СССР: вернуться в детство 2
Шрифт:
Вот и сейчас он вышел на балкон — конфету «покурить». Женя не курил совсем (какое счастье, а!), но вышел тоже. Я сидела на диване на противоположном конце комнаты и наблюдала сквозь тюль, как они разговаривают. Тихо совсем, конспираторы.
— А тебе, Оля, может быть телевизор включить? — спросил над ухом резкий бабы Люсин голос. Я посмотрела на неё:
— Благодарю вас, но я предпочитаю более интеллектуальное времяпрепровождение.
Простите, вырвалось. А у вас бы тоже
Бабка сощурилась с эдаким «х-м-м-м…» В сочетании с голубыми тенями и огромным (огромным!) шиньоном (как она его носит, вообще…) впечатление производило совершенно убийственное. В пятидесятых годах она, наверное, была прям женщина-вамп.
Дед вышел с балкона (а Женя отчего-то нет), прошёл в соседнюю комнату. Было слышно, что он что-то говорит, слов не разобрать. До сих пор дед Али в разговорах сам с собой не был замечен, значит — телефон. Снова вышел на балкон. Они ещё немного поговорили и вернулись за стол.
— Ну что, можно и чай с тортом? — спросил дед, оглядывая всех, и внезапно обратился ко мне: — Ты, Ольга, как к чаю с тортом относишься?
Это было так неожиданно (я ж говорила, он детей в качестве людей, кажется, не очень воспринимал), что я брякнула:
— Весьма положительно. Уж, во всяком случае, с большим энтузиазмом, чем к чаю без торта.
Дед усмехнулся, и махнул рукой, прям как Гагарин из песни. И баба Люся вынесла торт. Самодельный. В смысле — самостоятельно выпеченный. Это по понятиям СССР прям был особенный шик и мастерство хозяйки, сразу поднимающий её на следующий уровень по сравнению даже с теми, например, кто смог урвать настоящий торт «Птичье молоко» (в одном единственном месте во всём Союзе продавался, ноу-хау какой-то московской кондитерской). Но, простите, не могу сдержаться и воткну-таки касательно этого торта гениальную ирландскую пословицу: «Видали мы лилипутов и покрупнее». Очень она мне нравится. Пословица. А баба Люся не очень. И торт у неё был на три с плюсом максимум.
Ну, хоть есть можно, и то ладно.
Женя всю дорогу к нам на квартиру шёл с таинственным покерфейсом. Флюиды военного городка на него так действуют что ли? Мы с мамой давай на него наседать: о чём он с дедом говорил? Сделал нам такие глаза — дескать, «не здесь».
Говорю, конспираторы.
На все замки заперлись, да ещё и от двери подальше в зал ушли, тогда только сказал: кажется, наклёвывается предварительная договорённость, рукопись мою передали кому-то, который должен передать её ещё кому-то (там вообще цепочка непонятно из скольки человек), и если всё срастётся, то может быть…
Блин, лучше бы уж вообще ничего не говорил. Я ж теперь на удобрения изведусь. Хотя, если б он не сказал, я бы извелась с ещё большей вероятностью. Вот же у писателей работа какая нервная, а…
И так я из-за этой договорённости-недоговорённости переволновалась, что до самого рассвета лежала, в потолок таращилась, гоняла свой керосин. И даже Васька не помог. Утром мама давай меня будить, а я — бревно бревном. Единственное, что смогла из себя выжать:
— Идите без меня погуляйте, я в пять утра только уснула. На лодочке покатайтесь, что ли. Романтика…
— А ты газ включать не будешь? — подозрительно спросила мама.
— Молока попью и всё, — я отвернулась, окукливаясь в одеяло. — Иди уже, медовый месяц, ты около меня сидишь! Сплю я, сплю…
ПРО КАКИЕ ПРО ПОКУПКИ
Уж насколько в «Выстреле» было всё замечательно со снабжением, но оставалась ещё такая штука как случай и удача. И именно в этот раз, когда мама с Женей пошли гулять без меня, увидели они магазинчик, в котором ещё не были, заходят — а там полотенца мейд ин Чайна лежат! Махровые, с розами! Надо ж так случайно налететь!
Нет, нельзя сказать, что в СССР кроме китайских невозможно было купить других полотенец. Наоборот! Но были они, как правило, двухцветные, бело-какие-нибудь, а рисунок вытканный и, по большей части, не особо изысканный. Пожизнерадостнее были полоски, но это уже дефицит.
А если подоступнее, то белые такие, махровые в шашечку, с одной-двумя голубыми или розовыми полосочками по краям и почему-то узкие и длинные, как рушники.
Вытираться-то, понятное дело, любыми хорошо. Но людям хотелось красоты!
А в Китае для советского потребителя закупали почти исключительно разнообразные розы. И были они вовсе не похожи на тот лютый трэш, который в девяностые будут на Шанхайке продавать. Ровно так же, как тонкий фарфор не похож на пластиковые тарелки. Петельки ворса были мелкие и очень приятные к телу. Служили эти полотенца не то что годами — десятилетиями, не выцветая от стирок. Куда потом этот изумительный домашний текстиль подевался, и почему вместо него полезла сплошная низкосортная кустарщина — для меня загадка.
Но это будет потом. А в восьмидесятые годы китайские полотенца считались самыми лучшими.
Кстати, на них на всех стояло клеймо из четырёх иероглифов, всегда одинаковых. Так я и не знаю, что там было написано. А могло быть что угодно: например, знак завода, или (зная китайцев) хулительная надпись. Типа «русские лохи, китайцы молодцы» или «наша партия круче вашей». Затейники они в этом отношении.
Хотя, кто-то же с нашей стороны должен был эти полотенца принимать, проверять…
Есть даже миф такой про полотенца. Дескать, когда договор на поставки всё ещё действовал, а отношения между СССР и Китаем начали разлаживаться, коварные китайцы возьми да и пришли огромную партию полотенец с портретами Мао Цзе Дуна. Прям во всё полотенце. А наши почесали в репках и говорят: нормально, в баню-то ходить, дескать, причинные места вытирать. В некоторых версиях легенды даже утверждалось, что группа приёмки так и вышла, обмотав чресла этими полотенцами…
Так или иначе, но миф стойкий. И всегда он заканчивается одинаково: всю партию заменили на изделия с цветами. Что касается отношений — они и впрямь были не очень, вплоть до того, что Иркутские бабушки начали опасаться вторжения китайцев — «А мы-то рядом!» В смысле — Иркутск. До границы всего ничего, а ну как война…