Сталин
Шрифт:
Частые беседы вождя с генсеком были не просто способом получения информации, передачи советов, предложений больного лидера, но и одновременно учебой руководителя аппарата ЦК, его изучением. Думается, что Ленин в ходе многочисленных встреч и бесед со Сталиным смог хорошо понять сильные и слабые стороны этого человека. Поэтому оценки и предложения в отношении генсека, сделанные им в конце 1922 – начале 1923 года, – результат глубокого анализа и размышлений. Национальный вопрос, попытки Сталина решить его по-своему открыли для Ленина не только некоторые новые политические грани этой личности, но и прежде всего грани нравственные. В своих записках «К вопросу о национальностях или об автономизации» В.И. Ленин расценил сталинскую идею автономизации» как отступление от принципов пролетарского интернационализма. Как бы резюмируя, Ленин обобщает политические и нравственные характеристики генсека:
«Я
Достается здесь и Орджоникидзе за «рукоприкладство во время его поездки на Кавказ с комиссией. Орджоникидзе по заданию Политбюро ездил во главе комиссии, чтобы урегулировать конфликт, возникший в руководстве Компартии Грузии. Орджоникидзе не справился с заданием, более того, во время выяснения ситуации ударил одного из членов ЦК Компартии Грузии Мдивани. Ленин со всей определенностью пишет, что «никакой провокацией, никаким даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов. Дзержинский непоправимо виноват в том, что отнесся к этому рукоприкладству легкомысленно». В этом конфликте Сталин не занял принципиальной позиции, что позволило Ленину публично отметить у генсека не только «торопливость и администраторское увлечение», но и, что особенно важно, увидеть у него «озлобление» при решении политических дел.
Ленин неоднократно возвращался к этому делу, о чем свидетельствует «Дневник дежурных секретарей В.И. Ленина», в котором есть записи Л.А. Фотиевой о том, что Владимир Ильич распорядился о доставке дополнительных материалов по «инциденту». Сталин ответил отказом, ссылаясь на необходимость оградить больного от ненужных волнений. Но Ленин настойчив. За пять дней до нового обострения болезни, в результате которого Ленин утратит речь, он 5 марта 1923 года продиктовал по телефону письмо Троцкому.
«Уважаемый тов. Троцкий!
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив». Но Троцкий уклонился от поручения.
В этот же день Ленин продиктовал еще одно письмо, на этот раз Сталину. Письмо внешне носит личный характер. Но только внешне. Предыстория его такова. В декабре В.И. Ленин диктует Н.К. Крупской ряд важнейших для судеб партии писем. После одной из таких диктовок, по-видимому письма Троцкому по вопросу о монополии внешней торговли, в ночь с 22 на 23 декабря происходит ухудшение в состоянии здоровья Владимира Ильича – наступает паралич правой руки и правой ноги. Об этом докладывают членам Политбюро. Сталин на следующий день в самой грубой, бесцеремонной форме отчитал по телефону Надежду Константиновну за «нарушение режима больного вождя». Сделано это было в предельно бестактной, грубой манере. Надежда Константиновна Крупская, потрясенная бесцеремонностью генсека, в тот же день пишет письмо Каменеву:
«Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина». Н.К. Крупская просила оградить ее «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз». «В единогласном решении Контрольной комиссии, – писала далее Крупская, – которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности. Н. Крупская ».
Сталин, в соответствии с решением Политбюро, «оберегал» вождя от волнений. Но можно предположить, что изоляция Ленина от информации, ограничение его влияния на положение дел в партии входили в его планы укрепления своего положения в период болезни Ленина.
Каменев довел содержание письма Крупской до Сталина. Тот без всяких споров написал письмо с извинениями Надежде Константиновне, объясняя свое поведение исключительно заботой об Ильиче. Насколько здесь был искренен генсек – судить трудно. Ведь нормы морали он исповедовал исключительно прагматично: если было ему выгодно, он мог переступить любую. Как бы то ни было, о выходке Сталина в отношении своей жены Ленин узнал лишь через два с лишним месяца от
«Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.
С уважением. Ленин . 5-го марта 23 года».
Ленин резок. Никто в партии еще не знает, что им в декабре 1922 года – январе 1923 года написано «Письмо к съезду», где он дает оценки личным качествам руководящих деятелей партии, предлагает переместить Сталина с поста генсека. Поэтому письмом Сталину от 5 марта он лишь дополняет политическую и нравственную картину обстоятельств своего отношения к нему. Ленин окончательно пришел к выводу о том, что моральная ущербность Сталина, нежелательная, но вынужденно терпимая в обиходе между рядовыми товарищами, является абсолютно недопустимой для руководителя. Ленин провидчески усмотрел в нравственных аномалиях сталинского характера опасность для политики, всего дела партийного руководства. К сожалению, в долгие последующие годы моральные характеристики по сравнению с классовыми, политическими вообще стали мало что значить. Впрочем, все это родилось еще при Ленине…
На следующий день Ленин диктует свой последний в жизни документ, в котором фигурирует Сталин.
«тт. Мдивани, Махарадзе и др . Копия – тт. Троцкому и Каменеву .
Уважаемые товарищи!
Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для Вас записки и речь.
С уважением. Ленин . 6-го марта 23 г.».
К сожалению, ни записок, ни речи Ленин не приготовил. Через четыре дня новый удар лишит его возможности не только писать, но и диктовать. Однако есть все основания предполагать, и об этом говорят последние три записки, продиктованные Лениным 5 и 6 марта, что действия Сталина в отношении «грузинского инцидента» еще больше убедили его в верности выводов, сделанных им в «Письме к съезду». Ленину было нелегко убедиться и разочароваться в том, что выбор, сделанный ЦК в начале апреля 1922 года (при большой активности Каменева и, видимо, явной заинтересованности самого Сталина), оказался глубоко ошибочным. Ошиблись тогда все, в том числе и он. Однако есть возможность ошибку поправить. Нельзя допускать, чтобы во главе аппарата ЦК стоял человек глубоко безнравственный, потенциально опасный для дела. Если Сталин способен на грубость, двуличие, проявление озлобленности в отношении самых близких Ленину людей, то каким он может быть с остальными? Может быть, не случайно состояние здоровья Ленина резко ухудшилось именно в эту первую декаду марта? У меня нет оснований категорически утверждать, что «грузинский инцидент» или конфликт со Сталиным ускорили роковое течение болезни Ленина, но такое драматическое стечение обстоятельств именно в эти мартовские дни убеждает, что такая возможность велика. Моральное потрясение Ленина в условиях его болезненного состояния ускорило трагический удар.
Здесь остается добавить лишь, что идеи, за которые боролся Ленин в области национальных отношений, начали осуществляться. Сталинская идея автономизации была отвергнута. На I съезде Советов, открывшемся 30 декабря 1922 года, было провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик. С докладом, в основу которого были положены идеи письма В.И. Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации», выступил И.В. Сталин. (Хотя само ленинское письмо не увидело света почти тридцать четыре года!) В выступлении Сталина, как и в Декларации об образовании СССР, которую огласил Генеральный секретарь ЦК РКП(б), стержневой идеей была мысль о пролетарском интернационализме, приверженности всех национальностей Союза дружбе, классовой солидарности, верности революционным идеалам. На нынешнем этапе, повторял он ленинские идеи, но не ссылаясь на вождя, особая задача нового Союза заключается в ликвидации фактического неравенства наций, унаследованного от прошлого.