Сталинградцы(Рассказы жителей о героической обороне)
Шрифт:
— Буду, папа, ходить как сапожник по немецким штабам.
Оказывается, он ночью пробрался балками через фронт, связался с нашими и получил задание от одного старшего лейтенанта, товарища Семенихина.
Собрал в сумку сапожный инструмент и пошёл Саша немцам сапоги чинить. В пиджаке карманы у него были порваны, и гранаты находились в подоле. Днём работает в штабах — немцы его хвалят, — а ночью подберётся к штабу и в окно гранаты кидает.
Роста он был маленького, выглядел моложе своих лет. В воинской части ему кличку дали «школьник». Немцы, бывало, после взрыва бегают, ищут
Потом старший лейтенант Семенихин говорил мне:
— Такого парнишки я ещё не видал. Какое задание ему ни дашь— он сейчас же: «Разрешите выполнять?» Повернётся — и бегом.
В ледоход, когда лодки через Волгу не ходили, Саша на левый берег по льдинам перебирался. Один раз послали его из Бекетовки на «Красный Октябрь». Он прошёл туда центром города, среди немцев, а обратно на бревне плыл вниз по Волге.
Я и сам не думал, что мой Саша на такие дела способен. Мальчик он тихий был. Правда, плавал хорошо, Волгу переплывал.
Боялся я за него, просил, чтобы осторожнее с немцами был, а то схватят и не посмотрят, что маленький. А он говорил мне:
— Не бойся — убегу.
Он и гранаты в окна кидал, и документы разные в немецких штабах выкрадывал, и доставлял нашим сведения о расположении немецких орудий.
Поставят немцы пушки, не начнут еще стрелять из них, а наши уже бьют из-за Волги по этим пушкам. Два орудия немцы поставили У самого нашего дома. Ночью Саша пошёл опять балками через фронт в Бекетовку, а меня предупредил:
— Перебирайтесь все в подвал.
На другой день артиллеристы из-за Волги дали огонь по нашему дому. Думал я, что разобьют дом, но не жалел уже его, как раньше. Одна была мысль: лишь бы Саша не попался. Однако дом уцелел. Только два снаряда под фундамент угодили, остальные в немцев — обе их пушки разбили.
Долго не возвращался Саша. Вдруг прибегает к нам знакомый мальчик, его школьный товарищ, говорит:
— Саша просит, чтобы ему чего-нибудь поесть принесли.
Мы сначала ничего не поняли, но испугались. Жена закричала:
— Где ты его видел?
— Да вон по улице немцы ведут наших людей, — говорит он. — Саша увидел меня и крикнул.
Собрала жена, что было съестного, и побежала вдогонку. Немцы-конвоиры остановились у штаба. Тут жена и сунула Саше узелок. Он успел ей только шепнуть:
— Не бойтесь — убегу.
Три дня немцы держали Сашу в комендатуре. Жители говорили нам, что видели, как его гоняли куда-то босиком по морозу. Думали мы: может быть, люди обознались. Спрашивали:
— А какая на нём шапочка?
— Кубаночка, — сказали нам, и мы всякую надежду потеряли: Саша в кубаночке был.
23 декабря повели немцы вешать троих партизан: Сашу, девушку из Бекетовки и ещё одного неизвестного в нашем посёлке парня — откуда он, никто не знал. Привели к церкви на Дар-Горе. Там три акации росли. С нашего крыльца акации те были видны — дома вокруг погорели.
На наших глазах накидывали на Сашеньку петлю. И откуда только у сынка силы взялись! Как размахнётся, ударит немца по голове — тот сразу в сугроб упал.
Саша —
Возле церкви, в убежищах жили люди. Они слышали, как Саша кричал:
— Всё равно наши придут и перебьют вас, как бешеных собак.
Когда немцы, повесив всех троих, ушли, жена моя ходила с сыном прощаться. Постояла жена у акации и вернулась. Глаза сухие, страшные. А я не пошёл — сил не было.
С месяц мы жили при немцах, на свет не выходили. Потом наши войска освободили Дар-Гору, и пришёл к нам старший лейтенант Семенихин, пригласил меня в штаб. Комиссар полка товарищ Иванов руку мне пожал и сказал:
— Не забудем мы Сашу, отомстим за него.
Стали красноармейцы искать труп Саши, нашли его, принесли к нам домой, а потом похоронили с почестями на городской площади и памятник ему поставили.
Как мы жили при немцах
А. С. Симонова
В ночь с 24 на 25 декабря под «Рождество» пришли к нам в подвал немцы искать съестное. Даже рассыпанное просо вместе с мусором собирали с полу. Это просо я с умыслом рассыпала под кроватью, думала, что немцы не заметят, а мы потом просо по зернышку из мусора выберем. Но не сбылись мои надежды. Немцы искали так тщательно, что ни одну крупинку нельзя было от них утаить. Они смели просо с сором и грязью и даже у детей из-под пазухи отобрали кусочки подсолнечного жмыха.
Каждый день они приходили по нескольку человек — румыны и немцы. Нас они будто и не замечали. Придут и начнут шарить. Смотришь и молчишь. Но тут всё в груди закипело, когда они смели последние крупинки. Просила, чтобы оставили хоть жмых. Они же в ответ показали мне приклад. Тогда я уж и не знаю, как это получилось, но не вытерпела — думаю, всё равно погибать — бросилась я с ребёнком на руках за немцем, который понёс зерно. Одной рукой тянула мешок к себе, другой держала ребёнка. Кричала я, как неистовая. А немец выдернул у меня мешок и так треснул кулаком по уху, что зазвенело в голове, закружилось, и я упала без памяти.
Рассказывали мне, что я, падая, чуть ребёнка не придавила, а немец потом бил меня ногами.
Всё это происходило на глазах моего больного мужа, который весь в ранах лежал в постели. Подняться на ноги он не мог. Но всё же приподнялся на локтях, протянул руку за палкой, схватил её и замахнулся на немца. Вот тут-то и началось: два других немца, которые до этого шарили по углам, бросились на мужа и стали избивать его.
Чем хуже были дела фашистов на фронте, тем чаще они приходили к нам с обысками. Жили мы в подвале. Там было много всякой домашней рухляди. Весь этот хлам немцы при каждом своём посещении вытряхивали из мешков на пол. Все постели перетряхнут, во все кастрюли залезут, во всех щелях пошарят, а потом нас начнут обыскивать — ощупывают, залезают в карманы.