того, что мой костюм промок почти насквозь, а в ботинках хлюпает. Странно, я совсем не
Ловлю себя на том, что почему-то иду в сторону дома, где живет моя бывшая жена. С ней, однако, то есть, с гражданкой Лоскутовой В. И., я давно разведен и, надо полагать, она меня не ждет. И вообще, у меня сейчас новая семья, если можно так сказать…
Несколько минут стою под светофором, соображая, в какую сторону нужно идти, и делаю несколько шагов по направлению к тому дому, в котором находится квартира, где я временно проживаю у гражданки Томилиной Т. А. Слава Богу, это рядом…
Поворачиваю за угол дома, оглядываюсь назад и замечаю быстро исчезнувшую неуклюжую фигуру. Чувствую противный, скользкий страх и быстро забегаю в знакомый подъезд. Только здесь до меня доходит, что это был Вова.
Медленно перевожу дыхание. Мокрые волосы слиплись, капли воды стекают с них на лицо и за шиворот. Чувствую, что меня начинает бить озноб. Скорее наверх, разбудить Таньку, может быть, она не слишком перепугается. Горячим чаем, во всяком случае, напоит…
Я делаю несколько шагов к лестнице, но вдруг останавливаюсь. Я вспоминаю, что меня долгое время накачивали наркотой и, как предупреждал Ландберг, скоро может начаться ломка. Быстро убираю ногу со ступенек. Что угодно, только не это! Пусть Танька увидит меня с разбитой мордой, пьяного в дрезину, с вокзальной шлюхой в ее постели, но только не то, каким я буду через несколько часов! Я слишком хорошо помню, как еще на первом курсе с моей тогдашней подружкой Риткой мы делали «лесенку» ее брательнику, умудрившемуся сесть на иглу, и как он выл каждый вечер, и как ему приходилось связывать руки и ноги, и как он грыз ножку стула… Выбегаю из подъезда и, оглянувшись — не стоит ли где поблизости Вова? — стараюсь побыстрее скрыться в темноте двора.
Самолет вышел из полосы облаков, в иллюминаторы ворвался ослепительный солнечный свет, и я, устроившись поудобнее в кресле, приопустил затемняющую шторку и посмотрел влево, на своих соседей. Рядом маялся какой-то старый боров, видимо, он ужасно перенес взлет, надо полагать, при посадке ему станет совсем худо. У прохода, небрежно забросив ногу на ногу в бежевых брючках, уткнулась в книгу симпатичная девчонка. Студентка, наверное. Отличница. Черт, неужто нельзя сделать так, чтобы они поменялись местами?..
Я страшно люблю летать на самолетах, жаль только, что не часто приходится. Хорошо, если в процессе полета рядом окажется хороший собеседник, а еще лучше собеседница. Кстати, с Танькой я познакомился именно в самолете…
Ладно. Все-таки не на курорт лечу. Я открыл папку и начал просматривать документы. Передо мной лежали три копии — накладной, дорожной ведомости и этого чертова акта общей формы. Ну, акт меня пока мало интересует, «дорожка» — тоже, а вот с накладной можно ознакомиться и посерьезнее.
Так, форма междуведомственная, погрузка, скорость перевозки, прочая шушера-мушера. Упаковка — контейнер № 599 074 126, наименование груза — тара возвратная… Тарифные отметки, отметки водного транспорта… Стоп. Почему не указано, что составлен акт? Непонятно, однако. Ладно, это меня не касается, не мое дело. Пусть у патрона голова болит.
Краем глаза я увидел, что старый боров наклонился к уху девчонки и стал что-то ей нашептывать. Ага, местами меняются. Бедолаге, наверное, совсем плохо.
Усаживаясь в кресло «Б», девчонка взглянула в мою сторону, и, по всей видимости, моя улыбка, которую я постарался изобразить, произвела на нее какое-то впечатление. Она сразу — в книжку. Ах, какая интересная книжка! Особенно верхняя строка левой страницы. Даже уши малиновые стали. И щеки. Интересно, живет она в Сургуте или в гости к кому собралась?
Раздумывая так и уже начав строить планы, я вдруг вспомнил про Таньку. Хорошо бы знать, чем она вздумает заняться, пока меня нет? Разумеется, она отлично знает, что, кроме нее, у меня никого нет, а тот случай в поезде, конечно, не в счет, и та поездка в Красноярск, — тоже, и она об этом тоже знает. И догадывается о том, что я все знаю про нее. У нее тоже, кроме меня, никого нет, если не считать какого-то там троюродного, по ее словам, брата. Но я, правда, отлично знаю, что никакой это не троюродный брат, а третий штурман с «Плотовода» — зимой я с ним водку пил… В конце концов, я тебе не муж, ты мне не жена, но я от тебя уходить не хочу, да и ты меня не захочешь отпустить, так что пусть пока так все и остается. Связываться нам официально — пустой номер. Об этом красноречиво свидетельствуют штампы в моем паспорте, и такие же точно штампы в твоем. Правда, с меня еще и высчитывают, а ты оказалась осторожнее…
— Девушка, — обратился я к соседке, — у вас случайно не найдется еще какой-нибудь книжки? А то я с собой что-то не догадался прихватить.
Ее ушки стали совсем огненными. Бумажку поднесешь — вспыхнет. Я немного сменил тактику:
— Первый раз в жизни повезло: самолет вовремя вылетел.
Девчонка молчала, по-прежнему читая ту же строчку.
— Это, наверное, потому, что пилоты заметили вас, — начал я напрямую, — и решили: будь что будет, а доставим девушку вовремя…
Девчонка повернулась в мою сторону. Взгляд ее говорил: «Не знаю, кто там кого доставляет, но меня эти постоянные заигрывания в транспорте достают здорово». Сама вслух все же сказала:
— Да?.. А я-то думала, это потому, что погода хорошая…
Банальщина, но что поделаешь? Я тоже похвалил погоду и меньше чем через десять минут уже знал, что девчонку зовут Наташа, что живет она вообще-то в Сургуте, а в том городе, откуда мы летим, она жила у своей старой тетки, пока были занятия в институте. Домой она долго не могла дозвониться, наверное, родители на даче или еще где, так что теперь она летит в Сургут на свой страх и риск. Я, конечно, посочувствовал и предложил свою помощь. Она не стала говорить ни «да», ни «нет», я сменил тему разговора, и так мило мы протрепались почти весь полет, пока не вспыхнуло табло с известной надписью.
Толстый боров сразу же стал наливаться зеленой краской, и я поинтересовался у Наташи, как она относится к посадке.
— Ой, замечательно! — воскликнула она. — Знаешь, как здорово!
— Абсолютно согласен.
Нас попросили пристегнуть ремни, теперь уже в устной форме, и вскоре самолет начал проваливаться.
— Ух! — выдохнула Наташа.
— Тащишься? — спросил я.
— Ага! Давай тащиться!
— Давай… — согласился я.
В Сургуте я провел три чудесных дня. Пять раз сходил в кино, то есть ровно в пять раз больше, чем за год жизни дома. Встретил двух приятелей, знакомых еще по рабфаку, попил с ними пивка и даже водочки, хорошо зная, что вечернего скандала, учиняемого женской стороной, ждать не нужно. Кайф! Пришлось, правда, проглотить не меньше кубометра едкой желтой пыли, тучи которой постоянно носятся по этому городу, вызывая вполне заслуженные проклятия. А что касается Наташи, то, проведя у нее одну ночь, я решил больше с ней не встречаться. Слишком хорошо мне было известно, чего можно ожидать от таких вот студенток-отличниц, которые любят тащиться…