Сталин перед судом пигмеев
Шрифт:
Характеризуя действия Горбачева в последние месяцы его правления, Воротников замечал: «Будучи человеком нерешительным, даже малодушным, Горбачев часто становился в тупик, когда жизнь выдвигает перед ним острые вопросы. Не находя компромиссных решений, бросается из одной крайности в другую. Продолжая на словах проявлять принципиальность, решительность, верность идеалам социалистического строя, он на деле выпускает из рук руководство страной. Мечется, принимает скороспелые решения, кого уговаривает, кому грозит, но многие его уже не воспринимают всерьез. Прибегает к помощи своих зарубежных друзей — покровителей, пугает их мировым развалом, если рухнет СССР. Они успокаивают его обещаниями. Но все их заверения остаются пустыми словами. Это и понятно, сохранение единого, мощного государства — Советского Союза — не в их интересах. Страна катится вниз, а он любыми средствами цепляется за призрак власти».
«Процесс», развязанный Горбачевым и его единомышленниками, шел к своему логическому
Глава 14
В антисталинском мире
Прогноз британских генералов, обещавших крушение Советской власти и СССР на август 1985 года, окончательно осуществился примерно Через 6 лет после намеченного ими срока. События в августе 1991 года стали кульминацией хаоса, развязанного Горбачевым и его сторонниками.
Горбачев предпринимал отчаянные попытки удержаться на плаву. Одной из таких попыток стало секретное решение от 28 марта 1991 года о создании Комитета по чрезвычайному положению под руководством Г.И. Янаева, о чем писал в изданном в 2007 году учебном пособии «Парламентаризм в России» А.И. Лукьянов. В личной беседе Анатолий Иванович вспоминал, как Горбачев пригласил его для участия в тайном заседании этого Комитета 25 апреля 1991 года. На этом заседании, состоявшемся в кабинете Горбачева и под его председательством, обсуждался вопрос об официальной печати Комитета. (Сам А.И. Лукьянов отказался войти в состав Комитета, Так как это не соответствовало его положению Председателя Верховного Совета СССР.)
Одновременно Горбачев пытался заручиться и поддержкой тех, кто разрушал общество. Вопреки воле советского народа, выраженной в ходе референдума 17 марта 1991 года, когда за сохранение Союза проголосовало 113,5 миллиона человек, или 76,4 % принявших участие в голосовании, Горбачев шел на уступки национал-сепаратистам в ходе переговоров в Ново-Огареве по новому союзному договору.
К этому времени, учитывая активную роль Ельцина в дестабилизации СССР, западные страны все в большей степени стали склоняться к ориентации на него вместо Горбачева. Как вспоминала Тэтчер в Хьюстоне, хотя «большинство экспертов были против Кандидатуры Ельцина, учитывая его прошлое и особенности личности… состоялись соответствующие контакты и договоренности и решение о «проталкивании» Ельцина было принято. С большим трудом Ельцин был избран Председателем Верховного Совета России, и сразу же была принята декларация о суверенитете России». 25 апреля 1991 года в аналитической справке ЦРУ говорилось: «Борис Ельцин стал врагом номер один старого порядка». Справка подчеркивала: «Ельцин — единственный лидер, пользующийся массовой симпатией и поддержкой как в своей собственной республике и, что важнее всего, — на Украине… Он постепенно и с большими трудностями толкает движение России к автономии». В справке признавалось крайнее падение авторитета Горбачева и его неспособность держать ситуацию под контролем.
В то же время авторы справки не исключали возможность создания «Комитета национального спасения», который попытается восстановить целостность Советского государства. Эти возможные действия аналитики из ЦРУ заранее окрестили «путчем» и предложили принять меры по его предотвращению. (Характерно, что слово «путч», которое использовали аналитики из ЦРУ, затем применялось яковлевскими средствами массовой информации для характеристики событий 19–21 августа.)
Неизвестно, знали ли в Вашингтоне или нет о том, что Горбачев сам выступал инициатором создания Комитета по чрезвычайному положению, но в любом случае США решили дать президенту СССР такую информацию, демонстрируя ему, что видят в нем своего союзника и готовы его поддержать в борьбе против вероятных «путчистов». Не исключено, что таким образом они попытались дать понять Горбачеву, что рассчитывают на то, что он отмежуется от выступлений председателя КГБ СССР В.А. Крючкова и других руководителей силовых структур на закрытом заседании Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года, в которых они с тревогой говорили об углублении политического кризиса в стране.
Как свидетельствовал помощник М.С. Горбачева A.C. Черняев, 21 июня 1991 года американский посол в Москве Мэтлок попросил срочно его принять. В ходе встречи с Горбачевым Мэтлок сказал: «Господин президент! Я получил только что личную закрытую шифровку от своего президента. Он велел мне тут же, немедленно, встретиться с вами и передать следующее: американские службы располагают информацией, что завтра… будет предпринята попытка отстранить вас от власти. Президент считает своим долгом предупредить вас». Хотя Горбачев прекрасно знал о создании Комитета, он постарался как можно теплее выразить свою признательность послу и называл его «товарищем».
Через день Буш-старший лично говорил по телефону с Горбачевым и заверил его в том, что Ельцин, прибывший в США сразу же после победы на президентских выборах в РСФСР, будет взаимодействовать с Горбачевым, Оба участника разговора осудили выступления в Верховном Совете 17 июня 1991 года. Так под давлением Буша Горбачев отмежевался от тех, с кем сотрудничал в рамках секретного Комитета по чрезвычайному положению.
Одновременно Горбачев и лица, отвечавшие за идеологическую работу ЦК КПСС, старались поддерживать антисталинскую кампанию, под прикрытием которой осуществлялось разрушение советского строя. Это проявилось в содержании проекта новой программы КПСС, опубликованного 9 августа 1991 года. Политика Сталина, которая еще 4 года назад оценивалась Горбачевым в его юбилейном докладе неоднозначно (например, положительно оценивались достижения по модернизации советской экономики), теперь подвергалась огульным поношениям. В программе говорилось: «Трагедия нашего общества состояла в том, что начатое дело строительства социализма было до крайности искажено и отягощено ошибками, произволом и грубыми извращениями принципов социализма и народовластия. Ленинская новая экономическая политика (нэп), открывавшая возможность движения к социализму через многоукладность, сочетание интересов разных социальных слоев, освоение достижений наиболее развитых стран, была свернута и отброшена сталинским руководством. Место многоукладных и рыночных отношений заняли монополия государственной собственности и административно-распределительная система. Принцип материального стимулирования подменили уравниловка и обезличка. Политика гражданского мира и сотрудничества была заменена установкой на обострение классовой борьбы. Вместо развития демократических институтов все шире использовались методы принуждения и репрессий».
Для характеристики сталинского времени не находилось ни одного позитивного момента, ни единого объяснения трудностей или ошибок объективными условиями общественного развития или международного положения. В проекте программы говорилось: «Созидательную энергию народа сковало политическое всевластие партийно-государственной бюрократии, нетерпимость к демократии и гласности, идеологический диктат, вульгаризировавшийся марксизм. Тем самым фактически был сделан выбор в пользу тоталитарной системы, «казарменного» социализма. КПСС безоговорочно осуждает преступления сталинщины, оборвавшей жизни, искалечившей судьбы миллионов людей, целых народов. Этому нет и не может быть никаких оправданий. Уже в те годы многие коммунисты поднимали голос протеста против политики лидеров, узурпировавших власть в партии и государстве. Но с ними расправились как с «врагами народа». Значительная часть партии была физически уничтожена, Трагедия коммунистов этой эпохи в том, что им не удалось воспрепятствовать тоталитарной диктатуре, которая привела к тяжелым последствиям для страны, дискредитации идей социализма. За десятилетия господства тоталитарной системы партия превратилась во многом в рычаг сверхцентрализованного административного управления обществом. Это обернулось бюрократизацией внутрипартийных отношений, сращиванием партийного аппарата со структурами власти и управления. К минимуму была сведена возможность объективного анализа процессов общественного развития, влияния рядовых коммунистов на выработку реальной и эффективной политики».
Зато проект программы позитивно оценивал XX съезд. Утверждалось, что «он породил большие надежды. Были осуждены массовые репрессии, произошел отказ от многих элементов тоталитарного режима, начались поиски новых форм экономической жизни».
Нетрудно увидеть, что проект программы взял на вооружение лексику антисоветских авторов и ораторов («тоталитарный режим», «казарменный социализм», «партийно- государственная бюрократия», «административно-распределительная система», «сталинщина»), к которой прежде в партийных документах не прибегали. Видимо, таким образом руководство КПСС демонстрировало свою солидарность с «Мемориалом» и другими организациями либеральной оппозиции.
Хотя в проекте программы провозглашалась верность марксистско-ленинскому учению, в нем содержались заверения, что это не противоречит «общечеловеческим ценностям», о которых постоянно говорила яковлевская пропаганда: «Восстанавливая и развивая исходные гуманистические принципы учения Маркса, Энгельса, Ленина, мы включаем в наш идейный арсенал все богатство отечественной и мировой социалистической мысли. Мы рассматриваем коммунизм как историческую перспективу, общественный идеал, основанный на общечеловеческих ценностях, на гармоничном соединении прогресса и справедливости, свободной самореализации личности». Программа завершалась на бодрой ноте: «Социализм, демократия, прогресс — таковы цели Коммунистической партии Советского Союза. Мы убеждены, что эти цели отвечают интересам народа. Будущее за обществом, в котором свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».