Сталин перед судом пигмеев
Шрифт:
Значительную роль и пересмотре предвзятого отношения к Сталину сыграли беседы публициста Виктора Кожемяко с целым рядом видных литераторов, ученых и государственных деятелей, которые публиковались в газете «Советская Россия» в 1997–1999 годах, В предисловии к одной из своих бесед B.C. Кожемяко писал: «Сталин… Какой вихрь противоречий возникает до сих пор, когда звучит это имя! Спор идет с такой страстностью, будто обсуждается политик, активно действующий сегодня, а не ушедший из жизни почти 45 лет назад». Признавая изменения, происшедшие в его отношении к Сталину за эти годы, B.C. Кожемяко справедливо говорил, что они характерны для многих его сверстников. Он писал: «Возвращение Сталина в наше сознание и нашу жизнь, причем возвращение отнюдь не в карикатурном виде, какой ему усиленно пытались и пытаются придать, поучительно во многих отношениях… Конечно, поэт был прав: большое видится на расстоянии. Виднее становится для нас — и, надеюсь, со временем будет еще виднее — и Сталин».
Беседуя
В своей беседе М.М. Лобанов рассказывал о книге «Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи», составителем которой он являлся. Эта книга была издана в 1995 году в популярной серии «Всемирная история человечества: Тайные страницы истории». Книга содержала сведения из многочисленных документов и отрывки воспоминаний о жизни Сталина, начиная с его детства и кончая его последними днями. Приводились также размышления о Сталине многих выдающихся писателей и государственных деятелей различных стран мира. Подводя итог этим высказываниям, Михаил Лобанов писал: «В глубоко противоречивой личности Сталина выразился дух самой эпохи с ее социально-историческими конфликтами, потрясениями внутри России, мировой войной, противостоянием разрушительных и созидательных сил. Жестокое время выразилось в нем в той неразрешимой многомерности, которая не оставляет в соотнесенности с этим явлением даже и у его противников… История, избравшая Сталина для своих провиденциальных целей, несомненно откроет новые неожиданные стороны в этом великом государственном деятеле».
В своих беседах B.C. Кожемяко подробно расспрашивал своих собеседников об их отношении к Сталину, не избегая при этом самых острых вопросов. Подзаголовок к одной из бесед так и назывался: «острые вопросы». Кожемяко ставил те вопросы, которые перекликались со штампами антисталинской пропаганды: «Говорят, что все держалось на страхе»; «Репрессии были ведь не только в 1937–1938 годах. А коллективизация, раскулачивание?». Упоминая о достижениях Советского Союза при Сталине, Кожемяко замечал: «Однако остается вопрос, какой ценой это достигалось. «Лес рубят — щепки летят» — подлинно ли употребление Сталиным этой пословицы в определенном смысле?» Такие вопросы придавали беседам «глубину и позволяли раскрыть многие наиболее сложные стороны в жизни и деятельности И.В. Сталина.
Ответом на пропагандистские стереотипы были свидетельства очевидцев сталинского времени. Одной из собеседниц Кожемяко была старейшая русская, советская журналистка Елена Микулина. Выражая возмущение антисоветской пропагандой, она замечала: «Перед хлесткой фразой прошлое бывает беззащитно. Но существует такое понятие, как свидетельство очевидца, незаменимое для любого расследования, в том числе и исторического, социально-политического». Таким показанием очевидца стала книга Елены Микулиной «Я — свидетель». В ней она рассказала, как в 1929 году Сталин откликнулся на ее просьбу написать предисловие к ее сборнику очерков о жизни трудящихся страны. Отвечая на вопрос Кожемяко («А разговор со Сталиным чем запомнился больше всего?»), Микулина ответила: «Уважительностью, с которой отнесся он ко мне, совсем зеленой журналистке. И доверием. Его предложение поехать в совхозы, зерновые фабрики, создававшиеся в Заволжье, свидетельствовало ведь о том, что он мне доверяет!»
Свидетелем истории выступил в беседе с B.C. Кожемяко и бывший министр обороны Дмитрий Язов. С одной стороны, Маршал Советского Союза свидетельствовал как участник Великой Отечественной войны. С другой стороны, — как один из ведущих специалистов военного дела. С самого начала беседы Язов отверг тезис о том, что советские люди «победили не благодаря, а вопреки Сталину».
Назвав это утверждение «полным абсурдом», «злонамеренным изначально», «ставящим все с ног на голову», Язов заявлял: «Скажу откровенно, я не совсем разделяю позиции некоторых товарищей, которые Жукова называют Маршалом Победы. При всем моем величайшем уважении к нему, восхищении и поклонении. Но если Жуков — Маршал Победы, то Сталин кто тогда?… Так ни одна военная операция без согласования Сталина и утверждения им не проводилась, и Ставка была при нем. И ни одну операцию, ни один полководец на уровне фронта, армии сам не обеспечивал, а обеспечивал народ. Народом же руководил политический деятель Сталин. Мы, с одной стороны, говорим, что война была войной моторов. С другой стороны, на войну было поставлено все. И фронт, и тыл работали на войну. Кто руководил фронтом и тылом? Сталин. Мы говорим — Коммунистическая партия, а Генеральным секретарем ВКП(б) был Сталин. Председателем Совнаркома, то есть главой правительства, и народным комиссаром обороны был Сталин. Председателем Государственного комитета обороны СССР. Он же — председатель Ставки Верховного Главнокомандования и Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР. Причем все это… не по названию только, как сегодня мы видим некоторых «верховных», а по существу, на деле! Сталин в своих руках сосредоточил все решающие рычаги власти в стране, что диктовалось военной необходимостью. И он гениально справился с этим. И без этого наша победа была бы невозможна. Вот почему роль Сталина в Великой Отечественной войне и в достижении Великой Победы трудно переоценить!.. Еще раз подчеркну, что руководить борьбой такого гигантского масштаба и сложности раньше не приходилось ни одному полководцу».
Сам Кожемяко и его собеседники указывали на очевидный вздор, которым были наполнены антисталинские сочинения. Порой их лживость опровергалась в середине 90-х теми, кто первоначально распространял или поддерживал их. М. Лобанов замечал: «Помнится, убеждали нас, что известный снимок Ленина и Сталина в Горках — монтаж. Так тогда нужно было. Теперь нужно другое — и Радзинский уже великодушно признает с телеэкрана: нет, снимок тот подлинный».
В беседе с профессором Ричардом Косолаповым Виктор Кожемяко напоминал: «Вы же помните, например, «убойный» тезис, получивший хождение во время «перестройки»: якобы выдающийся ученый Бехтерев вынес в 20-х годах медицинский диагноз Сталину — паранойя, за что был отравлен; Ссылались при этом не на кого-нибудь, а на внучку самого Бехтерева. Теперь она, тоже академик и выдающийся специалист в области человеческого мозга, признается со страниц газеты: не было никогда такого диагноза! «Это была тенденция объявить Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе бы мы знали, — говорит Наталия Петровна Бехтерева. — А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был храбрый человек и как погиб, смело выполняя врачебный долг». Как подчеркивал позже B.C. Кожемяко, опровержение Н.П, Бехтеревой было опубликовано в газете «Аргументы и факты» (1995, № 3).
Поддерживая В. Кожемяко, Р. Косолапов в своей беседе требовал отрешиться и от антисталинских штампов и ложных представлений, внедренных в общественное сознание с XX съезда и закрепленных в ходе пропагандистской кампании «перестроечного» времени. Казалось бы, Р. Косолапое мог примкнуть к тем, кто атаковал Сталина, вымещая на нем невзгоды, выпавшие на долю его родных и близких. Р. Косолапов сообщал: «Мой отец после славной военной страды не миновал тюрьмы, отбыл 6 лет в Ныроблаге Молотовской (Пермской) области. От него я узнал о ГУЛАГе во много раз больше, чем из писаний Солженицына. Однако «одиссея» отца не стала определяющей в его и моем отношении к Советской власти вообще, к Сталину в частности. Я вовремя осознал, что это слишком узкая мерка для осмысления всемирно-исторических явлений и что систематическое использование ее для подобной цели может повернуть общество вспять. Как видите, все так и получилось».
Косолапов приводил убедительные примеры, которые опровергали распространявшиеся с конца 80-х годов представления о непримиримом антагонизме Ленина и Сталина. С одной стороны, он подчеркивал, что «Сталин, несомненно, считал себя учеником и продолжателем дела Ленина». Косолапов замечал: «Сталин преподал всем последующим советским руководителям наглядный нравственный урок, которому те не вняли. Обратите внимание: он единственный из «первых лиц» не опрокидывал, а поднимал авторитет своего предшественника. Могут возразить, что речь идет ведь о Ленине. Но такие «демократы», как Горбачев и Александр Яковлев, Волкогонов и Латышев, прекрасно показали, что готовы за зеленые сребреники облить помоями хоть самого Христа. Сталин же свято хранил память о Ленине, несмотря на сложные взаимоотношения с ним в его последние годы, и не изменил своей клятве, данной над гробом вождя».
С другой стороны, Р. Косолапов подчеркивал, что «Ленин очень высоко ставил Сталина и доверял ему больше других. Именно это настораживало ближайших знакомых семьи, точнее, Н. Крупской — Зиновьева и Каменева, а также Троцкого, которые у постели больного Ленина затеяли интригу… Отношения Ленина со Сталиным были поставлены на грань разрыва, но его удалось избежать, хотя Хрущев и пробовал доказать обратное». Позже, Р. Косолапов подробно остановился на теме «Сталин и Ленин» в статьях, опубликованных в «Правде» в конце декабря 1999 — начале 2000 гг.
Еще до этих публикаций в 1995 году был издан сборник «Слово товарищу Сталину» под редакцией Ричарда Косолапова. В предисловии к сборнику Р. Косолапов обращал внимание на то, что торжество врагов Сталина парадоксальным образом заставляло многих людей резко пересматривать оценки Сталина: «Серая мгла, которой своекорыстно постарались окружить имя и образ Сталина определенные силы, наконец-то, рассеивается под влиянием их же собственных мерзких творений. Пляшущая канкан контрреволюция в Советском Союзе и России уже промыла многим соотечественникам глаза кровью жертв 4 октября. Бред «перестройки» и «рынка» без производства, развальных «реформ» и распродажи страны, ее искусственного обнищания и вымирания все чаще пересекается со сверкающей сталинской мыслью и волей. Не только мне и моим друзьям, всем россиянам есть, с чем сравнить нынешнюю нашу убогую действительность».