Сталь и шлак
Шрифт:
Гаевой долго ждал в приемной, но когда наконец дождался, то не узнал Сердюка: тот вышел из кабинета взволнованный и какой-то по-особому серьезный.
— Ну, спасибо, Григорий Андреевич, что веришь, — сказал он Гаевому и крепко сжал его руку. — Спасибо, Не подведу.
12
Эшелоны уходили один за другим. Цехи, закончившие демонтаж и отгрузку оборудования, приступили к эвакуации рабочих, задержавшихся для выполнения этих работ. Семьи их были отправлены в первую очередь. Крытых вагонов не хватало.
Седобородый Пахомыч притащил бочку с солеными огурцами и, несмотря на брань эвакуирующихся женщин, пытался втащить ее в вагон.
Звук далекого, по очень сильного взрыва заставил женщин замолчать.
— Та дурни ж вы! — закричал Пахомыч, используя минуту затишья. — Я ж не для себя хлопочу, в дорози вси исты будемо, не кидать же их тут!
Перебранка более не возобновлялась, и бочка была погружена в вагон.
— Такое могло присниться в страшную ночь… — сказал Макаров Крайневу; они стояли на площадке за печью, откуда разливочный пролет был виден как на ладони.
— Знаешь, что произошло со мной вчера? Мне и не приснилось бы, — ответил Крайнев и рассказал о своем разговоре с Ириной.
— Она одумается, поедет вдогонку, — успокаивающе произнес Макаров.
— Нет, она не из тех, что делают глупости наполовину, — со злостью ответил Крайнев.
— Если Ирина поедет, — сказал Макаров, — то знай, что наш эшелон стоит на разъезде «Новый». Это всего в семи километрах от завода. За ночь эшелон не смог продвинуться дальше, потому что узловая станция забита составами. Можешь подвезти ее на машине и посадить прямо в вагон.
Он кивнул Крайневу и вышел из штаба.
Сергей Петрович слушал его с тяжелым чувством. Он знал, что Ирина не поедет, но все же вызвал по телефону свою квартиру и долго ждал ответа. Телефон упорно молчал.
Едва он успел положить трубку, как снова раздался звонок.
— Кто у телефона? — кричал чей-то голос и, не ожидая ответа, быстро продолжал: — Наш эшелон на разъезде попал под бомбежку, вагоны горят…
Дальше Крайнев не слушал.
Через несколько минут он уже мчался на стареньком заводском «газике». Шофера не нужно было торопить: он сам отправил семью с этим эшелоном. «Газик» бешено прыгал по камням мостовой. Сергей Петрович упирался ногами в пол, чтобы не вылететь из машины.
Не меняя скорости, шофер вывел машину на пригорок, и они увидели разъезд. Все пути были заставлены эшелонами. Передние вагоны у одного из них горели. С пригорка «газик» помчался по хорошо укатанной дороге. Все яснее был виден разъезд, мечущиеся у вагонов люди, лежащие вдоль эшелона трупы.
Шофер остановил машину.
— Не наш эшелон, — произнес он, вытирая рукавом пот, выступивший на лбу. — В нашем классный вагон для больных есть, а в этих нет ни одного такого вагона.
С разъезда доносились крики и плач. Казалось, что кричали и плакали все без исключения. Шофер завел машину и подъехал к разъезду. Навстречу бежали люди.
Молодая женщина с перебитой рукой и перекошенным лицом, вся залитая кровью, здоровой рукой прижимала к себе раненую девочку. У самой машины силы оставили женщину, и она уронила свою ношу прямо в придорожную пыль. Крайнев выскочил, поднял девочку и усадил ее в машину на колени матери.
Рядом усадили еще одного ребенка с пробитым горлом. Двое мужчин подвели мальчика лет десяти в синем матросском костюме. У него была начисто оторвана, словно срезана, правая кисть.
Сергей Петрович смотрел по сторонам, отыскивая эшелон, где ехала Елена с детьми. Эшелона не было. По-видимому, проскочил.
На путях лежали убитые и раненые: дети, старики, женщины. Десятки людей бежали к машине.
— Товарищ Крайнев, уезжаю! — крикнул шофер.
Обернувшись, Сергей Петрович увидел, что его место рядом с шофером занято каким-то мужчиной, прижавшим к себе ребенка. Мальчик был мертв, но мужчина кричал на шофера, торопя его в больницу.
— Езжай, — махнул рукой Крайнев.
В последний момент он все-таки вскочил на подножку и поехал стоя.
Навстречу «газику» мчались санитарные, легковые и грузовые машины.
В городе на первом повороте Крайнев спрыгнул с подножки. Он чувствовал слабость в ногах.
«Неудобно ехал», — подумал он, присев на первую попавшуюся скамейку, и достал папиросу. Когда он подносил папиросу ко рту, пальцы его дрожали.
«Люди, которые дали миру Шиллера, Гете…» Злоба против Ирины вспыхнула в нем с внезапной силой. Привезти бы ее на этот разъезд! Он подумал о Вадимке, и тревога за сына охватила его. Кто знает, может быть, на следующем разъезде то же самое случится и с тем эшелоном!..
Вернувшись на завод и узнав о том, что весь командный состав переведен на казарменное положение, Крайнев усмехнулся: он и так сутками не выходил из своего цеха.
Сергей Петрович остановился на площадке лестницы, ведущей из печного в литейный пролет, и долго наблюдал за группой людей, работавших на мосту последнего уборочного крана. Внезапно от крана что-то отделилось и упало вниз с мягким, но тяжелым стуком. Крайнев быстро спустился по лестнице и подбежал к людям, собравшимся в кружок. Они расступились. На большой куче опилок лежал мотор с разбитым корпусом.
Бондарев горько улыбнулся.
— Вы, наверное, подумали, что кто-нибудь сорвался с крана? — спросил он. — Нет, это последний мотор, его уже спускать нечем. Мы с его помощью грузили все, а его пришлось столкнуть. Ребята опилок наносили: думали, авось уцелеет, но слишком он тяжел…
— Теперь можно и уезжать? — спросил бригадир.
Крайнев ответил утвердительно и стал прощаться. Последним подошел Опанасенко. Отказавшись эвакуироваться, он работал в цехе до последней минуты.
— Ехал бы ты с нами, Евстигнеич, — сказал ему Сергей Петрович.