Ссыльнопоселенец - 2
Шрифт:
– Ты чего? – Закрепив конец линя на осинке, Федор тоже снял с плеча свою длинную трехлинейку и передернул затвор.
– Людоловы. Погоди, не мешай.
Я сосредоточился на просьбе к Герде увести от лагеря Марка и Веру. Надеюсь, у нее получится – все-таки Вера менталистка. Герда передала понятие и выскользнула из моего восприятия. Ненадолго, только на то время, пока мы с Федором взбежали на небольшой холмик. Один из тех холмов, которые отделяют нас от лагеря.
– Куда теперь? – Федор с интересом поглядел на меня.
– Они идут снизу по течению,
Держа в руках мосинку, я рванул вниз по склону. Сзади за мной затопал Федор.
Ломая небольшие осинки, перепрыгивая через старые пни и оббегая кучи сучьев, мы перебежали распадок и взобрались на холм, откуда был отменно виден наш лагерь и подходы к нему. Дистанция до лагеря была около двухсот метров, не больше.
– Откуда они взялись? Чего в свой город не потопали? – Федька, шумно дыша, плюхнулся возле молодой сосны и передвинул подпружиненный целик на винтовке, устанавливая дистанцию. – И где Марк с Верой?
– Герда передала, что они заняли оборону в бараке. Ну не самое плохое решение, лишь бы не начали палить раньше времени.
Я шарил взглядом по молодой поросли, выкрашенной осенью в охру и багрянец. Герда мне транслировала направление перемещения людоловов, но одно дело примерно знать, где они, а другое видеть. Опаньки, их двое, где еще один? А вот он, пошел в нашу сторону. Ну-ну. А вот и остальные двое, перебегают от деревца к деревцу. А ведь их из лагеря близко не видать, грамотно двигаются. Даже веточка лишний раз не качнется.
– Федь, один идет в нашу сторону. Бери на мушку вон те кусты, когда он выйдет – сразу стреляй.
Я взял на мушку того, что постарше. Молодой хоть и опасен, но мне намного больше не понравился второй. А про их вожака и говорить не стоит, чутье буквально верещит об опасности.
Вожак, пригнувшись, глядя в сторону лагеря и держа в руках странным образом изменившийся карабин, осторожно вышел из кустов. Нормально вышел, с этой стороны гребня, от лагеря или с плотов никто его и не заметит. Шагнул еще разок и получил от Федора пулю в живот. Блин, у Федьки патроны дымарем снаряжены, демаскировал позицию!
Матюкаясь про себя, я передернул затвор после выстрела, с удовольствием отметив осевшего кулем людолова. А молодой кошкой прыгнул в заросли лещины, успев выстрелить в нашу сторону. Причем достаточно точно, попав чуть левее Федьки, как раз в сосенку, осыпав парня корой и щепой. Выстрел был практически не слышен, вот почему карабины мне странными показались. Глушители на них установлены, читал я про такое.
Из барака по кустам орешника шарахнули картечью раз, другой, срезая ветки и сбивая листья. Потом еще и еще. Грохнула винтовка сменившего позицию Федора, пару раз зло рявкнул револьвер Марка.
– Эй, сдавайся! – зло и яростно крикнула Вера.
Ну да, сдавайся, это она не знает еще, с кем имеет дело.
Бздынькнув, осыпалось стекло в окошке, потом чуть пониже окна появилась отметина от пули. Стреляет, сволочь, надеется на лучшее. Впрочем, пусть надеется. Я углядел
В кустах взвыли, подошва дернулась и исчезла. А я выпустил всю обойму в этот куст, прочесывая. Пока загонял новую, рядом надымил выстрелами напарник, из барака бухало ружье и зло гавкал револьвер.
– Смотри! – Федька ткнул пальцем в расплывающееся пятно под кустом. – Кровь. Очень много крови.
– Да, – кивнул я. – Смотри, даже опад не впитал, хорошо приложили. Ждем, с такой кровопотерей долго не живут.
Впрочем, в кустах было тихо. Герда, как обычно спрятавшаяся по моему приказу за какое-то павшее дерево, передала, что живых в кустарнике возле барака не осталось.
– Вера, Марк, как вы? – крикнул я в сторону барака. – Не задело?
– Нет, – звонко ответила Вера. – Целые мы, только напугались.
– Сидите в бараке, не высовывайтесь. Вроде как возле вас готовы оба. Мы сейчас еще одного проверим.
И мы с Федором пошли к третьему, держа винтовки на изготовку и выцеливая бандита.
А вот тот, хоть ему Федор и прострелил живот, был еще жив. И сейчас, зажав окровавленными руками рану, смотрел на меня, пока я подошел и, держа его под прицелом, подстраховал Федьку, который подобрал отлетевшую винтовку бандита.
– Больно, – неожиданно совершенно спокойным голосом сказал людолов. – Очень больно. Никогда не носил револьверов – сейчас жалею. Мог бы если не в вас пострелять, так себя добить. Слушай, пристрели меня, не оставляй на мучения.
– Наверное, я Веру позову. Она врач, может, поможет? – с насмешкой сказал я.
Ну не вызывает он у меня жалости, еще один из бандюков, который пытался убить меня и моих друзей. Правда, вот так, в открытую, лицом к лицу, я впервые разговаривал. До того как-то штурмовые скафандры мешали.
– Ту девчонку? Нет, не надо, пожалуй. – Людолов попытался усмехнуться. – Я на нее всего пару раз залез, но уверен, что она мне сполна припомнит. Слушай, давай я тебе свои захоронки сдам, а? А ты добей, только точно в сердце. Тебе с ними на полжизни хватит.
– Чего же ты тогда людей ловил, если столько нахапал? – Подошедший Федор с интересом рассматривал винтовку с глушителем.
– Ты не понимаешь, какой это азарт. А какой кайф себя вершителем судьбы чувствовать. – Бандит скорчился от боли, но продолжил: – Я поставил на это свою жизнь – и не жалею. Это было роскошно – упиваться болью и унижением. А потом дорогие кабаки, шлюхи. Это – жизнь, а у вас – существование.
– Ты не прав. Это не жизнь у тебя, а нежить. Настоящая жизнь – улыбки женщин, смех детей. Хорошие товарищи, надежное оружие, добротный дом. А тебя, если мы договоримся, сбросят в воду на корм рыбам и забудут. – Я сплюнул в сторону. Поглядел на людолова. А ведь на самом деле, прожить он может еще довольно долго. Но очень мучительно. – Говори, где твои захоронки? Добью, слово.