Сталин. По ту сторону добра и зла

Ушаков Александр Геннадьевич

3 июля митинг продолжился, большевистские ораторы призывали к свержению правительства, захвату заводов и фабрик, к реквизиции денег и продовольствия. Возглавившие восстание солдаты Романов, Ильинский, Маслов и прапорщик Семако (все, конечно, большевики) установили на нескольких грузовиках пулеметы и назначили выступление на 3 июля в 17 часов.

Приблизительно в это же время на Якорной площади состоялся митинг матросов, благо большевистские агитаторы успели поработать и в Кронштадте. Там царила полнейшая анархия: матросы без суда и следствия убивали офицеров, крепость превратилась в настоящий бандитский притон. «Братишки» горели желанием отправиться на «помощь» пулеметчикам. Впрочем,

и здесь официальные представители ЦК большевиков «уговаривали» матросов не отвечать на призыв пулеметчиков и уже тем более не брать с собой оружие.

Но... куда там! Агитаторы старались всю ночь, и уже в 5 часов утра 4 июля со складов было выдано 60 тысяч патронов для винтовок и 200 тысяч для наганов.

За два часа до выступления пулеметчики сообщили о своем решении свергнуть Временное правительство и передать власть Советам в ЦК РСДРП(б). Сталин продолжил свои игры и на совещании ЦК, ПК и Военной организации... предложил не поддерживать пулеметчиков.

* * *

Около 18 часов на улицах Петрограда появились вооруженные рабочие. Буквально в считанные минуты мятежным огнем полыхнула и давно готовая к бою Выборгская сторона. Чуть позже выступил 1-й пулеметный полк с пулеметами на грузовиках и устрашающим лозунгом «Помни, капитализм, булат и пулемет сокрушат тебя!»

К пулеметчикам присоединились почти 2000 солдат Московского полка и почти столько же гренадеров. Захватив по дороге три орудия, «революционные массы» направились за благословением вождя к особняку Кшесинской.

«На Французской набережной, — вспоминал В. Набоков, — меня обгоняет мотор, наполненный вооруженными солдатами... Те же безумные, тупые, зверские лица, какие мы все помним в февральские дни... На углу Шпалерной и Литейной трудно было двигаться... С Литейной шли вооруженные толпы рабочих, направлявшихся затем налево по Шпалерной, к Таврическому дворцу и Смольному. На плакатах большевистские надписи: «Вся власть Советам!» и др. Лица были мрачные, злобные».

И ничего удивительно в этих тупых и злобных лицах не было. Войска, наводнявшие город, — писал член Думы С.И. Шидловский, — весьма мало были похожи на настоящие войска; это были банды людей известного возраста, весьма мало знакомых с дисциплиной... ничего не делавших и обуреваемых единственным страстным желанием отправиться домой. Самолюбия, хотя бы национального, у них не было совсем.

4 июля в Петрограде появился окрыленный успешно развивающимися событиями Ильич. (Прервал-таки заслуженный отдых!) В 11 часов он был уже в особняке, а в полдень со своего знаменитого балкона приветствовал «красу и гордость русской революции» и благословил на ратные подвиги подоспевших из Кронштадта моряков. К 16 часам у Таврического дворца собралась огромная толпа из 60 тысяч человек, и, по словам одного из рабочих, у всех было «такое настроение, что, кажется, вытащил бы на улицу Временное правительство и расправился бы с ним».

В этой напряженной обстановке ЦИК Советов объявил военное положение и, создав свой собственный военный штаб из меньшевиков и эсеров, дал министрам от социалистических партий все полномочия для борьбы с анархией и беспорядками. Для защиты Таврического дворца от большевиков был вызван верный присяге Волынский полк. Обеспокоенный Керенский приказал прекратить появление на улицах «солдатских вооруженных банд», и сотня 1-го Донского полка отправилась к Таврическому дворцу. На Литейном казаков обстреляли.

«На всю жизнь, — писал А.М. Горький, — останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 4 июля. Вот, ощетинившись винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовой автомобиль, тесно

набитый разношерстными представителями революционной армии. И ясно, что этот устрашающий выезд «социальной революции» затеян кем-то наспех, необдуманно и что глупость — имя силы, которая вытолкнула на улицу вооруженных до зубов людей».

Ну а кто был этим «кем-то», сам того не ведая, поведал большевистский поэт Демьян Бедный уже после победы революции. «Накануне июльского кризиса, — «вспоминал» он, — я сидел в редакции «Правды» и разговаривал со Сталиным. Вдруг раздался телефонный звонок, и Сталин взял трубку. Звонил один моряк из Кронштадта. Он просил совета Сталина по одному важному вопросу: следует ли морякам явиться на демонстрацию вооруженными или без оружия?

Попыхивая трубкой и поглаживая усы, Сталин на минуту задумался, потом дал ответ, который заставил меня невольно расхохотаться. «Вот мы, писаки, — сказал Сталин, — так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собой... А как вы там со своим оружием, вам виднее!..» Таким образом, заливался от счастья Бедный, Сталин весьма тонко намекнул морякам, что оружие им пригодится».

Однако поверить в подобное трудно. По той простой причине, что никому и в голову не пришло бы в июле 1917-го просить у Сталина совета, а на телефонные звонки Раскольникова из Кронштадта отвечали куда более авторитетные члены партии Зиновьев и Каменев.

Да, говоря откровенно, моряки и без всяких советов прекрасно знали, что им делать в столице. Для того и шли. Но если это даже было выдумкой Демьяна (эта история была рассказана, конечно же, с разрешения самого Сталина), то Сталин сам выдавал истинные причины случившегося в июле.

* * *

4 июля в 20 часов в Таврическом дворце состоялось заседание ЦК партии с представителями Петербургского комитета, Военной организации и группы «межрайонцев» Троцкого. На нем было решено прекратить выступление и призвать «демонстрантов» к «стойкости, выдержке и спокойствию». Оно и понятно: ряды изрядно уставших солдат и матросов начали редеть, и только рабочие все еще продолжали скандировать большевистские лозунги. А наиболее радикально настроенные из них ворвались в зал, где заседали исполнительные комитеты, и потребовали, чтобы Советы взяли власть в свои руки.

Но... все было напрасно. В полночь в столице появился Измайловский полк, полный решимости защитить Временное правительство и Советы. Почувствовав силу, правительство приказало усилить давление на большевиков и разгромить типографию, где печатались их «Правда» и другие газеты. Что с великой радостью и было сделано. Ну а затем командующий Петроградским военным округом генерал П.А. Половский отдал приказ изгнать большевиков из особняка Кшесинской.

К утру 5 июля практически все мосты, кроме Дворцового, были разведены, и в штаб военного округа доставляли арестованных солдат и матросов. Виновниками кровавой вакханалии газеты прямо называли большевиков, и А.И. Деникин назвал их «червями, которые завелись в ране, нанесенной армии другими».

Военная организация выставила вокруг особняка Кшесинской патруль, а перепуганная неминуемой расправой «краса и гордость русской революции» окопалась в окруженной подоспевшими в Петроград фронтовиками Петропавловской крепости. Фронтовики с вполне понятным презрением относились к тыловым крысам, жировавшим в столице, в то время как они проливали кровь в окопах, и с превеликим удовольствием перестреляли бы всех этих пособников «немецких шпионов». Если бы... не Сталин. Именно он «уговорил» матросов сдать оружие и вернуться в экипажи. Что они, надо думать, с превеликой радостью и сделали. Шансов выстоять против людей, ходивших в штыковую, у них не было...