Сталин
Шрифт:
На проводившихся в августе 1939-го военных переговорах между Советским Союзом, Великобританией и Францией западные делегации просто «тянули время», обставляя советские предложения явно неприемлемыми для нашей страны условиями и не предлагая каких-либо совместных действий для обуздания Германии, как потенциального агрессора: действовала установка английского форин-оффиса на проведение «переговоров ради переговоров». Эти делегации возглавлялись отставным британским адмиралом, бывшим комендантом Портсмута, и 60-летним французским генералом — преподавателем Парижской военной академии. Ознакомившись со списочным составом делегаций, Сталин
При таком раскладе данные переговоры были обречены на провал. Сделав всё, чтобы натравить гитлеровскую Германию против Советского Союза, западные демократии ехидно потирали руки: как-то будут выкручиваться Сталин и Молотов?
А этим двум советским руководителям было ясно, как дважды два — четыре, что для спасения Советской Родины у них имелось лишь три варианта:
1. Договориться с Англией и Францией.
2. Заключить с Германией договор о ненападении.
3. Остаться в одиночестве.
Наиболее предпочтительным был первый вариант, но, как мы видим, западные демократии поставили классовые интересы буржуазии выше интересов национальной безопасности и бойкотировали все разумные инициативы Кремля.
Последний вариант был гибельным для СССР, если учесть, что кроме ведущих двойную игру «стран Антанты» и Германии с её сателлитами была ещё и кровожадная Япония, готовая отхватить азиатскую часть Союза от Урала до Сахалина (кстати, англо-японское соглашение Арита — Крейги, заключённое в июле 1939 года, вошло в историю как «Дальневосточный Мюнхен»).
…Итак, международное положение Советского Союза было до крайности тяжёлым: у западных рубежей война грозила вспыхнуть с минуты на минуту, у дальневосточных границ она фактически велась.
Всю ночь с 20 на 21 августа в Кремле не смыкали глаз три человека: И.В. Сталин, В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов, нарком обороны, возглавлявший советскую делегацию на советско-англо-французских переговорах.
Получив телеграмму от Адольфа Гитлера, И.В. Сталин со своими соратниками взвешивали все “pro” и “contra.” С одной стороны, — рассуждали они, — этот договор даст временную передышку, которую можно будет использовать для дальнейшего укрепления обороноспособности страны. Ну, а с другой, мера это крайне непопулярная, и народ может не понять такого шага: «Советское правительство, — сказал И.В. Сталин В.М. Молотову, — не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство».
Наконец, Иосиф Виссарионович попросил Молотова ещё раз перечитать вслух всю телеграмму, содержание которой ему было хорошо известно. А сам, попыхивая трубкой, набитой любимым табаком «Герцеговина Флор», с предельным вниманием вслушивался в её текст: «Заключение с Советским Союзом пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгую перспективу…».
«Ведь врёт, подлец. Гитлер может в любой момент нарушить любой пакт о ненападении, И он его нарушит. Война, к сожалению, неизбежна. Вопрос лишь — когда? А как ты думаешь, товарищ Молотов?» — спросил Сталин.
Молотов ответил так: «Согласен, опыт Польши заставляет сомневаться в прочности заключаемых Германией пактов о ненападении».
«Вот, ознакомься с этими откровениями», — сказал Сталин, протягивая народному комиссару иностранных дел последнее донесение разведки из Оберзальцберга, где Гитлер 11 августа сделал заявление верховному комиссару Лиги
Лишь под утро 21 августа Сталин продиктовал следующий текст ответной телеграммы:
«Рейхсканцлеру Германии А.Гитлеру
21 августа 1939 г.
Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьёзному улучшению политических отношений между нашими странами.
Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.
И. Сталин».
(Там же. С 30)
Около полудня 23 августа специальный самолёт Фокке-Вульф-200 «Кондор» с главой Германского МИДа Риббентропом и сопровождавшими его несколькими экспертами на борту приземлился на Московском аэродроме. В этот же день в Кремле Риббентроп и Молотов подписали Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом.
Давая оценку этому Договору И.В. Сталин говорил в своём историческом выступлении по радио 3 июля 1941 года следующее: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом».
Агрессия Германии против СССР могла бы иметь место уже в сентябре 39-го (а не в июне 41-го), если бы Сталин отклонил предложение Гитлера. А так называемый «пакт Молотова-Риббентропа» дал Советской Родине 20 месяцев передышки, в течение которых в 8 раз (!) увеличились военные ассигнования, численность армии была доведена до 5 миллионов человек, создавались новые системы вооружения, произошло расширение территории СССР за счёт включения в него Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии, ужесточилась производственная дисциплина, усилилось морально-политическое и патриотическое воспитание…
«Мы, — писал Александр Зиновьев, — в неизбежности войны были убеждены. Страна готовилась к ней. Но подготовить страну к войне с таким противником, каким была Германия, — для этого мало знать, что она будет. У нас, например, ещё до войны были изобретены виды оружия, которые были лучше немецкого и вообще западного. Но чтобы наладить их серийное производство и обучить владению им тысячи людей, требовались годы. И Сталин принимал всяческие меры, чтобы отсрочить начало войны. Этой цели служил и пакт 1939 года. Гитлер тоже был не дурак. Он понимал, что если бы войну он начал хотя бы на год позже, то мы разгромили бы его быстрее и с меньшими потерями. Это понимали и лидеры западных противников Гитлера. Они делали всё от них зависящее, чтобы война против СССР началась быстрее и чтобы большевики понесли сокрушительное поражение» (Зиновьев А. Глумление. Правда.9 мая 1995 г.).