Сталинградцы(Рассказы жителей о героической обороне)
Шрифт:
Я вернулась обратно в город; парикмахерская, в которой я работала мастером в мужском зале, уже была разбита. И от дома, где я снимала угол у одной бабушки, — ничего не осталось. Пошла я. в садик около мединститута; там было вырыто много окопов и блиндажей. В этом садике размещалась какая-то часть войск НКВД. Они только устраивались на новом месте. Гляжу, один военный сидит на пенёчке, бреется и уже во многих местах порезался. Я подошла к нему и говорю:
— Давайте, я вас добрею.
— А вы сумеете? — недоверчиво посмотрел он на меня.
— Сумею.
Побрила
Несколько дней, пока не наступали сумерки, брила я в этом садике бойцов и командиров.
А потом, когда немцы стали подходить к центру города, комсомольцы полка собрали мне денег, дали ватную фуфайку и проводили до переправы.
Дошла я до Ленинска, а там дали мне направление в госпиталь. Я ухаживала за ранеными и брила их перед операциями. О том, что делалось в Сталинграде, узнавала от раненых. Так проработала я до октября.
Как-то я обратила внимание на одного раненого. Уж очень он был нетерпеливый, и чувствовала я, что он что-то хочет мне сказать, но всё откладывает. Это был майор Мазный. Он потом получил звание Героя Советского Союза.
— Если вы не боитесь смерти, я могу вас забрать с собой в Сталинград, — как-то заявил он мне. И сказал, что ему надоело лежать в госпитале. Он просил врачей, чтобы его выписали, но врачи не соглашались; тогда он решил удрать.
Госпиталь готовился переехать в другое место, а мне не хотелось уезжать из родного города, и я решила принять предложение майора.
Ночью мы были у переправы. На берегу толпилось много людей, спешивших в Сталинград.
— С Мамаева опять бьёт, — сказал кто-то в темноте.
Мы переправились. Вместе с майором Мазным я сошла на берег, и мы пошли в сторону Банного оврага. По дороге нас окликали, но всюду пропускали. Майор привёл меня в какой-то блиндаж, а сам ушёл. Через некоторое время меня позвали. Боец ввёл меня в другой блиндаж, вырытый в овраге.
— Так вы и есть та самая девушка, которая хорошо знает Сталинград? — обратился ко мне военный.
Как я потом узнала, это и был сам командир дивизии, товарищ Гурьев. Вначале он пожурил меня за то, что я помогла бежать майору Мазному из госпиталя, а потом сказал, что я буду служить в полку, которым командует Лещинин.
Мне было всё равно, где служить. Я довольно смутно представляла себе, что меня ожидает впереди. Но я была очень рада, что снова в Сталинграде.
Меня направили в санчасть. Спать я легла на нарах вместе с ранеными. Я лежала и думала: «Должно быть, дадут мне здесь блиндаж или какой уголок, и опять я буду брить и стричь».
Вскоре меня вызвал к себе командир полка.
— Вы местная? — спросил он.
Я сказала, что да.
— Наши бойцы на «Красном Октябре». Можете туда пробраться?
— Конечно, могу, — вырвалось у меня.
— На первый раз с бойцом пойдёте, — сказал он.
Когда стемнело, мы поднялись вверх по Банному оврагу.
— Экая ты неповоротливая. Так будешь ползти, тебя сзади немец возьмет.
А поползу я быстрей, он опять недоволен:
— Ты оглянись, остановись; а то поползёшь за «языком», сама «языком» станешь.
Так мы подползли к «Красному Октябрю». Немцы уже занимали часть завода. В одном из цехов расположился батальон нашего полка, которым командовал Горячев. Цех весь был разбит; часть бойцов находилась наверху, другие же отдыхали в подвале.
Когда мы вошли в цех, бойцы обрадовались. Один даже начал шутить над моим разведчиком:
— Что же это ты с девчонками начинаешь к нам ходить, да наверное еще под-ручку.
— Под-ручку! Вот если ранят кого, тогда она сама отсюда под-ручку выведет, — сказал кто-то.
Мне с непривычки трудно было здесь дышать. Я удивилась, когда разглядела в этом дыму среди бойцов двух девушек. Они оказались нашими сталинградками-добровольцами.
— Ну, как? — спросили они меня.
— Что — то страшно.
— Ты ещё необстрелянный заяц, — засмеялись они.
Немцы были совсем рядом. В минуты затишья они начинали переговариваться с нашими бойцами.
— Рус фрау, давай закурим, — кричали они.
Боец, который привёл меня в цех, взял пакет от командира батальона, и мы пошли обратно.
Когда я вернулась, командир спросил меня: Ну, как, не страшно?
Я засмеялась и сказала: Да нет, и там наши девушки.
— Если хотите, работайте по прежней своей специальности. Если же не боитесь — можете стать разведчицей, — предложил он.
Сходила два раза в разведку, и мне понравилась эта жизнь.
Придёшь — на нары заберёшься; кругом стреляют, а сон крепкий. Отоспишься, а потом снова идёшь на какую-нибудь высотку, узнать — есть ли там немцы.
Ползли мы однажды на такую высотку вдвоём, разведчика убило, а я жива осталась, поставила флажок. Это означало, что на высотке никого нет.
Как-то я возвращаюсь с разведки, смотрю: в разрушенном подвале гражданские живут — Бертникова Александра с матерью. У Александры руку перебило. Обе они опухшие. Стала носить я им хлеб. А однажды вечером мы с врачом Катей пробрались к ним в погреб, и Катя сделала раненой перевязку.
Стала я повсюду лазить — и по водосточным канавам и по трубам. А бывало, возьму и наставлю трупов немецких; они замёрзшие, как куклы, стоят. Немцы начнут бить по трупам, а я в это время отползу в сторону и пробираюсь туда, куда мне надо. Бойцы прозвали меня «шпулькой».