Сталь от крови пьяна
Шрифт:
Хельмут не знал, что сказать.
— Я так счастлива, что ты вернулся! — Хельга избавила его от необходимости начинать разговор. — Если бы я и тебя потеряла, я…
Она прикрыла лицо рукой. Хельмут тут же снова обнял сестру, ощущая странное покалывание в груди. Хотелось защитить её, спасти от боли и тоски… хотелось с помощью объятий оградить её от грязи и пустоты внешнего мира… Но он знал, что одних объятий мало.
— Прости, что так вышло.
— Твоей вины здесь нет, — возразила Хельга, но это возражение прозвучало очень неуверенно. — Мне сказали, что он закрыл тебя собой, но ведь
— Он не… — Хельмут прикусил язык. — Это вышло случайно.
Сестра не ответила. Она мягко выбралась из его рук и взглянула в окно — мир постепенно темнел, погружаясь в вечерние сумерки, а небо заволакивало тучами. Было бы здорово прогуляться по саду ближе к ночи, но сейчас, поговорив с Хельгой, Хельмут понял, что это плохая идея.
Ему очень хотелось как-то развеселить её, отвлечь… Траур носили сорок дней, а она не снимала чёрное уже полгода, горюя и тоскуя по тому, кто этого не заслуживал. Но нельзя было ей этого говорить, иначе ей станет только хуже. Хельмут понимал: мысль, что Хельга любила предателя, может стать для неё невыносимой.
— Мне жаль, что я не мог тебе помочь в самые страшные часы, — заговорил он вновь, подходя к сестре сзади и приобнимая её за плечи. Она встрепенулась, но не повернулась к нему. — Но вот теперь я здесь, и ты можешь выговориться мне…
— Я не знаю, что говорить, — пожала плечами Хельга, но выглядело это так, будто она хотела сбросить его ладони. — А в самые страшные часы мне помогла герцогиня Эрика.
Хельмут проскрежетал зубами. Он по-прежнему подозревал эту женщину в пособничестве предательству, она давно растеряла всё очарование в его глазах и, напротив, представала в его мыслях и воспоминаниях коварной, двуличной и даже зловещей. Но она помогала Хельге… Что ж, возможно, герцогиня Эрика и правда была добра к его сестре, правда сочувствовала ей и разделяла её горе… Вильхельм ведь был её братом, не может быть, чтобы она не тосковала о нём хоть немного.
Но Хельмут не был в этом уверен до конца.
— Мы вместе ездили на похороны, и… — Хельга слабо улыбнулась. — Всё это время она часто навещала меня. И сейчас она здесь. — Она вдруг повернулась и всплеснула руками. — Как же я забыла! Она здесь, ты можешь навестить её! Наверняка ты истосковался по ней, да?
— О-о, нет, — протянул Хельмут, закатывая глаза. — То был всего лишь порыв мимолётной страсти, а потом я и думать о ней забыл.
— Почему? — Сестра будто бы расстроилась.
— Расскажу после, — отмахнулся он.
Да, о Вильхельме надо молчать, но почему бы не рассказать ей о связи с Генрихом? Объяснить, что из-за него Хельмут и думать забыл об Эрике, а также старался не обращать внимания на намёки Кассии и гнать прочь все мысли о том, что она стала бы ему идеальной женой… Может, Хельга не поверит, но хотя бы улыбнётся тому, что её любимый брат нашёл себе забавное и необычное приключение.
— Тогда, думаю, ты будешь рад услышать, — вдруг подала голос сестра — в нём явственно ощущалась какая-то ядовитая радость, граничащая со злорадством, — что твоя бывшая невеста… — Хельмут резко взглянул на Хельгу, и она слабо улыбнулась. Поправила кружевной воротник платья и продолжила: — От герцогини Эрики я узнала, что госпожа Агата заболела…
— Чем? —
— Ну, такой болезнью, которую можно подхватить, только делая… ну… — Хельга покраснела.
Хельмут довольно улыбнулся: сестра никогда не была особо стеснительной, часто говорила прямо и называла вещи своими именами, но сейчас воспитание взяло своё, и толком озвучить болезнь, передающуюся только в процессе соития, Хельга не смогла.
— Бог ей судья, — отмахнулся Хельмут. — А герцогиня Рэйкер откуда это знает? — Сестра пожала плечами, и тогда он попросил: — Проводишь меня к комнате её превосходительства?
Хельга с радостью кивнула.
Эрика жила недалеко от неё, поэтому шли они недолго: миновали коридор, поднялись по лестнице и оказались перед изящной дверью из светлого дерева. Хельга сделала наигранный реверанс и попятилась, выражая желание оставить брата наедине с его бывшей любовницей и, видимо, надеясь, что бывшей она быть перестанет. Однако Хельмут на это рассчитывать бы не стал.
Он был рад, что Хельга ожила и стала веселее, однако связь хорошего настроения сестры с герцогиней Рэйкер его не радовала. Бедная Хельга… полюбила предателя, подружилась с предательницей… Она не знала об этом, она в этом не виновата, и тем сильнее её было жаль.
Хельмут разозлился на Эрику: как он понял, это именно она предложила Хельге отправить те чёртовы схемы Лейта Вильхельму, а не Хельмуту, она манипулировала ей, располагая к себе и явно делая из неё послушную игрушку. Ей нужно было, чтобы Хельга с радостью побежала за Вильхельмом на захваченные фарелльцами территории, которые ему обещали в качестве награды, и чтобы её совесть при этом спала мёртвым сном. Нельзя утверждать наверняка, но Хельмут считал, что всё сходится, а потому не отрицал причастности Эрики к предательству Вильхельма.
На этот раз он стучать не стал — резко распахнул дверь, после чего услышал испуганный вскрик.
Герцогиня Эрика, видимо, до сего момента сидевшая у зеркала, стремительно вскочила. На ней был лишь красный шёлковый халат, под которым виднелась чёрная камиза, отделанная на глубоком вырезе белой тесьмой. Впрочем, женщина быстро запахнула халат, прижав его ладонью к груди, и взглянула на Хельмута с укором… но укор этот был скорее игривым, к тому же через мгновение Эрика улыбнулась, странно прикрыв глаза. Но руку от груди не убрала.
— Ваша светлость… — протянула она хрипловато. — Вы вернулись! Я так счастлива видеть вас живым и здоровым…
— Разве? — ухмыльнулся Хельмут, проходя в глубь комнаты. — Почему-то мне думалось, что вы будете рады моей гибели и поражению нашей армии в войне.
Эрика явно напряглась, но обольстительность из её взгляда не пропала. Она повела плечами и медленно, плавно, приблизилась к Хельмуту — он почувствовал горький, но при этом ненавязчивый запах её духов.
— Почему вы так думаете? — с наигранной обидой спросила она и коснулась пальцем его груди — Хельмут отшатнулся, заставляя её убрать руку. — Я надеялась, что после войны мы возобновим наши встречи… и будем счастливы наконец.