Сталин и заговор Тухачевского
Шрифт:
Очень, конечно, показательно, что главный документ — стенограмма процесса (основанная якобы на фальсификации!) до сих пор не опубликована! Но как же можно тогда убедиться, что стенограмма — подлог? Полагаться на утверждения людей сомнительной честности никто не обязан!
Поскольку с документами дело плохо, остается на первое место выдвигать «воспоминания»! О, эти «воспоминания»! Какой такой «беспристрастностью», какой «правдивостью» они отличаются, всем хорошо известно! Достаточно почитать воспоминания самого Хрущева.
Воспоминания четко делятся на две группы. Одна исходит от высокопоставленных руководителей стран антифашистской коалиции, стоявших в стороне от «великой операции» Гейдриха и судивших о ней по рассказам работников собственной разведки и доверенных лиц (таковы мемуары бывшего чешского президента Бенеша и лидера английских консерваторов, бывшего
Штурмбаннфюрер СС Хеттль играл позже роль правой руки зловещего Кальтенбруннера. Последний, будучи адвокатом, заменил Гейдриха после его убийства и показал себя таким же кровавым палачом, правда, очень трусливым. Всю войну, прямо с утра, Кальтенбруннер зверски пил, так как ему мерещилась петля на собственной шее. (С 1943 г. он установил вместе с Шелленбергом тайные связи с англо-американской разведкой.) И, действительно, петли по суду не избежал! Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
В 1937 г. Хеттлю исполнилось всего 22 года. И работал он учителем, преподавал литературу и историю (может быть, это не столь уж удивительно, если знать, что Гиммлер имел диплом агронома и год отработал на фирме искусственных удобрений!). Одновременно тайно выполнял исследовательские задания одного из институтов СС. В 1938 г. перешел туда на кадровую работу, стал доктором философии. Во время войны занимался вместе с Крюгером изготовлением фальшивых денег (фунтов стерлингов), а после войны — американских долларов; ограблением музеев побежденных стран и частных домов (фарфор, гобелены, серебряные столовые приборы и пр.), подрывной работой в австрийском движении сопротивления и налаживанием тайных связей с американской разведкой. В конце войны производил транспортировку в безопасные места документов и сокровищ «Черного ордена» (СС). После окончания войны бежал на Ближний Восток, затем завербовался в американскую разведку. В 1950 г. выпустил книгу «Тайный фронт», а в 1955 г. — «Операция Бернгард» (о производстве фальшивых денег в фашистской Германии). Обладая значительными средствами, вернулся на ниву школьного воспитания. Стал владельцем гимназии и преподавал историю. Постоянно покупал землю и дома. Содержал школьный интернат, подобие эсэсовской кадетской школы, где господствовала нацистская идеология, соответствующее физическое воспитание, где праздновались день рождения Гитлера, день «пивного путча» и день прихода нацистов к власти. (Мадер Ю. Сокровища «Черного ордена». М., 1965.)
Из сказанного вполне ясно, что сами воспоминания не могут не содержать множества искажений: одни — в силу недостаточного знания предмета, другие — из личной выгоды. На этот счет сомнений нет, кажется, ни у кого. Вот характерное мнение, принадлежащее генерал-майору в отставке К. Шпальке (1891-1966), бывшему в 1931-1937 гг. начальником отдела «Иностранные войска Востока» в Генштабе, а после этого военным атташе в Румынии (1941-1944): «Ни господин Гейдрих, ни СС, ни какой бы то ни было партийный орган не были, по-моему, в состоянии вызвать или только запланировать подобный переворот — падение Тухачевского и его окружения. Не хватало элементарных предпосылок, а именно знания организации Красной Армии и ее ведущих личностей. Немногие сообщения, которые пересылались к нам через Абвер-III партийными инстанциями на предмет проверки и исходившие от якобы заслуживающих доверия знатоков, отправлялись нами почти без исключения обратно с пометкой „абсолютный бред“! Из этих сообщений было видно, что у партийных инстанций не было контактов с подразделениями Красной Армии либо связанными с ней органами. При подобном недостатке знаний недопустимо верить в то, что господин Гейдрих или другие партийные инстанции смогли-де привести в движение такую акцию, как аферу Тухачевского. Для этого они подключили якобы еще и государственных деятелей третьей державы — Чехословакии. И напоследок немыслимое: о подготовке, проведении и в конечном результате успешном окончании столь грандиозной операции не узнал никто из непосвященных! Другими словами: вся история Тухачевский-Гейдрих уж больно кажется мне списанной из грошового детектива, историей, сконструированной после
Так думал о «грандиозной операции» Гейдриха очень осведомленный человек, который сам работал в конкурирующей организации (отсюда явное чувство неприязни, не исчезнувшее даже в 1963 г., когда статья автором была опубликована!) — в немецкой военной разведке того времени.
Правда, в его рассуждениях есть свои недостатки, и они сразу бросаются в глаза:
1. Необходимые данные по организации Красной Армии и ее командному составу Гейдрих мог собрать быстро. При его возможностях, создававшихся положением, это не составляло большого труда, а энергии и честолюбия ему было не занимать. Квалифицированные консультации он мог получать от русских белогвардейцев (их имелось достаточно в Германии, Чехословакии, Франции). Часть белогвардейцев уже давно находилась на службе у нацистов, выполняя тайно их поручения (князь Авалов и др.).
2. С руководством Красной Армии «партийные инстанции» нацистской партии (Гитлер, Гесс и др.), конечно, не могли иметь прямой связи: такие контакты исключались в силу непримиримой враждебности идеологий. Но почему не могли устанавливаться тайные контакты через зарубежного посредника оппозиционными элементами, враждебными Сталину (и в армии, и за ее пределами)? Ведь известное изречение гласит: «Враг моего врага — мне друг»!
3. А почему нельзя было найти подход к государственным деятелям Чехословакии? Чехословакия — маленькая страна, с сильным немецким влиянием, со значительным в то время немецким меньшинством. Гитлер имел здесь свою агентуру уже давно, на всех общественных уровнях.
4. Если весть о подготовке Гейдрихом секретной операции против верховного руководства Красной Армии не достигла ушей руководства военной разведки рейхсвера, то это говорит вовсе не о том, что такая операция не готовилась, а потом не проводилась! Просто секретность операции находилась на очень высоком уровне! А вызывалась эта секретность двумя обстоятельствами: во-первых, сама военная разведка подозревалась в измене фюреру (так позже и оказалось!), а во-вторых, страшная «резня», произошедшая в советском военном руководстве, внушила Гитлеру и Гейдриху большие надежды на проведение в ближайшем будущем аналогичных успешных операций.
Как смотрел Шпальке, крупный работник немецкой разведки, на личность Тухачевского? Он оценивал его фигуру с двух точек зрения: 1) по качествам характера и карьере, 2) по отношению к Германии и ее противникам. По первому пункту его суждение таково: «Честно признаюсь, что личность Тухачевского, несмотря на необычайно быструю карьеру в Красной Армии (или скорее всего именно из-за этого), с самого начала казалась подозрительной. Будучи молодым офицером (старшим лейтенантом или капитаном), он служил в царском гвардейском полку, после революции одним из первых офицеров, я бы не сказал, что открыл в себе революционные убеждения, а только тогда открыто заявил о них, когда подобное поведение ничем не грозило. (И было даже выгодно. — В.Л.) Он перешел на сторону Красной Армии и сделал для бывшего гвардейского офицера фантастический взлет на высший командный пост в Красной Армии, сделавшись вторым по рангу после наркома обороны Ворошилова. Эта скорая карьера допускает предположение, что он помимо прочих талантов принес с собой и чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции, добраться до поначалу неприступного поста.
Он, разумеется, был одним из тех офицеров, для которых один упрямый полковник нашел хотя и примитивное, но меткое определение: «Высоко интеллигентен, но не без изъянов в характере». (Там же, с. 37.)
«В голове этого очень честолюбивого человека, возможно, проносились картины победоносного возвращения на родину корсиканца, а сам он верил, что ему суждена роль, подобная роли Бонапарта». (Там же, с. 38.)
Суждение Шпальке не теоретическое. Он лично встречался с Тухачевским на военных маневрах рейхсвера в 20-е годы, разговаривал с ним, слушал его беседы с другими, беседовал о нем с другими коллегами. Немецким генералам Тухачевский нравился: своими специальными познаниями, светскими манерами. Но офицеры более низкого ранга оценивали его более сдержанно. Многолетний сотрудник Шпальке, которого тот очень ценил, полковник Мирчински, отозвался о Тухачевском отрицательно. Он характеризовал его «как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться». (Там же, с. 38.)