СССР-2061. Том 9
Шрифт:
— Зонд? Автономный рабочий зонд? Зачем тебе? От прямого ответа Ильмар уклонился.
— Нашел кое-что интересное, хочу проверить.
— Ладно, бери. Только имей в виду, там фланговая цапфа может клинить, так ты, Карлыч, ее того, молотком…
— Спасибо, что предупредил. Учту. И он двинулся дальше, и тут же, слышу, встретил радиомеханика Филипенко.
— Алексей. Я тебя искал. Можешь выделить мне наружный блок для скрининга?
Я пошел дальше. Что он отыскал, пока мы спали? Ильмар обычно старательно делает вид, будто он очень
Скудость ресурсов в дальних экспедициях требует совмещать профессии. Я, например, не только инженер по вспомогательной технике, а еще и нештатный техник бригады геологов. Оттого помимо текущего регламента ремонтных роботов, помимо рихтовки обшивки и прочих дел, на мне еще и сортировка образцов последней партии, и подготовка своей части отчета.
Не знаю почему, но нынче всюду принято ныть: «ах, работа обрыдла! ох, рутина заела! о-о, скорей бы пятница!» Многие даже стесняются вслух признаться, что работа нравится. А я не стесняюсь. Я свою работу люблю. У нас на борту общение хорошее. Я такое ценю, кто бы что ни говорил. И от тоски, помимо прочего, отвлекает.
Часов шесть я работал, не поднимая головы, потом спохватился, настало время обеда. Оправился в кафе.
Заказал суп с фрикадельками, беляши, чай, салат; уселся, пью компот. За соседним столиком доцент Ахалбегян по телефону разговаривает:
— …ты, брат, не по адресу. Спросил бы лучше у аквалангиста, какого-нибудь, или у балерины. А я кто? обычный астрофизик; откуда у меня данные по метеоритным скоплениям? Хорошо, загляни на мой рабочий стол, кое-что есть, сейчас открою… Слушай, Ильмар, какой ты нудный! Сам найдешь, не маленький. Не за что. Бывай! Смотри-ка. Ильмар-Карл прямо-таки везде успевает.
После обеда я пару раз сыграл с ребятами в настольный теннис, передохнул, облачился в рабочий скафандр и полез на обшивку, гонять роботов по свежим вмятинам, по антеннам, да локаторам. Это называется «работа на свежем воздухе». Вернулся, доложился на мостик, и пошел отдыхать. Проспал часов, наверное, девять, если не десять. Раскрыл глаза. Опять я наедине с иллюминатором.
Ждать нам еще долго. Потом под хрип «ух ты, мы вышли из бухты» снова прыжок, возвращение в порт приписки, всплеск работы, разгрузка, отчеты, камеральные работы.
Но это потом, а сейчас – тоска. В такие минуты мне почему-то представляется океанский порт времен пароходов. Серое небо сливается с серым морем, вдали устрашающие волны у гранитного волнореза расходились так, что кажется, будто это сам волнорез качается на них вверх-вниз; в ржавые бочки на рейде вцепились тросами приземистый устаревший броненосец, жуткое корыто с арестантами, чумазые углевозы… И качается на стылой волне переделанное из старого тральщика научное судно, с пузатым водолазным ботом на корме.
И от волны у стального штевня, до низкого неба, все серым-серо, лишь на борту водолазного ботика нарисован зубастый красный дракончик с трезубцем в лапе. На счастье. Сотни лет проходят, ни черта в жизни не меняется.
Или меняется? Сами-то мы меняем хоть что-то в этой жизни, черт нас побери? Ладно, хватит нагонять на себя тоску. Пошел в бассейн, бросился в прозрачную голубую воду и плыл, плыл… Взад-вперед. Проплыл, пожалуй, километр, вылез на то же место. А, ни черта не меняется. В душевой после бассейна услышал чей-то диалог:
— … пыль? сам ты «пыль», тоже мне, специалист! Это метеоритный поток. Маленький, километров триста в наибольшем диаметре, и полста в наименьшем. Совсем рядышком с нами, на маршевых на зонде – часов пятнадцать-семнадцать туда и обратно.
— И что ему там надо?
— Говорит, при спектральном анализе что-то интересное разглядел.
— Ох уж эти мне флибустьеры и авантюристы…
— Мужики, — не утерпел я, — вы не про Ильмара, часом?
— А, — обрадовался кто-то, — он и тебя зацепил?
— И меня зацепил. Похоже, геохимия на месте не стоит.
— Это точно. Выбрался из душа, направился в отсек техобеспечения на планерку.
Совещания нашего отдела проходят в обычной рабочей обстановке – взаимные обиды и претензии, склоки, свары, подначки, а изредка даже пару слов по делу. А у кого не так?
Под конец кто-то помянул Ильмара. Тот, оказывается, не только меня и Леху раскулачивал.
— … на прослушке перекрыл все частоты!..
— … совсем с ума сошел, кодировщик с меня требовал. Я ему говорю, ты что, говорю, Карл? Чего тебе кодировать-декодировать? Иди, говорю, камушки ковыряй… Любопытно. Но тут начальнику это надоело, и он совещание распустил. Все разошлись кто куда. А до нуль-прыжка еще куча времени.
Я шагал куда глаза глядят. Можно было бы вернуться в каюту, но спать не хотелось, а оставаться наедине с иллюминатором не хотелось и подавно. В нем все та же чернота. Где-то рядом с нами летит, спешит из ниоткуда в никуда поток метеоритов, бессмысленный поток мертвых, огромных никчемных глыб. Несется он года, века, тысячелетия, сквозь сотни, тысячи, миллионы километров.
Все-таки не по себе мне как-то в глубоком космосе. А ведь у нас еще куда какой неплохой коллектив. Нормальные люди, неглупые, интересные, не шкурники. Даже и не знаю. Я бродил с полчаса, и вдруг звонит мне Ильмар.
— Геннадий! Я тебя искал. Ты свободен?
— Свободен…
— Приходи сюда в клуб, у меня… тут… А, не могу даже объяснить. Приходи, сам посмотришь. И отключился. Что там могло произойти? Да ничего.
Ерунда какая-нибудь. Редкий природный сплав, наверное, или еще какая-то чепуха в этом роде. В жизни бы не пошел, но… куда еще пойти?
В клубе уже человек двадцать. Ильмар-Карл что-то взволновано разъясняет пятерым или шестерым вокруг него, остальные сбились в кучки, оживленно дискутируют. Что к чему – непонятно.