Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Тем не менее все свои надежды фюрер связывал с армиями фон Манштейна, которые должны были перейти в контрнаступление и снова взять Харьков и Восточную Украину. Что и было сделано уже в марте. Весенняя распутица остановила наступление немцев, но все надежды Сталина на взятие Орла, Брянска и Смоленска оказались тщетными. И уже в марте Гитлер одобрил план операции «Цитадель», целью которой являлся прорыв армий «Юг» и «Центр» в районе Курска.
Операция должна была начаться в мае, однако высадка американцев в Северной Африке и итальянские события заставили Гитлера отложить ее. Время было потеряно, тем не менее не оставлявший надежды переломить ход войны Гитлер приказал 5 июля 1943 года приступить к реализации «Цитадели». Удар был нанесен в районе Курска, куда уже с весны противники стали стягивать силы, и эти самые силы неприятно поразили немецкую разведку. Ценой неимоверных усилий советское военное производство к этому времени находилось на уровне, уже недоступном для Германии.
Помимо военной техники советское командование выстроило мощные оборонительные линии и сумело подготовить войска. Как и раньше, за все несли ответственность Жуков, Василевский и Воронов, которые два раза в день подробно докладывали Сталину о всех свершениях и изменениях. Тем не менее Гитлер не сомневался в успехе, как не сомневались в нем и фон Манштейн и фон Клюге, имевшие огромное количество военной техники. И после того как 12 июля Сталин отдал приказ о контрнаступлении, начатое немцами 5 июля, наступление быстро переросло в самое крупное в истории войн танковое сражение.
Ничего подобного мировая военная история еще не видела и, возможно, уже никогда не увидит. Горели боевые машины, горели люди, горела сама степь в районе Прохоровки, горело все, что только могло гореть. Черный дым был виден за несколько километров. Ценой неимоверных усилий победителями из этого ада вышли советские танкисты. Победа на Курской дуге стала одним из самых ярких событий Великой Отечественной войны и, конечно же, послужила толчком к открытию Второго фронта.
В конце июля советские войска перешли в наступление на фронте общей протяженностью в 400 километров. В начале августа развернулись тяжелейшие бои за Орел. 3 августа Воронежский и Степной фронты по плану операции «Полководец Румянцев» начали наступление в районе Белгорода. В те же дни Ставка готовила наступление на Смоленском направлении — операцию «Суворов».
3 августа 1943 года Сталин в первый и последний раз выехал на фронт. Командующего Калининским фронтом А.И. Еременко Верховный Главнокомандующий принимал в селе Хорошово под Ржевом и закончил встречу такими словами:
— Вот вы, товарищ Еременко, сдали врагу Смоленск, вам его и освобождать...
По возвращении в Москву Сталин вызвал к себе Штеменко и Антонова.
Беседу с ними он начал с весьма странного вопроса, знают ли генералы военную историю. И пока те собирались с мыслями, Сталин сам ответил за них.
— Нет, судя по всему, — с явным сожалением сказал он, — военной истории вы не знаете, иначе вам было бы известно, что в день одержанных русскими войсками побед в городах били во все колокола... Так было. Как мне кажется, нам тоже следовало бы отмечать одержанные победы, а посему мы решили давать в честь отличившихся армий и их командиров артиллерийские салюты...
Предложение Сталина были воспринято как надо, и в тот же вечер Москва отметила взятие Орла и Белгорода двенадцатью залпами из ста двенадцати орудий. С каждым месяцем эти салюты стали производиться все чаще и чаще, по мере того как советские войска освобождали родные города и гнали захватчиков со своей земли.
Красная Армия успешно наступала, и руководство разведкой все чаще стало поговаривать об устранении фашистских главарей, и в первую очередь Гитлера и Геринга. Однако Сталин запретил проведение этих акций. Геринг вообще у него не вызывал никаких эмоций, что же касается самого фюрера, то Сталин был категоричен. Никаких покушений!
И был трижды прав! Убийство Гитлера позволило бы германским политикам сесть за стол переговоров с его западными союзниками, и кто мог знать, до чего они бы там договорились. Отношения с союзниками у него и без того не складывались. Время шло, а те и не думали открывать Второй фронт. Известный негативный оттенок этим отношениям придавало и решение о приостановке арктических грузов для СССР.
И после того как Сталину надоело ждать сообщения от США и Англии об их планах в Италии, он отправил Рузвельту и Черчиллю довольно резкую телеграмму. «До сих пор, — писал он, — дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результате сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно».
Телеграмма, а еще больше сокрушительное поражение немцев на Курской дуге заставило союзников зашевелиться, и в октябре в Москву прибыли министры иностранных дел стран-союзниц.
Ни до чего определенного министры не договорились, а если что и запомнилось из той конференции, так это встреча Сталина с Антони Иденом. И после того как министр иностранных дел Великобритании заметил, что Черчилль «абсолютно не уверен в том, что план вторжения во Францию можно будет осуществить», Сталин холодно заметил:
— У меня создается такое впечатление, господин министр, что вы на Западе заняты только изучением этого самого призрака вторжения, в то время как нам выпало куда более трудное дело...
А когда смущенный столь откровенным намеком на безделье союзников Иден попытался оправдаться, Сталин резко оборвал его.
— Я не сомневаюсь, — все тем же ледяным тоном продолжал он, — что ваш премьер-министр преисполнен самых благих намерений, но точно так же я уверен и в том, что он хочет, чтобы ему доставались более легкие дела, а нам, русским, более трудные. Это можно было бы сделать один раз, два раза, но нельзя этого делать все время... Но, — после небольшой паузы продолжал он, — мы не буквоеды и не будем требовать того, что наши союзники не в состоянии сделать...
Иден молчал. Опытного дипломата не обманула последняя фраза советского вождя, которая прозвучала весьма примирительно. И намек на то, что Черчиллю не удастся долго просидеть на шее Сталина, был понят.
На этой же конференции государственный секретарь США Хэлл впервые заговорил о встрече «большой тройки». Сталин обещал подумать над этим предложением и в то же время заметил, что именно сейчас они имеют прекрасную возможность нанести сокрушительное поражение немецкой армии. И не воспользоваться ею будет грех. Вместе с тем он как бы невзначай намекнул, что в отличие от немцев, чьи ресурсы весьма ограничены, у Красной Армии достаточно резервов на самые масштабные военные операции...