Ссудный день
Шрифт:
Оператор приник к камере и пальцами дал сигнал: «три, два, один, эфир».
– С вами Твид О’Нил, репортаж с места событий. Мы наблюдаем очередной большой пожар, горит уже четвертая местная школа за лето.
Оператор сменил ракурс так, чтобы в кадр попала и гостья программы.
– Сегодня рядом со мной доктор Раманта Штейгер-Десото, которая приоткроет нам возможные мотивы поджигателей. – Твид повернулась к элегантной профессорше. – Каковы ваши мысли, доктор?
– Спасибо, Твид, – спокойно ответила профессорша.
Необходимость выступать перед огромной аудиторией в прямом эфире ничуть ее не смущала. Глядя прямо
– По официальным данным, виновными в поджогах чаще всего оказываются белые мужчины в возрасте от семнадцати до двадцати шести лет. Акт поджога воспринимается ими как сексуальный…
Тут, будто по заказу, в глубине здания взорвался злосчастный газовый баллон. Низкий, раскатистый грохот исторг у собравшейся толпы глухой стон.
А доктор Штейгер-Десото продолжала:
– Для пироманьяка разбрызгивание горючей жидкости равносильно извержению эякулята, акту унижающего изнасилования применительно к сжигаемой конструкции…
Пламя, взрывы и секс сулили программе золотые рейтинги, однако, опасаясь, что такой высоколобый стиль изложения будет недоступен зрительской аудитории, Твид решила направить комментарий в более приземленное русло.
– Но кто это может быть?
– Мужчина, изолировавший себя от общества, – ответила доктор тоном человека, твердо знающего, что говорит. – Приверженец правых взглядов, отравленный токсичной маскулинностью движения так называемых «мужчин, идущих своим путем». Среди таких и следует искать виновного.
Твид попыталась немного разрядить атмосферу шуткой:
– Так значит, Морин Дауд была права? Терпеть рядом с собой мужчин – слишком дорогая плата за сперму?
Доктор Штейгер-Десото слабо улыбнулась.
– На протяжении многих поколений в массовой культуре продвигается идея, что каждый мужчина рано или поздно займет высокое положение в обществе. Сегодняшние молодые люди по всему миру растут с уверенностью, что власть и успех положены им по праву рождения.
Время поджимало, скоро вещание должно было прерваться на рекламную паузу. Чтобы подвести свой сегмент к логическому завершению, Твид задала вопрос:
– Видите ли вы какое-то решение проблем с нынешними молодыми мужчинами, доктор?
Подсвеченная ревущим за спиной адским пламенем, доктор объявила:
– Мужчины должны понять и принять свой невысокий статус в обществе. Нависшая над нами война будет для них прекрасной возможностью делами заслужить общественное признание.
Твид подвела к рекламе:
– Спасибо, доктор. Это была Твид О’Нил с репортажем об очередном бессмысленном разрушении социально значимого объекта.
Оператор дал сигнал «снято».
Пытаясь отцепить пришпиленный к лацкану микрофон, доктор вдруг подняла глаза и пристально уставилась на что-то в отдалении.
– А чем это он там занимается? – спросила она.
Твид проследила за направлением ее взгляда и увидела пожарного маршала. Маршал как будто считал собравшийся народ по головам. Он не спеша осматривал толпу репортеров и делал какие-то пометки в блокноте. Встретившись глазами с Твид, он невозмутимо провел в блокноте линию, словно вычеркнул строку из списка.
Лишь тогда Твид заметила рядом с ним маленького мальчика. По возрасту, наверное, младшеклассник, со странным шрамом через всю щеку. И тут же подумала: это ведь так мило! Окружной пожарный маршал привел сыночка посмотреть, как папа работает.
Следовало непременно сделать трогательную зарисовку о семейных ценностях – отлично пойдет в утренней программе.
Для Гаррета Доусона все решили кофейные фильтры. Утром, стоя над кофеваркой, он обнаружил, что фильтры почти закончились. Опять. Выпито еще пятьсот кофейников, прожит еще год. Даже больше года. Он стареет.
Гаррет осознал этот факт, когда заметил у себя привычку смотреть на какой-нибудь предмет – часы, цветочный горшок, книгу, – прежде чем переводить глаза на свою жену Роксану. Если где-нибудь в гостях он говорил с молодыми женщинами, с чьей-нибудь дочкой-подростком… или даже просто смотрел прогноз погоды по телевизору и переводил взгляд с гладкого юного лица сразу на Роксану, контраст ужасал слишком сильно. В молодости его жена была красавицей, но молодость давно прошла. Теперь глазам Гаррета требовалось промежуточное звено между юностью и женой. Пепельница, гаечный ключ – что-нибудь неживое. То, что не человек.
Гаррет заметил, что и Роксана делает то же самое. Если на экране молодой красивый актер, она каждый раз несколько секунд изучает свой попкорн, прежде чем обернуться на Гаррета. Возможно, он все выдумал. Возможно, он лишь приписывает ей свое собственное поведение. Но это напоминало Гаррету о том, что он и сам постарел.
В книге Толботта об этом сказано очень хорошо:
Красивые люди обретают власть потому, что к ним рано приходят осознание природы власти и страх ее потерять. Те, кто красив в молодости, учатся трансформировать власть, что дана им, инвестируя ее в смежные формы. Юность они переводят в образование. Образование инвестируют в полезные контакты, в знания и опыт в профессиональной сфере. Деньги они вкладывают в устаревшую форму власти – финансовую подушку.
Поэтому важно, чтобы у денег был срок годности.
Власть, передаваемая из поколения в поколение в абстрактной форме богатства, ведет к неравенству и коррупции.
Нельзя копить деньги ради накопления. Деньги должны постоянно работать на благо общества.
Кофейные фильтры были последней каплей. На днях в цеху к нему подошел Леон и понес какую-то чушь про захват государства и реформирование нации. Звучало бредово, но Гаррет был уже готов ввязаться в любой бред, лишь бы не наблюдать, как очередная пачка из пятисот кофейных фильтров отмеряет собой остаток его жизни. Гаррет насыпал молотый кофе в последний фильтр, залил воду, нажал на кнопку, и кофеварка загудела.
– Кофе будет через минуту, – крикнул он Роксане в соседнюю комнату и добавил: – Я выйду ненадолго.
Надо позвонить Леону. Встретиться с ним у паба. Выяснить, что там за чокнутая схема и не шутка ли это. Леон дал ему книгу в иссиня-черной обложке, и в книге этой говорилось:
Представьте, что нет никакого Бога. Нет ни ада, ни рая.
Есть только ваш сын и его сын, и его сын, и мир, который вы им оставите.