Сталин. Битва за хлеб
Шрифт:
Так что совхозы были… нет, не плохими. Разными. В целом, несмотря ни на что, они все же были и экономичней, и продуктивнее среднего (читай, бедняцкого) крестьянского хозяйства. Где-то удавалось организовать их очень успешно — случалось, кстати, что во главе такого хозяйства становился прежний управляющий, а то и бывший владелец [221] . Где-то они были слабыми, почти не отличающимися от крестьянских, где-то являли собой «мерзость запустения» — погибающий от бескормицы и отсутствия ухода скот, незасеянные поля. А случалось, что и вовсе никакими — иногда совхоз, не связываясь с постоянными рабочими, попросту нанимал батраков из окрестных крестьян, а то и управляющий с несколькими помощниками, не заморачиваясь сельским хозяйством, сдавал землю в аренду.
221
Кстати, замечательный пример становления образцового сельхозпредприятия дан в повести А. Макаренко «Педагогическая поэма», хотя начиналось все совершенно случайно, как отчаянная попытка накормить сотню голодных подростков.
Тем не менее назвать эксперимент провальным нельзя даже при самом недобром к нему отношении. Совхозы существовали — тихо, незаметно делали свое дело в глубине воюющей страны. В Гражданскую о них мало писали — разве что иной раз в донесениях ЧК мелькнет информация, что очередные повстанцы уничтожили очередное советское хозяйство. Или в сводках борьбы с тамбовским восстанием проскочит строчка, что такая-то банда косит совхозный хлеб — стало быть, и в 1921 году в самом сердце горящей Тамбовщны какой-то совхоз пахал и сеял.
Так что никаких образцовых хозяйств не вышло, а в сравнении с помещичьими имениями большей частью получилась образцовая бесхозяйственность. И в целом можно вполне согласиться с Литошенко, который писал:
«Ни в количественном, ни в качественном отношении советские хозяйства не оправдали возлагавшихся на них надежд. Они оказались дорогой игрушкой, а не рычагом, при помощи которого можно было бы придать социалистический характер сельскохозяйственному производству».
Да, все так. Именно игрушкой.
Кстати, а для чего детям нужны игрушки?
…С переходом к нэпу перешли на самоокупаемость и совхозы. С них сняли госфинансирование и перевели на хозрасчет, исходя из той совершенно правильной мысли, что уж коль скоро крестьянин-единоличник может сделать свое микрохозяйство прибыльным, то совхоз просто не имеет права быть убыточным. И начался кризис. Слабые хозяйства погибали сами или их ликвидировал Наркомзем, передавая имущество крепким. Кое-где власти на местах, устав реанимировать убыточные хозяйства, были склонны вообще «закрыть лавочку», и если бы не жесткий нажим государства, совхозов уцелело бы намного меньше. Но взгляды государства на сельскохозяйственный идеал остались прежними. Поэтому если в хозяйстве теплилась хоть какая-то искорка жизни, его сохраняли, проводили реанимационные мероприятия и выводили на старт второй попытки.
Вернемся снова к основополагающей монографии И. Климина и посмотрим, что там у нас с цифрами. Статистика 20-х годов — глухая чащоба. Совхозы принадлежали самым разным ведомствам, все время распадались и появлялись, перепутывались с подсобными хозяйствами, наконец, существовали и вовсе странные сельхозпредприятия, вроде той же колонии Макаренко. Данные, которые хозяйства посылали наверх, представляли собой причудливый коктейль из реальности и приписок. Разве что валовому сбору зерна можно верить — и то если цифры урожаев не занижались, чтобы продать часть зерна «налево», ибо большинство начальничков имело свой гешефт. Так что не стоит обольщаться точными цифрами — речь может идти только о приблизительных данных.
Возьмём приводимую Климиным статистику историка И. Е. Зеленина. По его данным, в 1921/1922 гг. в РСФСР (без автономных республик) существовало 5318 совхозов, имевших 3106 дес. земли; в 1922/1923 гг. — 5227 и 2391 соответственно; в 1923/1924 гг. — 5199 и 2371,9; в 1924/1925 гг. — 4394 и 2303,6 [222] , в 1925/1926 гг. — 3348 и 2136 дес. Статистика очень интересная. Действительно, в той организационной свистопляске, которая бушевала на советских просторах, число хозяйств ни о чем не говорит, важны еще и размеры и динамика изменений. Вот смотрите, какой лукавый вывод делает Климин:
222
По данным, приведенным зам. Наркома земледелия на заседании Политбюро 2 августа 1926 г., в 1924/25 гг. было 5700 совхозов с земельной площадью в 3125 дес. Как увязать одну статистику с другой? Скорее всего, имеются в виду разные виды хозяйств — по каким критериям одни подсобные хозяйства крупных предприятий относили к совхозам, а другие не относили — неведомо никому.
«За годы нэпа произошло обвальное падение числа советских хозяйств примерно на 40 %, а земельной площади — на 25 %… Эти показатели, на наш взгляд, служат важным объективным критерием, характеризующим нежизнеспособность социалистических форм хозяйствования в указанные годы».
Почему вывод лукав? Потому что если число хозяйств уменьшалось в иной год на сто, а в иной и на шестьсот единиц, то вся потеря земельной площади приходится на первый послевоенный год — те 90 совхозов, которые тогда перестали существовать, на самом деле безвозвратно распались. Это и есть, собственно, кризис перехода к нэпу и вызванная им ликвидация слабых хозяйств. А потом уменьшение числа шло практически без изменения земельной площади и означает что угодно — слияние хозяйств, укрупнение, поглощение — но только не ликвидацию как таковую. И вместо нежизнеспособности мы видим, наоборот, отменную жизнеспособность новой формы производства — хозяйства укрупняются, что и требовалось получить!
Если хотя бы относительно верить статистике, то за один год — с 1924 по 1925-й при продолжающемся общем уменьшении числа совхозов, их посевная площадь выросла на 29,3 %. За тот же год площадь пашни на один совхоз выросла с 70 до 149 дес, а площадь посева с 31,5 до 83 дес. Так что, как видим, никаким развалом и не пахнет. Какой же развал, раз стали больше пахать и сеять?
Следующий показатель — урожайность. И снова статистический разнобой. По данным зам. председателя правления Госсельсиндиката Ф. Галевиуса, приведенным Климиным, средняя урожайность в совхозах за три года (1924–1926) была примерно 58 пудов с десятины, то есть на уровне середняцких хозяйств. Это верхняя граница.
Теперь немножко посчитаем сами. В 1924 году валовой сбор совхозных зерновых составил 2,3 млн. пудов, а в 1925-м — 6,5 млн. — но это как раз не говорит ни о чем, кроме нестабильности российских урожаев, поскольку в 1924-м была засуха. Зато если мы сосчитаем общую площадь посева на 1925 год и разделим на нее валовой сбор, то выйдет и вовсе по 24 пуда с десятины. Это нижняя граница. Где истина? А истина в том, что уровня зажиточного хозяйства, не говоря уж об интенсивном, достичь не удалось.
Иного, впрочем, и ожидать бессмысленно. Совхозы ведь создавались не ради сивки, плуга и навоза, которые по необходимости применяли, а под трактор, минеральные удобрения, сортовые семена, собственного агронома — но трактора еще предстояло изготовить, удобрения добыть, новые сорта вывести, агрономов выучить. А пока все та же крестьянская рожь и тот же навоз.
Но как только мы переходим к товарности совхозов, то получаем совсем иные результаты. По официальным данным, в 1927 году их валовая продукция составила 7831 тыс. ц зерна, а товарная — 4981 тыс. Путем простой арифметической операции мы получим, что эти хозяйства, при самое большее середняцкой культуре производства, имели товарность 63 %! И даже если цифирка несколько и завышена (рабочие совхозов не получали продукты в натуральном виде, как крестьяне, а покупали), то она в любом случае до 11 % не опустится. Что же будет, когда появятся трактора, удобрения и семена?