Сталин. Путь к власти
Шрифт:
Неволя не только делала революционеров непримиримыми борцами против существующего строя, но могла ожесточать их друг против друга. В условиях навязанной людям постоянной близости друг к другу малейшие несходства в характерах, различия в привычках могли становиться источником повышенной раздражительности, провоцировать нелепые, но затяжные ссоры и обиды. Несогласия, возникавшие еще за стенами тюрем в конспиративных кружках, превращались в заключении в серьезные конфликты. Малейшее несогласие между «новичками» и «ветеранами» изображалось как проявление чуждых классовых влияний, капитуляция перед классовым врагом, а порой и как сознательное пособничество самодержавному строю.
Тюрьма нередко отравляла человеческие отношения ядом подозрений. Постоянно перебирая обстоятельства своего ареста или возвращаясь мысленно к
Для некоторых подозрений были серьезные основания: российская жандармерия научилась искусно «освещать» деятельность революционных организаций, внедряя в них опытных агентов и провокаторов. Даже руководитель Боевой организации партии эсеров Азеф был агентом полиции. В рядах РСДРП также было немало агентов. В ЦК РСДРП и в думскую фракцию большевиков внедрился агент полиции Родион Малиновский. Некоторых из полицейских агентов революционерам удалось разоблачить (признанным специалистом по разоблачению был Владимир Бурцев). И все же в рядах подпольщиков появлялись новые агенты охранки, и очевидная утечка секретной информации вносила смятение в ряды нелегальных партий, усиливая подозрительность и взаимное недоверие друг к другу.
Многие преданные делу революции люди оказывались оклеветанными и обвиненными в сотрудничестве с полицией. Некоторых доводили до самоубийства, а иных казнили свои же товарищи по ложным обвинениям в предательстве. Позже обвинения в сотрудничестве с полицией стали обычным способом компрометации видных деятелей Советского государства. В 1920 году такие обвинения были выдвинуты в новороссийской белогвардейской газете против Луначарского и Троцкого. Не избежал подобных наветов и Сталин.
Глава 13.
БЫЛ ЛИ СТАЛИН АГЕНТОМ ЦАРСКОЙ ПОЛИЦИИ?
Ряд исследователей утверждает, что обвинения Сталина в сотрудничестве с полицией впервые были выдвинуты против него еще в дореволюционное время. Однако нет никаких документальных подтверждений подобных обвинений ни до революции, ни при жизни Сталина вообще. Обвинения такого рода были опубликованы в США вскоре после завершения XX съезда КПСС.
23 апреля 1956 года в журнале «Лайф» бывший видный работник ОГПУ-НКВД Александр Орлов (Лев Фельдбин), давно эмигрировавший на Запад, заявил, что его коллега по НКВД Штейн якобы еще в 1937 году обнаружил в архиве царской полиции папку с агентурными донесениями Иосифа Джугашвили заместителю директора департамента полиции Виссарионову. Ссылаясь на рассказ тех, кто якобы знакомился с содержанием этой папки, А. Орлов утверждал, что Сталин был агентом полиции вместе с Р. Малиновским, но «решил устранить Малиновского со своего пути на секретной работе в Охранке» и написать письмо в полицию против этого провокатора. По словам Орлова, на полях этого письма Сталина «была начертана резолюция товарища министра внутренних дел, которая гласила примерно следующее: «Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это…» Несколько недель спустя Сталин был арестован вместе с другими большевиками в Санкт-Петербурге, по иронии судьбы попав в западню, которая была уготована ему Малиновским». Однако в подтверждение своих слов Орлов не смог привести какие-либо документы.
В том же номере журнала «Лайф» Исаак Дон Левин опубликовал подобного рода обвинения против Сталина. Позже они более подробно были изложены в книге этого же автора «Величайший секрет Сталина», вышедшей в свет в 1956 году. Автор утверждал, что располагал документальными свидетельствами сотрудничества Сталина с царской полицией. Согласно версии Левина, Сталин начал сотрудничать с полицией 15 апреля 1906 года, когда был арестован в Тифлисе. Он якобы выдал расположение подпольной Авлабарской типографии РСДРП, которая в тот же день была разгромлена. За эту помощь полиции он тут же был не только отпущен на свободу, но и переправлен в Стокгольм для участия в IV (объединительном) съезде РСДРП. В подтверждение сотрудничества Сталина с полицией Левин приводил машинописное письмо, которое, по его словам, он получил в 1947 году от трех эмигрантов из России, проживавших после Октябрьской революции 1917 года в Китае. Вот его содержание:
«М.В.Д.
Заведывающий особым отделом Департамента полиции
12 июля 1913 года
Совершенно секретно
Лично
Начальнику Енисейского Охранного отделения А.Ф. Железнякову.
[Штамп «Енисейское Охранное отделение»]
[Входящий штамп Енисейского Охранного отделения: ]
«Вх. № 65 23 июля 1913 года».
Милостивый Государь!
Алексей Федорович!
Административно-высланный в Туруханский край Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин, будучи арестован в 1906 году, дал начальнику Тифлисского г[убернского] ж[андармского] управления ценные агентурные сведения. В 1908 году н[ачальни]к Бакинского Охранного отделения получает от Сталина ряд сведений, а затем, по прибытии Сталина в Петербург, Сталин становится агентом Петербургского Охранного отделения.
Работа Сталина отличалась точностью, но была отрывочная.
После избрания Сталина в Центральный комитет партии в г. Праге Сталин, по возвращению в Петербург, стал в явную оппозицию правительству и совершенно прекратил связь с Охраной.
Сообщаю, Милостивый Государь, об изложенном на предмет личных соображений при ведении Вами розыскной работы.
Примите уверения в совершенном к Вам почтении
[Подпись: ] Еремин».
Левин писал, что он не удовольствовался приобретением этого письма и решил провести собственное расследование в 1950 году в Западной Европе. В окрестностях Парижа он разыскал бывшего генерала жандармерии Александра Спиридовича. По словам Левина, генерал не только узнал подпись своего коллеги Еремина на письме, но даже презентовал Левину серебряный графин с дарственной надписью от сослуживцев, среди которых была выгравирована подпись и Еремина. Генерал заверил Левина, что ему знаком и шрифт письма, и высказал мнение, что письмо было напечатано на машинке типа «Ремингтон» или «Ундервуд», которые использовались в России до Первой мировой войны. А.И. Спиридович удостоверил и личность того, кому направлялось письмо, заявив, что «в США находятся несколько беженцев из Сибири, лично знавшие Железнякова».
К тому же Спиридович предложил Левину разыскать в Германии некоего офицера охранного отделения, которого он знал по кличке «Николай Золотые очки». Генерал сказал, что после революции этот офицер долго жил в Берлине и служил под фамилией Добролюбов пономарем в православной церкви. Генерал считал, что «Николай Золотые очки» «может быть, единственный, кто занимался проблемой отношений Сталина с Охранкой и, возможно, знал его лично». Левин подробно описал, как он съездил в Западный Берлин, нашел нужную церковь, священник которой ему сказал, что Добролюбов переехал в Висбаден. По словам Левина, приехав в этот город, он нашел на местном кладбище могилу Добролюбова и на этом закончил попытки найти живых свидетелей сотрудничества Сталина с царской полицией.
Версия И.Д. Левина была подвергнута острой критике почти сразу же после выхода в свет его книги видным советологом Дэвидом Даллином. В еженедельнике «Нью-Йорк таймс бук ревью» за 21 октября 1956 года он доказывал, почему «письмо Еремина», на котором держалась версия Левина, можно считать фальшивкой. Он обратил внимание на то, что письмо датировано 12 июля 1913 года, когда полковник Еремин уже не занимал пост в Санкт-Петербурге, а перешел на работу в Финляндию. Полиция никогда не именовала революционеров по их партийным псевдонимам, а использование двойной фамилии «Джугашвили-Сталин» было бы необычно для полицейского документа. Даллин обращал внимание на то, что во всех полицейских документах, в том числе и относившихся к 1913 году, говорилось о «Джугашвили». Кроме того, в этих документах призывалось принять меры против его возможного побега. Вряд ли такие предупреждения рассылались бы, если бы речь шла об агенте полиции. Также известно, что впервые Джугашвили стал подписывать свои работы фамилией «Сталин» лишь с начала 1913 года, в то время как в письме утверждалось, что «Джугашвили-Сталин» сотрудничал с полицией с 1908 года. (Пытаясь оправдаться, Левин, вопреки фактам, уверял, что Сталин подписывался этим псевдонимом за два года до «письма Еремина»)