Сталь от крови пьяна
Шрифт:
Королева, поговаривали, до сих пор не очень хорошо знала драффарийский и не имела никакого влияния при дворе: если король хоть иногда принимал важные для страны решения, то его супруга не решала ничего. Она была нужна, как уже говорилось, чтобы скрепить союз между королевствами и стать матерью наследника, и если первое у неё, видимо, получилось, то со вторым явно возникли трудности — детей у королевской пары не было, и первым в очереди на наследство стоял младший брат короля, двадцативосьмилетний Фернанд.
Альжбета скромно улыбалась, пряча взгляд, но по её лицу и манере держаться можно
Вслед за ней в зал впорхнула стайка фрейлин — в основном это были совсем молодые женщины, драффарийские дворянки разной степени знатности и несколько незнакомых Хельмуту девушек: он рассудил, что они приехали с королевой из-за моря. Как-то Генрих рассказал ему, что его мать тоже приглашали стать фрейлиной королевы, но не этой, а предыдущей — жены почившего короля Фернанда Первого. Но леди Виктория отказалась. На её плечах лежал весь Бьёльн, она управляла им вместо пьяницы-мужа и уж точно не могла позволить себе переезд на Королевский остров.
Громкая, торжественная, весёлая музыка играла непрестанно и замолкла лишь на несколько минут, когда король, держа золотой кубок, произнёс речь, прославляющую победителей. Хельмут слушал и закатывал глаза — Генрих это заметил и недовольно покачал головой.
— Мы должны помнить подвиг тех, кто погиб во имя нашей свободы, — говорил, понизив голос, Альвар. — Мы должны быть благодарны тем, кто выжил и подарил нам победу.
Тут же Хельмут вспомнил Вильхельма: он тоже сейчас мог бы сидеть здесь, нарядный и счастливый, пить вино и праздновать победу… Возможно, Хельга бы приехала сюда ради него: за несколько дней до пира Хельмут написал ей, предложил приехать, но она отказалась. А вот своему жениху она бы наверняка вняла…
Да нет, Вильхельм же был предателем. Если бы он остался жив, то этого пира бы сейчас, возможно, не было. И их всех — Хельмута, Генриха, лорда Джеймса, сияющего герцога Эрлиха, угрюмого, сидящего на самом краю стола Адриана — здесь бы не было. Но Вильхельм погиб, война закончилась, предательство оказалось предотвращено…
Тогда же Хельмут вспомнил Кассию. Вот кого следовало вспомнить первым делом при словах Альвара о погибших героях. Она действительно пожертвовала собой ради мира и победы, стала жертвой и мученицей. Вот кому действительно Хельмут был благодарен за всё, что она сделала для него одного и для всего королевства.
Он невольно бросил ещё один взгляд на Адриана — тот не слушал и пил бокал за бокалом, особенно после того, как король упомянул павших. Молодой барон Кархаусен явно не хотел здесь присутствовать, но почему-то всё-таки приехал… Возможно, его уговорил герцог Эрлих, или Адриану просто не хотелось возвращаться домой, в опустевший без сестры замок, и жить дальше так, будто ничего не случилось… Хельмут не знал, почему, но он так сострадал этому несчастному молодому человеку, что слёзы наворачивались.
— Ты как? — негромко окликнул его Генрих и вдруг положил руку ему на плечо — уже так
— Да, я… — Хельмут вздохнул, не глядя ему в глаза, и покрутил в пальцах пустой серебряный кубок с изящным узором. — Просто вспомнил кое-что. И думаю, как мне смотреть в глаза сестре.
— Ты думаешь, она будет обвинять тебя? — Генрих сделал паузу и отпил глоток вина. — Но за что? Ты же не вынуждал его закрывать тебя собой…
— Да не закрывал он меня собой! — Хельмут понял, что едва не проболтался и что произнёс эти слова, пожалуй, слишком громко. — Это была случайная стрела, а Уилл просто, как назло, оказался рядом. Он не рвался меня спасать, а я не рвался прятаться за ним. Кто вообще тебе сказал?..
— Ладно, ладно, я понял, — примирительно кивнул Генрих. — Давай не будем о печальном. Мы же празднуем, в конце концов. О мёртвых подумаем потом.
Хельмут бы с радостью отложил на потом все свои невесёлые мысли, но они так и лезли незнамо откуда и мешали наслаждаться пиром. Блюда сменялись одно за другим: запечённая с овощами свинина, куриные ножки с изысканными приправами и крылышки в меду, нежнейшая крольчатина, фазаны и лебеди… Хельмуту кусок в горло не лез, но он всё-таки был голоден, да и вид приготовленных на королевской кухне блюд по крайней мере не вызывал отторжения: грибные и рыбные пироги были украшены цветами из тонко скатанного теста, а яблочные — крупными вишнями и клубникой; фазанов подавали прямо в перьях, а лежащие на крупных ломтиках блестящей красной рыбы крупицы соли напоминали алмазы.
Но со временем еда ему осточертела, как и непрекращающаяся музыка и царящее вокруг веселье. Хотелось уйти, но в ближайшее время это не представлялось возможным: день только-только начал клониться к вечеру, льющийся из больших окон в зал свет тускнел, из-за чего слуги зажигали свечи в высоких подсвечниках, расставленных по всему периметру зала. Пир наверняка закончится не раньше, чем стемнеет, а так рано уходить по меньшей мере невежливо, так что придётся терпеть.
— Может, потанцуем? — позвал его Генрих, кивнув на центр зала.
Там, на мраморном серо-белом полу уже собралось несколько пар: женщины в блестящих шёлковых и бархатных платьях, придерживающие длинные подолы и шлейфы, кружились и плыли будто лебеди; мужчины в драгоценных колларах и украшенных перьями беретах источали стать и величие… Хельмут задержал взгляд на танцующих и наконец-то ощутил, как буря в его душе начинает ослабевать. Возможно, если он присоединится к ним, то сможет наконец-то успокоиться и отбросить прочь гнетущие мысли…
— Ты хочешь пригласить королеву? — усмехнулся Хельмут, заметив, что Генрих поглядывает на небольшой королевский стол.
— Ну, я думал об этом, — пожал плечами он, — но в итоге решил оставить эту сомнительную честь лорду Джеймсу. — Его голос понизился до шёпота, и Хельмут коротко рассмеялся. — Я имею в виду, мы могли бы потанцевать с тобой вдвоём. Вместе. — И Генрих с неким вызовом посмотрел Хельмуту в глаза.
Тот в изумлении приподнял бровь.
— А что, а так… так можно? — недоверчиво проговорил он.
— Нигде не сказано, что нельзя, — самым непосредственным, даже наивным тоном отозвался Генрих.