Сталин, Гитлер и мы
Шрифт:
Только смерть Сталина в начале марта 1953 года сорвала этот чудовищный замысел. Так с мечтой о терроре и умер кровавый диктатор. Вскоре после его смерти все обвиняемые по этому делу были реабилитированы.
Кто бы мог предположить, что через полвека после разгрома немецкого фашизма, после смерти Сталина и Гитлера, в России пышным цветом расцветет антисемитизм и фашизм, причем с явно гитлеровским оттенком?! Неужели уже забыто, что именно Гитлер едва не погубил Германию, а Сталин привел нашу страну на край гибели? Ведь мы до сих пор не можем расхлебать все то, что он натворил! Поразительно, что именно такое развитие событий еще полвека назад предсказал известный американский политический деятель и разведчик Аллен Даллес. Он составил докладную записку для американского президента Ф. Рузвельта, в которой утверждал, что Советский Союз погубит уход от официального интернационализма к национал-коммунизму; последний, утверждал Даллес, является более
Путь наверх
Сталин и Гитлер принялись штурмовать политический Олимп примерно в одно и то же время, в 20-е годы. Гитлер начинал свой путь, можно сказать, с нуля, а Сталин, будучи на десять лет старше, уже имел за плечами немалый политический опыт. Как и во многом другом, в их восхождении к власти немало общего. Иначе и быть не могло: уж больно натуры схожие! Английский историк А. Буллок пишет: «В них очень отчетливо выражена присущая обоим уверенность в том, что они отмечены особым предназначением и, следовательно, нормы обычного человеческого поведения не имеют к ним никакого отношения. В свою очередь, именно уверенность такого рода обеспечивает возможность для непосредственного сравнения этих двух исторических фигур». Буллок также подчеркивает: «Как Сталин, так и Гитлер считали жестокость несомненным достоинством». К этому остается добавить и еще одно их общее всепобеждающее качество – беспринципность. Но главное в их жизни, главное, что пронизывает все поры руководимых ими партий, нацистской и коммунистической, и служит их питательным ферментом, – это ненависть. Ненависть к врагам, ко всем инакомыслящим, которым уготована одна судьба – физическое уничтожение или, в крайнем случае, рабский труд. Оба они, Гитлер и Сталин, так спешили с этим своим важнейшим делом, что одновременно, к 1934 году, уничтожили у себя даже намек на какую-либо оппозицию.
И еще красноречивый факт: в 1933 году Сталин и Ватикан первыми признали новую немецкую власть во главе с Гитлером.
В тяжких условиях, на которые была обречена Германия после поражения в первой мировой войне, немецкие фашисты с их реваншистскими лозунгами набрали известную силу и уже в 1923 году устроили путч, который провалился (словно большевики в 1905 году). Гитлер и другие заговорщики попали в тюрьму, ему дали пять лет, но отсидел он меньше девяти месяцев, причем в таких условиях, что сумел написать там свою книгу «Моя борьба», свободна принимал в тюрьме посетителей, кормился из ресторана и т. п. Можно сказать, что, как и Сталину, ему, бунтовщику, обижаться на власти было грешно.
Стоит обратить внимание на более чем либеральное отношение властей к фашистским заговорщикам. Окажись тогда суд построже, может быть, удалось бы избежать распространения коричневой чумы. Вот так же и у нас в стране, больше всех пострадавшей от сталинизма и немецкого фашизма, власти явно недооценивают угрозу этих двух страшных призраков, все еще не канувших в вечность, не видят в них большой опасности. Но ведь точно так же думали о фашизме и немецкие власти в 20-е годы. И что из этого вышло?
Еще одна из множества общих характерных черт у Сталина и Гитлера: последний тоже в начале своей политической карьеры ничем не блистал. Его ближайший коллега вспоминает: «Речь Гитлера риторически слаба, интеллектуально равна нулю, наиболее сильным ее моментом является способность оратора передавать эмоциональное возбуждение. Возможно, Гитлер верит в то, что говорит; во всяком случае успех ему приносит тон эмоциональной убежденности. То есть примитивная ступень ораторского искусства».
Тем не менее с самого начала политической карьеры у Гитлера ярко проявилась идея избранности. Он сам признавался: «Порой мне казалось, что я, как Иисус Христос, пришел в храм моего Отца и увидел в нем менял». Его соратник по партии вспоминает: «У Гитлера все сильнее стали проявляться наполеоновские и мессианские замашки. Он заявлял, что чувствует себя призванным спасти Германию, и пусть не сейчас, но позже ему обязательно выпадет эта роль. Он проводил целый ряд параллелей между собой и Наполеоном».
Бесноватая риторика Гитлера вполне сочеталась с общим стилем набиравших силу фашистов. Начальник его охраны вспоминал: «Мне часто приходилось при выполнении своих обязанностей наблюдать за поведением Гитлера в мюнхенских пивных. Шутники тогда говорили, что если бы не было мюнхенского пива, то не было бы и национал-социализма. Как известно, будущий фюрер начинал свою деятельность в мюнхенских пивных, где сперва выступал как агитатор-одиночка, а затем как глава созданной им партии. Идеи реванша, воинственные призывы к походам на Запад и на Восток, погромные выкрики, заклинания имели особый успех в возбужденной атмосфере пивных». Далее тот же источник сообщает, что дело часто доходило до драк, в которых Гитлер и его сторонники избивали своих противников, причем часто и пивными кружками.
Близкий к Гитлеру в начале 30-х годов Г. Раушнинг вспоминает о таких же скандальных погромно-пропагандистских акциях: «То, что я видел своими глазами, то, что мне рассказывали знакомые, было проявлением несдержанности на грани полного распада личности. Вопли, буйство, топание ногами, вспышки гнева напоминали выходки невоспитанного, избалованного ребенка; но, несмотря на всю эту гротескность и кошмарность, сумасшествием это не было… Очевидно, тогда начинался период, когда Гитлер с помощью точно рассчитанных вспышек гнева хотел посеять панику в своем окружении и лишить его воли к сопротивлению. Люди начинали бояться его непредсказуемости».
Того же добивался и Сталин, который только тем и занимался, что, говоря словами Раушнинга, «сеял панику в своем окружении и лишал его воли к сопротивлению». Правда, добивался он этого другими методами: под маской ледяного спокойствия в сочетании с грубостью, оскорблениями и угрозами.
Секретом успеха Гитлера было то, что уже к началу 30-х годов в Германии оформился зловещий союз: национал-социализм, милитаризм и монополизм. Тот же Раушнинг писал: «Решающим для карьеры Гитлера уже на первом этапе было то, что он установил самые тесные связи с баварскими толстосумами». На послевоенном Нюрнбергском процессе бывший нацистский министр экономики Функ свидетельствовал: «В разговорах с промышленниками фюрер подчеркивал все снова и снова, что он является врагом государственной экономики и так называемого планового хозяйства и что он считает абсолютно необходимым свободное предпринимательство и свободное соревнование, чтобы достичь наилучших результатов». На это «пушечный король» Крупп отреагировал так: «Экономика нуждается в спокойном поступательном развитии. В результате борьбы между многими немецкими партиями и силами беспорядка не существовало возможности для производственной деятельности. Мы – члены семьи Крупп – не идеалисты, а реалисты, у нас создалось впечатление, что Гитлер обеспечит нам необходимое здоровое развитие. И он действительно сделал это».
Как и у Сталина, у Гитлера главным средством в борьбе за власть и ее упрочение стала партия. По своей структуре, организации работы, методам и целям обе партии, нацистская и коммунистическая, были похожи, как близнецы. Их руководство находилось на положении небожителей, безраздельно царивших над рядовыми партийцами. Любопытно, что Гитлер при создании своей партии оценивал ее перспективную численность в 10 процентов от населения страны, примерно так же обстояло дело и в сталинской партии. Оба лидера считали, что щупальца партии должны проникать всюду, буквально во все сферы жизни общества. Партийные решения, спущенные сверху, были законом. Как с этим обстояло у нас, широко известно. То же самое наблюдалось и в Германии. А. Шпеер пишет в своих мемуарах: «Рядовые члены партии были воспитаны так, что большая политика их не касалась, была слишком для них сложна. И они не были обязаны брать на себя ответственность. Вся система была направлена на то, чтобы у них не возникало угрызений совести. В результате все разговоры между этими однозначно мыслящими людьми были всегда стерильными. Им было не в чем убеждать друг друга».
Это свидетельство с той, немецкой стороны, а вот и с нашей – оно принадлежит личному переводчику Сталина В. Бережкову. В канун войны Бережков работал в Берлине в нашем посольстве, не раз встречался с Гитлером и его ближайшими сподвижниками, а во время Великой Отечественной войны был переводчиком Сталина, в том числе и во время его встреч с западными лидерами (в совершенстве знал не только немецкий, но и английский). Итак, Бережков пишет в своих воспоминаниях: «Мне, работавшему еще в довоенной нацистской Германии, трудно было не заметить, как и там и тут сходными методами возвеличивались Сталин и Гитлер. Те же массовые сборища, тот же пропагандистский угар, то же искусство – помпезное, с заданными параметрами положительного героя, фактически тот же самый „социалистический реализм“… И Гитлер, и Сталин без конца льстили своим народам. Гитлер величал немцев расой господ. Сталин громогласно объявлял советских людей первопроходцами, строителями коммунизма, прокладывавшими новые пути человечеству. А тихонечко, себе в усы, обзывал дураками. Общество было обречено и слышать и говорить только то, что разрешалось. Судьба инакомыслящих была одинаковой – они были упрятаны в лагеря или уничтожены. Так что существовала единственная альтернатива верноподданничеству. Ну а те, кто попрактичней, поэластичней, вовремя перестроились. При Гитлере многие коммунисты стали нацистами. Вышли из одной партии и вошли в другую. Больше всего перестройщиков было в рабочей среде. Как говорится, в гуще народной».