Сталь от крови пьяна

Александрова Виктория Владимировна

Гродис — декабрь

Глава 23

Сколько ненависти может вынести человеческое сердце?

Кристина горько усмехалась тому, что лишь в шестнадцать лет задумалась об этом.

Она ненавидела покойного сквайра Освальда, хотя буквально пару лун назад едва ли не боготворила. Но теперь ненавидела — за всё то, что он сделал и сказал. За то, что за мгновение до смерти от занёс над испуганной Кристиной свою трость, желая её ударить. Но, тем не менее, она поехала на его похороны. На ожидаемый вопрос капитана Фостера — зачем? — она лишь усмехнулась.

— Все

знали господина Гленна как моего учителя и наставника, как доверенное лицо моего отца… Моё отсутствие на его похоронах вызовет вопросы, — пожала плечами Кристина. — Кто-то может подумать, что что-то не так… Например, что я причастна к его смерти, — добавила она тихо и как бы невзначай.

Потому что капитан Фостер продолжал смотреть на неё как-то заговорщически, будто и вправду был уверен, что это Кристина убила Освальда.

И она решила поддержать эту игру. У неё не было сил на оправдания и объяснения, да и вспоминать тот жуткий день не хотелось. И в то же время Кристину безумно огорчало, что смерть Освальда будто возвела стену между ней и капитаном Фостером. Их доверительные, тёплые отношения дали трещину, они всё реже разговаривали даже на бытовые темы и попросту избегали друг друга. У этого отдаления была и другая причина: Кристина начала задумываться, что Реджинальд так же, как и Гленн, мог манипулировать ей, делать из её покорную куклу, не способную и шага ступить без его совета. Они постоянно ссорились, перетягивая Кристину каждый на свою сторону, но не ради её блага, а ради собственной выгоды. Реджинальд видел, что со сквайром Освальдом она более близка, чем с ним, что он начинает терять возможность управлять ей…

Это объясняло и то, зачем капитан без приказа леди Коллинз обыскал кабинет Освальда. Случай с письмом был ему только на руку, и кто сказал, что он и до этого не ждал повода избавиться от соперника?

Конечно, Кристина не могла быть твёрдо в этом уверена, а Фостера она не расспрашивала — да и вряд ли он сказал бы ей правду. Поэтому она просто отстранялась от человека, которому некогда безгранично доверяла. Позволяла себе разговоры лишь по делу, а на неформальные вопросы отвечала односложно, всячески проявляя свою незаинтересованность.

Реджинальд, разумеется, сопроводил Кристину в поместье Освальдов, но это входило в его обязанности и уж точно не могло свидетельствовать о возвращении доверия. Ну хотя бы лорда Джеймса он убивать не собирался… Впрочем, кто знает?

Господи, поскорее бы отец вернулся… Если бы он был дома, никто бы не посмел так с ней обращаться.

Та поездка стала для Кристины последним посещением материнского дома. Она и раньше бывала там не особенно часто: когда леди Лилиан была жива, она почти не ездила в отцовское поместье и не возила туда дочь — не любила там находиться, отдавая предпочтение Эори. А после её смерти Кристина была там всего пару раз; потом господин Гленн переехал в Эори, став советником отца и её учителем, и нужда в поездках в Освальд отпала окончательно.

И вот ей всё-таки пришлось съездить туда вновь. Неожиданно для себя она встретилась там с юным графом Келли Ореллом — тем самым, что сватался к ней несколько лун назад (Господи, как давно это было!). Кристина, подавленная и уставшая, не сразу догадалась, зачем этот юноша приехал в Освальд — он представлял своего отца и должен был вернуть принадлежавшие теперь уже окончательно вымершим Освальдом земли в свой

домен, чтобы потом, возможно, подарить их кому-нибудь ещё взамен на верность и службу.

Слава Богу, предложений руки и сердца от него больше не поступало.

Похоронив сквайра Освальда и отдав дань уважения своему учителю, каким бы он в итоге ни оказался, она вернулась домой — и там уже на неё нахлынула ненависть к самой себе. Сестра Эстер водила Кристину на мессы и ругала её дрянные вышивки, капитан Фостер наблюдал за её попытками отколошматить соломенное чучело, кот тёрся об её ноги и оставлял клочки шерсти на чулках и платьях, но никто из них не знал, что творилось у неё внутри.

Кристина ненавидела сестру Эстер за то, что та ругала лишь увлечение Освальда магией и при этом не пыталась обличить его гнилую натуру. Кристина ненавидела капитана Фостера за то, что он всё-таки убедил её в порочных намерениях Гленна, за то, что открыл ей глаза и сильно изменил её жизнь. И по-прежнему Кристина ненавидела себя за то, что сама не догадалась изначально.

Единственным, кого она не ненавидела, был кот.

Кажется, он, в отличие от людей, всё-таки понимал, что она чувствовала. Когда Кристина, отдыхая от дел, полулежала в кресле или сидела на полу, он приходил к ней и ластился о её ноги, вылизывал её пальцы, а она монотонно поглаживала его, и он урчал. Кот, будто разумное, здравомыслящее существо, пытался её успокоить, и лишь ему Кристина отвечала слабыми улыбками.

Она ждала, когда вернётся отец. Ей казалось, что только тогда её жизнь наладится и пойдёт своим чередом. Лгать отцу Кристина не собиралась, но и раскрывать всех подробностей не хотела. Сквайр Освальд умер, и всего его планы и мечты легли в могилу вслед за ним. Поэтому Кристина попросила капитана Фостера не говорить лорду Джеймсу о том, что его единственной любимой дочери пытался навредить человек, которому тот доверял. Сердечный приступ мог произойти по любой причине, в конце концов.

Она бы и сама с радостью забыла о случившемся, убедила бы себя в том, что у пресловутого сердечного приступа была иная причина — или вообще не было никакой причины… Но пока не получалось. Может, пройдут годы, прежде чем она наконец-то забудет всё, что произошло с ней и господином Гленном, и поверит в собственную ложь.

Кристина надеялась, что её самоненависть рассеется с появлением отца. А пока всю свою ненависть, в сердце направленную на себя, на сквайра Освальда, на капитана Фостера и сестру Эстер, она выплёскивала на тренировочном дворе. Монахиня журила её за то, что вышивке и благочестию Кристина предпочитала размахивания мечом с утра до вечера, но ей было плевать на эти упрёки. Она яростно и безудержно била соломенное чучело и один раз даже сломала меч.

Куски ткани и крошечные соломинки взвились в воздух и медленно осели на мостовую.

— Мне надоела эта ерунда! — вскричала Кристина, не поворачиваясь лицом к стоящему позади Реджинальду. — Я хочу сражаться с настоящими людьми по рыцарским правилам, а не…

— Вряд ли в битве кто-то будет соблюдать рыцарские правила. — В голосе капитана Фостера слышались угрюмость и едкость — раньше такого не было… — Уж поверьте, миледи, когда вокруг царит ад и пляшет смерть, человек забывает, что вокруг него, особенно на стороне врага, сражаются такие же живые люди. Он бьёт, рубит и колет так, будто это — набитая соломой тряпка, не более.