Сталь и шлак
Шрифт:
Ирина спокойно читала какую-то книгу.
— Собирайся живее, — тяжело дыша, сказал он, — через час отправляется эшелон.
— Во-первых, здравствуй, — спокойно сказала Ирина, и Сергей Петрович вспомнил, что не был дома двое суток. — А во-вторых, — после некоторой паузы добавила она, — я никуда не еду.
— Как не едешь? — спросил Крайнев, не веря собственным ушам.
— Очень просто. Остаюсь здесь.
— С немцами?
— Почему с немцами? С русскими.
— Ну, знаешь, это для меня новость!
— А теперь не хочу. Куда я поеду под обстрелом?
— Да, но все остальные едут?
— Ах, опять «все»! — сказала она, поморщившись.
— Слушай, Ира, к черту шутки! — вскипел Крайнев. — Мы можем опоздать на посадку!
— Я никуда не опоздаю, потому что никуда не тороплюсь, — все так же спокойно сказала Ирина. — А ты куда торопишься, Сергей? Ты же не коммунист и не еврей.
Он стоял и смотрел на Ирину непонимающим взглядом.
— А куда ты едешь? — спросила Ирина, и ее голос показался ему новым и совсем чужим.
— Как куда? На Урал.
— А на Урале что? Туда тоже придут немцы. Слушай, Сергей, — сказала она, почему-то понижая голос, — ты уверен в том, что Россия победит Германию?
Перед глазами Крайнева встала картина, которую он видел днем у ворот завода: забрызганные грязью повозки и машины, задымленные, обстрелянные танки, утомленные, но полные решимости лица бойцов.
— Я уверен в том, — горячо заговорил он, — что Германия не победит Россию! Никогда не победит! Пусть сейчас техника всей Европы против нас. Земля под советским флагом будет существовать всегда! Советской власти не может не быть. Пройдет время, сколько — не скажу, не знаю, но мы вернем все, что сейчас теряем. Для того чтобы сократить это время, я и еду. Еду куда угодно, хоть в тайгу.
Он замолчал, задохнувшись от волнения.
— Ну, а я в тайгу не поеду, я остаюсь здесь, — воспользовавшись паузой, сказала Ирина.
— Ты пойми, — продолжал он, не обращая внимания на ее слова, — если бы мне даже плохо жилось здесь до войны, я все равно уехал бы, Я русский, я не могу быть холуем у немцев, ни у кого не могу. У меня есть чувство достоинства советского человека. Неужели у тебя его нет?
— Я тебя понимаю, — снисходительно сказала Ирина. — Тебе эта власть дала очень много. Безграмотного мальчишку она превратила в инженера. А что она дала мне?
— Как что?! — возмутился он. — Нам обоим она дала одно и то же — право на все. Используй это право. Я его использовал, я трудился. А ты? Ты до сих пор представляешь себе жизнь как бонбоньерку с сюрпризами, а в нашем обществе ничего не дают даром, но в нем можно приобрести все упорным трудом. И знай: счастье — это не клад, который можно вдруг найти, счастье — это здание, которое нужно строить.
Он посмотрел на часы: до отхода эшелона оставалось двадцать пять минут.
— Если клад не
— Так ты что думаешь? Искать его у этих людоедов?
— Кто поверит, что немцы — людоеды? — поморщилась она. — Люди, которые дали миру Шиллера, Гете, Вагнера, — людоеды? Смешно! Это обычная военная пропаганда.
Сергей Петрович остановился. Ирина произнесла эти чужие слова с такой убежденностью, что продолжать разговор уже не имело смысла.
Не говоря больше ни слова, Крайнев прошел в детскую и разбудил сына.
Вадимка, привыкший к тому, что его будили во время ночных тревог, не заплакал и дал себя одеть.
Ирина вошла в спальню вслед за мужем.
— Сына я тебе не отдам, — с преувеличенной твердостью сказала она и потянулась к ребенку.
— А я не оставлю его немцам, — резко сказал Крайнев и так взглянул на жену, что та невольно попятилась.
Ирина хорошо знала характер мужа и сейчас впервые в жизни почувствовала, что он может ее ударить. Она опустилась на кровать и закрыла лицо руками.
Завернув сына в одеяло, Крайнев пошел к выходу, вернулся, захватил со стола чертежи и вышел в коридор.
На улице шел дождь. Холодный ветер с силой набросился на Крайнева, то подгоняя, то мешая идти.
По-мужски неумело завернутое одеяло сползало, и Вадимка хныкал. Выйдя из ярко освещенной комнаты, Сергей Петрович ничего не видел, то и дело оступался в лужи, но продолжал идти напрямик.
Вот, наконец, и ворота завода. Часовые не спрашивали пропусков, у эшелона собрались десятки подвод и сотни людей с домашним скарбом.
С большим трудом нашел он в этой суете начальника эшелона и узнал у него, что семья Макарова едет во втором вагоне от паровоза.
Когда Сергей Петрович с Вадимкой на руках взобрался по лестнице в вагон, в нем было еще сравнительно немного людей. При свете железнодорожного фонаря, висевшего на стене, он увидел Елену с сыном. Виктор сидел на нарах и играл большим плюшевым мишкой.
— Елена Николаевна, — быстро заговорил Крайнев, — возьмите с собой Вадимку, будьте ему матерью; знаю, что тяжело, хлопотно, но у меня другого выхода нет.
— А Ирина? — изумленно спросила Елена.
— Она остается, — глухо ответил он.
— Как же так, Сергей Петрович! — вымолвила Елена, придя в себя от неожиданности. — Неужели вы не могли жену уговорить!
— А вас Василий Николаевич долго уговаривал?
Елена молчала. Она знала, что ни она, ни сотни других женщин, грузившихся в этот эшелон, ни в каких уговорах не нуждались.
— Конечно, возьму, возьму, а как же? — заторопилась она, видя, что Сергей Петрович все еще держит ребенка на руках. — Довезу в целости и сохранности. — И добавила тихо: — Если только доедем…