Сталин. Путь к власти
Шрифт:
Анализируя состав делегатов съезда, Сталин обратил внимание на то, что из 330 делегатов «рабочих физического труда было всего 116; конторщиков и приказчиков – 24; остальные – нерабочие». Сопоставляя идейно-политическую ориентацию делегатов с их социальным положением, Сталин пришел к выводу, что в большевистской фракции рабочих физического труда было больше, а среди меньшевиков «оказалось гораздо больше профессиональных революционеров», то есть людей, не принадлежавших к пролетариату.
«Еще более интересны цифры о составе съезда с точки зрения «территориального распределения» делегатов, – писал Сталин. – Выяснилось, что большие группы меньшевистских делегатов посылаются главным образом крестьянскими и ремесленными районами: Гурия (9 делегатов), Тифлис (10 делегатов), малороссийская крестьянская организация «Спилка» (кажется, 12 делегатов), Бунд (громадное большинство – меньшевистское)
Из этих данных Сталин делал такой вывод: «Очевидно, тактика большевиков является тактикой крупно-промышленных пролетариев, тактика тех районов, где классовые противоречия особенно ясны и классовая борьба особенно резка. Большевизм – это тактика настоящих пролетариев. С другой стороны, не менее очевидно и то, что тактика меньшевиков является по преимуществу тактикой ремесленных рабочих и крестьянских полупролетариев, тактикой тех районов, где классовые противоречия не совсем ясны и классовая борьба замаскирована. Меньшевизм – это тактика полубуржуазных элементов пролетариата». По его мнению, большевизм отражал позицию наиболее «кипящего слоя» пролетариата, а меньшевизм ориентировался на неустойчивые, еще незрелые или уже «остывающие» слои рабочего класса.
«Не менее интересен, – считал Сталин, – состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики – еврейская фракция, большевики – истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром».
Сталин так объяснял такое распределение этнических групп среди двух противоборствовавших фракций РСДРП: «очагами большевизма являются главным образом крупнопромышленные районы, районы чисто русские, за исключением Польши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, являются в то же время районами евреев, грузин и т. д.»
В своем анализе Сталин не затронул еще одну важную особенность состава съезда РСДРП: на нем национальные меньшинства были представлены в большем количестве, чем русское население империи. Такая же диспропорция была характерна и для руководства других революционных партий России. Евреи, например, составляли около 4% населения страны. Историк М.Н. Покровский писал: «По данным различных съездов, евреи составляют от 1/4 до 1/3 организаторского слоя всех революционных партий». Другие национальные меньшинства России – грузины, армяне, поляки, латыши – в рядах РСДРП, а особенно в ее «организаторском слое» были представлены весьма значительно, и в процентном соотношении они также существенно превышали их соответствующие доли в национальном составе России.
Такая диспропорция в значительной степени объяснялась тем, что многие представители национальных меньшинств рассматривали любую революционную партию прежде всего как организацию, направленную на разрушение империи и удовлетворение стремлений своего народа, а не столько как орудие пролетарской революции. Поэтому сторонники борьбы под лозунгами единства пролетариев всего мира нередко превращались в националистов. Так, уже в 80-х годах XIX века бывший сотрудник социалистического органа «Асефас хахомим» М. Лилиенблюм стал автором популярной брошюры «О возрождении еврейского народа в Святой земле древних отцов», а популяризатор марксова учения Иегалел (Левин) превратился в активного агитатора переселения евреев России в Палестину. Постепенно на чисто националистические позиции перешли многие социалисты и социал-демократы Польши, Грузии, Армении, сыгравшие затем видную роль в руководстве вновь образованных государств (например президент Польши Пилсудский, председатель правительства независимой Грузии в 1918—1921 годы Жордания, лидеры социалистической партии «Дашнакцутюн» и руководители правительств независимой Армении в 1918—1920 годы Каджазнуни, Хатисян, Оганджанян, Врацян). Впрочем, и ряд русских социал-демократов, такие как Плеханов и Алексинский, после начала Первой мировой войны отказались от лозунга пролетарской солидарности и поддержали усилия самодержавной России в ее борьбе против Германии и других стран центрального блока.
Столкновение интересов различных социальных и региональных групп также проявлялось в РСДРП, хотя и прикрытое идейно-политическими лозунгами. Соперничество внутри партии и отдельных ее звеньях сплошь и рядом превращалось в борьбу за власть и влияние, как это почти всегда бывает практически в любом коллективе.
С первых же своих шагов в революционной организации Джугашвили оказался втянут в распри внутри «Месаме-даси». Идейные споры среди грузинских социал-демократов оказались перемешанными с противостоянием между «ветеранами» и «новичками», которое возникает в любом коллективе, включая церковные и деревенские общины, коллективы госучреждений и научно-исследовательских институтов, тюрем и армейских казарм. Разумеется, законы «дедовщины» в институтах и министерствах проявляются по-иному, чем в тюрьмах и армиях, но от этого их суть – обеспечение господства «ветеранов» над «новичками» – не меняется. Хотя сторонники подобных противостоящих групп часто выступают либо под лозунгами «верности традиции», либо под лозунгами «новаторства», против «консерватизма», на деле борьба превращается в конфликт между теми, кто уже успел занять командные посты, и новыми претендентами на эти должности, лишенными власти и влияния на процесс принятия решений.
Если продолжить сравнение политической партии с транспортным средством, то проявления такого противостояния можно обнаружить даже в поведении пассажиров в переполненном автобусе. Можно даже говорить о своеобразном «законе автобуса», который во многом определяет отношения между людьми чуть ли не в любом коллективе. Действие этого закона проявляется в столкновении интересов тех, кто занял место в автобусе, и тех, кто еще не вошел в него, в упорном нежелании «ветеранов» уступать «новичкам» свои сидячие места, в стремлении новичков как можно быстрее завладеть свободными сиденьями, в настойчивых призывах стоящих на остановке к пассажирам автобуса «пройти вперед», потому что там якобы «свободно».
Оказавшись на остановке одного из первых петербургских трамваев, писатель А.И. Куприн наблюдал поразительную агрессивность людей, вне зависимости от их сословия, уровня образования и культуры. Он с удивлением видел, как почтенный генерал в отставке, учительница музыки, мамаша с ребенком, двое мастеровых и другие люди толкали и пихали друг друга, стремясь как можно быстрее войти в трамвай, а затем занять удобные места. Куприн также заметил, что первоначальная агрессивность пассажиров по отношению друг к другу быстро сменяется молчаливой солидарностью. «Нас… соединяет общее чувство вражды к новым пассажирам, влезающим в вагон на остановках… Но проходит минута-две, и пришельцы становятся как будто уже своими и вместе с нами начинают ненавидеть новых, позднейших спутников, и вместе с нами привыкают к ним».
Разумеется, в отличие от автобусов или трамваев, противостояние в социальном коллективе может длиться годами, а «ветераны» и «новички» применяют изощренные приемы борьбы, чтобы отстоять свои интересы.
Порой для доказательства законности своих «прав» на место в социальном пространстве люди придумывают внешне благообразные обоснования. В некоторых же случаях столкновение различных принципов так сильно переплетается с борьбой за социальное пространство, что отличить одно от другого не представляется возможным. Российская социал-демократия не была в этом отношении исключением. Вся история жизни Сталина в рядах социал-демократической, а затем большевистской или коммунистической партии свидетельствует о непрекращавшейся борьбе различных группировок за власть и влияние в руководстве партии, а затем и страны. В то же время приписывать Сталину чуть ли не единоличную ответственность за возникновение и разжигание этой борьбы нелепо. Эта борьба не закончилась после его смерти и началась до его вступления в партию. Еще задолго до создания единой партии марксистские кружки разъедали споры, многие из которых были рождены в значительной степени стремлением «ветеранов» отстоять свое положение и желанием «новичков» приобрести более высокий статус.
Принципиальные споры Ленина с «экономистами» в марксистских кружках Петербурга во многом объяснялись нежеланием совсем юной социалистической молодежи подчиняться «старикам» (еще молодым, но уже более опытным революционерам) и слушаться «Старика», как тогда именовали 25-летнего Владимира Ульянова. Позже конфликт Владимира Ульянова с меньшевиками на II съезде был в значительной степени осложнен нежеланием основоположника российской социал-демократии 46-летнего Г. В. Плеханова портить отношения с другими «ветеранами» движения и его стремлением не уступать положение вождя 33-летнему Ленину.