Сталин. По ту сторону добра и зла

Ушаков Александр Геннадьевич

Да, гибель Гитлера позволила бы избежать многих жертв и разрушений, но вот что было бы с политикой. Никто не сомневался в том, что новое руководство Германии, понимая бессмысленность дальнейшего сопротивления, заключило бы сепаратный мир с Западом. Но что бы делал тогда Сталин? Вряд ли он был бы доволен таким окончанием ставшей для него победоносной войны. И, вероятно, карта послевоенной Европы вряд ли бы выглядела так, как ее уже видел Сталин.

И то, что Гитлер остался жив, а война продолжалась еще целых девять месяцев, было выгодно прежде всего Сталину. Потому он и приказал своим спецслужбам беречь фюрера как зеницу ока. Гитлер остался жив, ни о каком сепаратном мире не могло быть и речи, и советские войска продолжали уверенную поступь по странам Европы. Само собой понятно, что победное шествие советских войск еще больше укрепило и без того куда как прочные политические позиции их Верховного Главнокомандующего, что весьма отчетливо и проявилось в Ялте.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сталин, Молотов, Кузнецов, Антонов, Майский и Громыко прибыли в Ялту 4 февраля, а в половине пятого открылось первое заседание, вести которое Сталин предложил Рузвельту. И снова повторилась картина, которую уже многие видели в Тегеране. Совершенно спокойный Сталин, экспрессивный Черчилль, который не мог сидеть во время весьма, надо заметить, жарких дебатов на своем месте, и постоянно пребывавший в напряжении Рузвельт, который, как и в Тегеране, оказался между двух огней.

И точно так же, как и в столице Ирана, Сталин сокрушал Черчилля своей убийственной логикой, приправленной едва уловимой иронией. А за каждой произнесенной им бесстрастным голосом фразой стояла несокрушимая уверенность в своих силах.

На одной из встреч Черчилль предложил Сталину разделить между Англией и Россией сферы влияния на Балканах, но при этом отдать русским 90% Румынии против 90% в Греции, 50 на 50% — в Югославии и Венгрии и 75% русским в Болгарии. Сталин даже не ответил. Многозначительно постучав по врученной ему Черчиллем бумаге, он вернул ее обратно. А когда Черчилль спросил, не сжечь ли этот документ, Сталин пожал плечами: «Нет, сохраните его!»

Понятно, что в Ялту каждый участник «большой тройки» приехал со своими собственными намерениями и целями. Рузвельт был обязан заручиться данным ему обещанием Сталина начать войну с Японией и добиться общего согласия на Всемирную организацию. Черчилль собирался продолжить после войны свои «особые отношения с США и усилить вовлечение американцев в европейские дела, в которых он видел ключ к воссозданию баланса сил в Европе. И именно поэтому он всячески сопротивлялся распространению советского влияния и делал все возможное, чтобы восстановить статус Франции как великой державы. Но в то же время он предпринимал титанические усилия, чтобы поражение Германии не выглядело столь сокрушительным, как во времена Версаля, и в Европе не образовалось бы политического вакуума. Что же касается самого Сталина, то он намеревался добиться самых твердых гарантий безопасности советской территории и установленной на ней его, сталинской, системы от любого влияния. Своей цели он собирался достигнуть за счет всех тех территорий, которые когда-либо находились под российской юрисдикцией. Другим его устремлением было создание как в Европе, так и в Азии как можно большей сферы своего влияния с помощью образования просоветских режимов, как это уже имело место в случае с Польшей.

* * *

Первое заседание конференции началось с анализа военного положения, которое Сталин весьма умело использовал для доказательства союзникам всей огромной разницы между его и их войсками, поскольку союзные армии все еще вели бои к западу от Рейна, в то время как его армии гнали немцев за Одер.

Как только стороны приступили к обсуждению доклада, Сталин с присущей ему хитростью стал задавать вопросы, которые были больше похожи на ответы. И у всех слушавших его создавалось такое впечатление, что проводимые союзниками операции не идут ни в какое сравнение с размахом советских и что, несмотря на все свои заверения, они не могут (или не хотят) остановить переброску германских войск на Восточный фронт.

Разгорелись на конференции и жаркие споры о будущем правительстве Польши и ее границах. К этому времени Красная Армия заняла не только Польшу, но и значительную часть той германской территории, которую Сталин собирался вручить подобранному им правительству. И Черчилль был неприятно поражен размерами тех земель, которые Сталин собирался выделить Польше за счет Германии в качестве компенсации. А если отбросить всю лирику, то забирал он эти территории себе.

«Я не хочу, — заявил Черчилль, — фаршировать польского гуся, чтобы он умер от несварения немецкого желудка». А после того как поведал о том, что вопрос о Польше «является вопросом чести», Сталин сказал: «Для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности». Что касается чести, то у русских, по его словам, накопилось немало грехов перед Польшей, и советское правительство было намерено их загладить. Вопрос же о безопасности был связан с теми важнейшими стратегическими проблемами Советского Союза, которые имели прямое отношение к польскому государству.

Тем не менее Черчилль как мог боролся за включение в коммюнике фразы, что «Польша должна была получить существенные приращения территории на севере и западе», оставив простор для дальнейшей политической борьбы. И своего он добился.

Когда союзники выразили сомнение в справедливости уже давно согласованной границы по линии Керзона, Сталин напомнил, что линия Керзона была придумана не русскими. «Авторами линии, — говорил он, — являются Керзон, Клемансо и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. Русских на этой конференции не было. Линия Керзона была принята на базе этнографических данных вопреки воле русских. Ленин не был согласен с этой линией. Он не хотел отдавать Польше Белосток и Белостокскую область, которые в соответствии с линией Керзона должны были отойти Польше. Советское правительство уже отступило от позиции Ленина.

Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо? С каким лицом он, Сталин, вернулся бы тогда в Москву? Нет, пусть уж лучше война с немцами продолжится еще немного дольше, но мы должны оказаться в состоянии компенсировать Польшу за счет Германии на Западе».

* * *

Жаркие дебаты развернулись и по вопросу о составе польского правительства. Именно эту проблему Черчилль назвал «пробным камнем» конференции. И был прав. Поскольку уже мало кто сомневался в том, что все то, что сейчас решится по Польше, будет применено и ко всем другим странам, занятым Красной Армией.

Польская проблема рассматривалась на семи заседаниях, на которых три лидера произнесли в общей сложности ровно 18 тысяч слов. Союзники желали получить условия, которые могли бы гарантировать демократическое и независимое правительство, тогда как Сталин намеревался сохранить над Польшей свой собственный контроль. Но сделать это надо было так, чтобы не доводить дело до разрыва с союзниками. Потому он и убеждал их в том, что Россия должна быть уверена, что никто и никогда не использует Польшу в качестве коридора для нападения на СССР.

Сталин говорил очень убедительно, сыпал историческими примерами и весьма искусно связал польскую проблему с планом США о создании Всемирной организации, по которому Рузвельт надеялся получить его согласие. Хотя сам он проявлял большую осторожность в отношении американских предложений. Но с Америкой было все же проще, так как Сталин всегда имел в запасе такой мощный козырь, как обещанная им еще в Тегеране война с Японией.

Этот козырь он и пустил в ход во время личных встреч с американским президентом. По всей видимости, они говорили уже без обиняков. И когда Сталин предложил Рузвельту пойти на определенные уступки, которые, по его словам, были ему необходимы, чтобы убедить русский народ начать военные действия против державы, с которой у него не было спорных проблем, тот охотно согласился.