Сталин. Том 2
Шрифт:
В апреле 1926 г. левой оппозицией внесена была на пленум ЦК следующая поправка против теории черепашьего шага: «Было бы в корне неправильно думать, будто к социализму можно идти произвольным темпом, находясь в капиталистическом окружении. Дальнейшее продвижение к социализму будет обеспечено лишь при том условии, если расстояние, отделяющее нашу промышленность от передовой капиталистической… будет явно и осязательно уменьшаться, а не возрастать». Сталин с полным основанием объявил эту поправку «замаскированной» атакой на теорию социализма в отдельной стране и категорически отверг самую тенденцию связывать темп внутреннего строительства с условиями международного развития. Вот его подлинные слова по стенограмме пленума: «Кто припутывает тут международный фактор, тот не понимает самой постановки вопроса, тот либо путает в виду непонимания дела, либо старается сознательно запутать вопрос». Поправка оппозиции была
Но иллюзия социализма, который черепашьим темпом строится на нищенской базе, в окружении могущественных врагов, недолго продержалась под ударами критики. В ноябре того же года XV партийная конференция, без малейшей подготовки в печати, признала необходимым «в относительно (?) минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран». Левая оппозиция, во всяком случае, оказалась «превзойдена». Но выдвигая лозунг догнать и перегнать весь мир «в минимальный срок», вчерашние теоретики черепашьего шага попадали в плен к тому самому «международному фактору», к которому советская бюрократия относится с суеверным страхом. Так на протяжении восьми месяцев ликвидирована была чистая версия сталинской теории.
Социализм неминуемо должен будет «перегнать» капитализм во всех областях, писала Левая оппозиция в нелегально распространявшемся ею в марте 1927 г. документе. «Но сейчас речь идет не об отношении социализма к капитализму, а об экономическом развитии СССР по отношению к Германии, Англии и Соединенным Штатам. Что следует понимать под словами: „минимальный исторический срок“? В течение ряда ближайших пятилеток мы далеко еще не достигнем уровня передовых стран Запада. Что же за это время произойдет с капиталистическим миром?.. Если допускать возможность его нового расцвета, охватывающего десятки лет, тогда жалкой пошлостью будут речи о социализме в нашей отсталой стране; тогда надо будет сказать, что мы ошиблись в оценке всей эпохи, как эпохи капиталистического загнивания; тогда Советская республика оказалась бы вторым после Коммуны опытом диктатуры пролетариата, более широким и плодотворным, но только опытом… Имеются ли, однако, какие либо серьезные основания для такой решительной переоценки всей нашей эпохи и смысла Октябрьской революции, как звена международной? Нет!.. Завершая, в большей или меньшей степени, свой восстановительный период (после войны)… капиталистические страны восстанавливают, притом в несравненно более остром, чем до войны, виде, все свои старые противоречия, внутренние и международные. Это и есть основа пролетарской революции. То, что мы строим социализм, есть факт. Но не меньшим, а большим фактом, поскольку целое вообще больше части, является подготовка европейской и мировой революции. Часть сможет победить только совместно с целым… Европейскому пролетариату на разбег для захвата власти нужен гораздо более короткий срок, чем нам для того, чтобы технически сравняться с Европой и Америкой… Нам нужно тем временем систематически сокращать расстояние, отделяющее нашу производительность труда от мировой. Чем больше продвинемся вперед, тем менее опасна для нас возможная интервенция дешевых цен, а следовательно, и военная интервенция… Чем выше поднимем жизненный уровень рабочих и крестьян, тем вернее ускорим пролетарскую революцию в Европе, тем скорее эта революция обогатит нас мировой техникой, тем вернее и полнее пойдет наше социалистическое строительство, как часть европейского и мирового». Этот документ, как и другие, остался без реплики, если не считать репликой исключения из партии и аресты.
Вслед за отказом от идеи черепашьего темпа пришлось отказаться и от связанной с нею идеи врастания кулака в социализм. Административный разгром кулачества дал, однако, теории социализма в отдельной стране новое питание: раз классы «в основном» уничтожены, значит, социализм «в основном» осуществлен (1931 г.). В сущности, этим реставрировалась концепция социалистического общества «на нищенской базе». Именно в те дни, как мы помним, официозный журналист объяснял, что отсутствие молока для детей объясняется недостатком коров, а вовсе не недостатками социалистической системы.
Забота о производительности труда не позволила, однако, надолго задерживаться на успокоительных формулах 1931 года, которые должны были служить моральным удовлетворением за опустошения сплошной коллективизации. «Некоторые думают, – неожиданно заявил Сталин в связи со стахановским движением, – что социализм можно укрепить путем некоторого материального поравнения людей на базе бедняцкой жизни. Это неверно… На самом деле социализм может победить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме». Совершенно правильно! Однако в то же самое время новая программа Комсомола, принятая в апреле 1936 г. на том самом съезде, который отнял у Комсомола последние остатки политических прав, определяет социальный характер СССР следующими категорическими словами: «Все народное хозяйство страны стало социалистическим». Никто не заботится о согласовании этих противоречащих друг другу концепций. Каждая из них пускается в оборот в зависимости от потребностей момента. Критиковать все равно никто не посмеет.
Самую необходимость новой программы комсомольский докладчик мотивировал следующими словами: «в старой программе содержится глубоко ошибочное, утверждение о том, что Россия „может прийти к социализму лишь через мировую пролетарскую революцию“. Этот пункт программы в корне неправилен: в нем нашли отражение троцкистские взгляды», т. е. те самые, которых Сталин защищал еще в апреле 1924 г. Остается, во всяком случае, необъяснимым, каким образом программа, написанная в 1921 г. Бухариным и тщательно проверенная Политбюро, с участием Ленина, оказалась через 15 лет «троцкистской» и потребовала пересмотра в прямо противоположном направлении! Но логические доводы бессильны там, где дело идет об интересах. Завоевав независимость от пролетариата собственной страны, бюрократия не может признать зависимость СССР от мирового пролетариата.
Закон неравномерности привел к тому, что противоречие между техникой и имущественными отношениями капитализма разорвало самое слабое звено мировой цепи. Отсталый русский капитализм первым поплатился за несостоятельность мирового капитализма. Закон неравномерного развития дополняется на всем протяжении истории законом развития. Крушение буржуазии в России привело к пролетарской диктатуре, т. е. к скачку отсталой страны вперед по сравнению с передовыми странами. Однако установление социалистических форм собственности в отсталой стране натолкнулось на недостаточный уровень техники и культуры. Родившись сама из противоречия между высокими мировыми производительными силами и капиталистической собственностью, Октябрьская революция породила, в свою очередь, противоречие между низкими национальными производительными силами и социалистической собственностью.
Изолированность Советского Союза не имела, правда, непосредственно тех грозных последствий, каких можно было опасаться: капиталистический мир оказался слишком дезорганизован и парализован, чтоб обнаружить в полной мере свое потенциальное могущество. «Передышка» получилась более длительная, чем позволял надеяться критический оптимизм. Однако изолированность и невозможность пользоваться ресурсами мирового хозяйства, хотя бы на капиталистических началах (размеры внешней торговли снизились с 1913 года в 4-5 раз), влекли за собою, наряду с огромными расходами на военную оборону, крайне невыгодное распределение производительных сил и медленный подъем жизненного уровня масс. Но наиболее злокачественным продуктом изолированности и отсталости является спрут бюрократизма.
Юридические и политические нормы, заложенные революцией, оказывают, с одной стороны, прогрессивное воздействие на отсталое хозяйство, с другой – сами испытывают принижающее влияние отсталости. Чем дольше СССР остается в капиталистическом окружении, тем глубже заходит процесс перерождения общественных тканей. Дальнейшая изолированность должна была бы неминуемо завершиться не национальным коммунизмом, а реставрацией капитализма.
Если буржуазия не может мирно врасти в социалистическую демократию, то и социалистическое государство не может мирно врасти в мировую капиталистическую систему. В порядке исторического дня стоит не мирное социалистическое развитие «отдельной страны», а долгая серия мировых потрясений: войн и революций. Потрясения неизбежны и во внутренней жизни СССР. Если бюрократии пришлось в борьбе за плановое хозяйство раскулачивать кулака, то рабочему классу придется в борьбе за социализм разбюрократить бюрократию. На могиле ее он начертает эпитафию: «здесь покоится теория социализма в отдельной стране».
«Друзья» СССР
Впервые могущественное правительство орошает за границей не правую, благомыслящую, а левую и крайне левую печать. Симпатии народных масс к величайшей революции очень искусно канализируются и отводятся на мельницу советской бюрократии. «Сочувствующая» западная печать незаметно теряет право публиковать что-либо, что может огорчить правящий слой СССР. Книги, неугодные Кремлю, злостно замалчиваются. Крикливые и бездарные апологии выходят на многих языках. Мы избегали на протяжении этой работы цитировать специфические произведения официальных «друзей», предпочитая грубые оригиналы стилизованным иностранным пересказам. Однако литература «друзей», совместно с литературой Коминтерна, наиболее ее плоской и вульгарной частью, представляет в кубометрах внушительную величину и играет в политике не последнюю роль. Нельзя не посвятить ей в заключение несколько страниц.