Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Правда, заработная плата рабочих и служащих начала расти уже с 1947 года и к 1952 году увеличилась по сравнению с предвоенными годами на 43%. Но беда в том, что деньги не на что было тратить: товаров по-прежнему производилось мало. И именно с того печального времени в советскую жизнь на 40 с лишним лет прочно вошли очереди. Буквально за всем.
Сталин, конечно же, следил за восстановительным процессом, но уже не так активно, как в 1930-е годы. Да и на Политбюро экономические вопросы обсуждались уже не так глубоко. Причин тому — несколько. Сталин уже не являлся главной движущей силой той самой индустриализации, которая должна была его сделать тем, кем он
Он получил (пусть и не все) репарации, заводское оборудование и сырье, а всем остальным должны были заниматься уже другие люди. И пока они, хорошо зная с кем имеют дело, работали и за совесть, и за страх, без которых в СССР не обходилось уже ни одно начинание. Будь то рытье канала, участие в сборной СССР, от которой требовали только первого места в международных соревнованиях.
Как это ни печально, но Сталин куда больше обращал внимание на вал, нежели на качество. Этим объяснялось не только снижение качества продукции, но и появление в выполнении всевозможных планов приписок, поскольку от этого зависели награды и капиталовложения. Более того, стремление как можно больше выдать продукции на гора вело к омертвению инженерной мысли, поскольку на внедрение нового просто не было времени, да и особого желания. Да и зачем, если и старые производственные мощности и методы работы позволяли держаться на плаву. А вперед в России никогда не смотрели.
Такое отношение к науке неизбежно вело к консерватизму и в конечном счете к застою, последствия которого скажутся много позже. Но иначе и быть не могло, поскольку Сталин приказал до минимума сократить любые контакты с остальным миром. Да и что, по его словам, мог дать Советскому Союзу дышавший на ладан Запад? И если рабочих такое положение вещей в общем-то устраивало, то по творческой технической интеллигенции оно било изо всех сил. Оторванные от передовых мировых технологий, советские инженеры, конструкторы и техники были вынуждены вариться в собственном соку. Конечно, подобная изоляция заставляла их напрягаться, но их изобретения в силу указанных выше причин редко доходили до практики. В результате советская промышленность уже тогда начала заметно отставать в техническом прогрессе.
Огромных затрат стоило появление в СССР собственного ядерного оружия, на создание которого работала практически вся страна. Тяжким грузом на плечи трудящихся легло и создание мощного военно-промышленного комплекса, который являлся атрибутом «холодной войны» и борьбы за новый передел мира.
И все же положение в промышленности ни в какое сравнение не шло с той трагической ситуацией, какая сложилась в сельском хозяйстве. Устав от него в годы коллективизации, Сталин не желал и слышать о бедах сельского хозяйства и, как и в начале 1930-х годов, отказался воспринимать реальностью голод 1946 года. Тем не менее кое-какие сдвиги были сделаны, и приоритет был отдан, с благословения вождя, расширению капиталовложений в сельскохозяйственное производство.
Как все и всегда в нашей стране, все кончилось ложью, и на XIX съезде партии Маленков заверил сидевшего в президиуме Сталина, что с проблемой хлеба в Советском Союзе покончено раз и навсегда. После подобного заявления уже никто не осмеливался заговаривать с вождем об истинном положении дел в сельском хозяйстве, да и вряд ли оно его уже интересовало. В последние месяцы жизни Сталина одолевали совсем другие мысли...
Только после смерти Сталина Хрущев поведает Верховному Совету правду о катастрофическом состоянии сельского хозяйства, которое так пока и не достигло даже довоенного уровня (за исключением производства хлопка). При этом показатели роста поголовья скота застыли на уровне 1916 и 1928 годов.
Одной из главных причин столь мрачной картины Хрущев назвал то потрясающее упрямство Сталина, с каким он отвергал все предложения поднять благосостояние крестьянства и таким образом заручиться их сотрудничеством. Судя по всему, за прошедшие полвека он так и не научился смотреть на крестьян иначе, как на врагов, и все еще полагал единственным средством общения с ними язык приказов и директив. А когда надо, то и угроз.
Так многострадальное российское крестьянство в какой уже раз в истории страны стало своеобразным козлом отпущения, поскольку именно на его плечи Сталин переложил все тяготы послевоенного восстановления страны, не дав при этом никакой доли в производимых благах.
Значительную роль в ухудшении сельского хозяйства сыграла и склонность Сталина слушать таких шарлатанов от науки, как Трофим Лысенко. Чем он привлек в общем-то такого недоверчивого человека, каким был Сталин? Думается, тем же самым, чем страдал и сам вождь, полным игнорированием законов. Но если сам Сталин игнорировал социальные и экономические законы, то Лысенко перещеголял вождя, поскольку наплевал уже на законы природы, утверждая, что человек выше их и может управлять окружавшей его средой с помощью только своей воли. Что, конечно же, не могло не импонировать Сталину.
Да и чем еще можно объяснить его необычайное расположение к Лысенко, который утверждал, что приобретенные свойства человеческого характера передаются по наследству, что в принципе противоречило классической теории наследственности. (Впрочем, кто знает, может быть, именно этого и хотел Сталин, и дети живших в постоянном страхе и унижении отцов должны были стать достойными наследниками своих родителей.)
И хотя к тому времени Сталина вряд ли можно было назвать стопроцентным марксистом, Лысенко удалось увлечь совершенно не знакомого с проблемой Сталина именно тем, что его теория представляет собой материалистическую, «пролетарскую агробиологию», которая в первую очередь била по теории наследственности Менделя, проникнутой, на его далеко не самый просвещенный взгляд, отсталыми буржуазными представлениями.
Сталин поверил (или сделал вид), сделал Лысенко депутатом Верховного Совета и президентом Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина и дал Сталинскую премию.
Что же касается великого российского генетика Н.И. Вавилова, то он был исключен из академии и оказался вместе со своими последователями в тюрьме за саботаж нового учения о «наследственной передаче приобретенных признаков». Как и всякого врага народа, его приговорили к расстрелу, до которого он, на свое счастье, не дожил. В январе 1943 года великий ученый скончался от дистрофии.
Он много чего натворил как в науке, так и около нее, этот самый Трофим Лысенко, и политическим итогом триумфа академика от науки стало принятие его программы строительства зеленых полос, что, в свою очередь, являлось главным пунктом «Сталинского плана преобразования природы». Этот фантастический по своему замыслу проект (за 15 лет надлежало создать три гигантские зеленые полосы общей протяженностью более 5 тысяч километров с целью остановить эрозию почв и смягчить воздействие температурных колебаний), принятый в 1948 году, и должен был проводиться в жизнь за счет колхозов.