Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина
Шрифт:
Иллюзий об общих настроениях в германских штабах не питали, постоянно предупреждая войска о важности профилактики весьма вероятного восстания. Левые эсеры продолжили попытки использовать недовольство Брестом в частях РККА, приготовленных для отправки на Восточный фронт, и в конце августа подняли в Орше мятеж, однако он был быстро подавлен. В свою очередь жесткие – не менее чем на Украине – действия рыскавшей по деревням германской кавалерии заставили крестьян воздержаться от попыток действительно широкого восстания, хотя попытка поднять его была предпринята 14-19 августа в Гомельском уезде. Оно было подавлено с довольно чувствительными потерями для незначительных сил интервентов . Вскоре некоторые германские войска были сменены на передовой в Полесье гайдамаками.
…
Германские войска в это же время опасались нелояльности формируемых (лишь с середины осени 1918 г.) вооруженных сил Белорусской рады, их союза с польскими войсками, а также негативно
Покидая в октябре белорусские территории, германские войска постарались оставить противнику минимум. Местное население, «подозрительно хорошо осведомленное о добавке к мирному договору», с нетерпением ожидало эвакуации оккупантов, однако оказалось быстро и глубоко разочаровано. Из-за угона скота и конфискации урожая на солдат бросались с топорами, в ответ стреляли на поражение. Тактика выжженной земли теперь обернулась и против большевиков, ведь «освободители» встречались с уже до предела озлобленным населением, так что продолжить изъятие съестного было не так-то просто.
…
Мы тут видим и предательскую с современной точки зрения политику крестьян, которым, в общем-то, было все равно, кто занимает территорию, поляки, немцы, русские или кто-то еще – ненависть вызывали лишь попытки чужаков отобрать съестное. О какой демократии, кстати, можно говорить с таким сознанием?
Я выскажу такую точку зрения – установление в России сколь-либо реальной демократии на тот момент было невозможно в принципе. И причиной этому была не революция, а Великая война, в которой государство и общество было поставлено в совершенно новые для себя условия. Царская власть в случае отсутствия революции вынуждена была бы ударными темпами создавать аппарат внутреннего насилия для того чтобы справляться с вернувшимися в деревни фронтовиками. Власть Временного правительства без большевиков либо была бы сметена военным переворотом, либо сама сознательно пошла бы на союз с военными для обеспечения контроля над страной и ее населением. Элементарно – пришлось бы создавать аппарат для принудительного взимания подоходного налога, который добром не платили. Аппарат насилия были вынуждены создавать большевики, причем насилие было направлено в основном против тех, кто и был их электоральной базой, что уже в первые годы их правления вызвало многочисленные забастовки на заводах, крестьянские и матросские восстания. Весь ужас положения большевиков был в том, что они заранее были обречены на ненависть простого народа – потому что пришли к власти в уже тяжело пострадавшей от Великой войны стране, а потом были вынуждены воевать и выигрывать уже войну гражданскую. И для всего этого нужны были ресурсы, и их было неоткуда взять, кроме как у подконтрольного населения – и население это помнило, как было при Царе, и отказывало большевикам в доверии. Большевики уже в первые два года своего единоличного правления в основном утратили электоральную поддержку и во все большей степени в отношениях с населением страны были вынуждены полагаться на принуждение и насилие.
Но постепенно, в процессе этого насилия к большевикам стало примыкать все больше тех кто в той или иной мере пострадал от насилия, которое ранее совершало население (рабочие, крестьяне, дезертиры), либо просто любил и хотел безнаказанно применять насилие в отношении населения, носиться по стране с шашкой, с наганом и пр. Постепенно, произошла некая масштабная сепарация – и из всего того взбаламученного в 1917 году людского моря осталось лишь два полюса. Это население и это власть, применяющая насилие в отношении этого населения, чтобы оставаться властью. И в ходе этой сепарации к большевикам примкнули самые разные люди, от уголовников, до бывших монархистов. Их всех объединяло одно – они одобряли, что большевики строят сильное государство, способное добиваться от населения страны того что ему, государству нужно, и они одобряли насилие, совершаемое в процессе строительства, так как ненавидели население страны, предавшее государство и полностью отказавшееся от него, сбросившее власть в ходе событий 1917 года. Сталин их полностью устраивал так как мстил за пережитые издевательства и унижения, уничтожал потенциальных вожаков нового бунта (Сталин решил полностью уничтожить всех способных к неповиновению) и строил государство, которое невозможно скинуть. В этом смысле в стране сложилась прослойка населения, заинтересованная в тоталитарном характере власти и эта прослойка, несмотря на все исторические эволюции существует и поныне.
Почему именно в СССР насилие приобрело такие масштабные и трагические формы?
Причин тут много. Никакая другая страна – участница Великой войны так от нее в совокупном итоге не пострадала. Россия – СССР пострадали дважды – сначала от самой войны, потом многократно больше – от Гражданской. По сути, СССР не мог себе позволить выйти из военного режима, он должен был восстанавливать катастрофические повреждения, создавать новую промышленность, причем в условиях довоенной отсталости (в абсолютных цифрах все было неплохо, но если брать на душу населения, был полный провал) и при этом ориентироваться на угрозу от реваншистской Германии (как показала история угроза была реальной). Так сама жизнь требовала продолжать эксплуатировать население страны на износ, что любви к власти не добавляло. Власть должна была применять все больше насилия и контроля для достижения результата и просто для выживания.
Так что же, Сталин совсем не виноват? Виноват и еще как.
Большая часть того что мы называем сталинскими репрессиями – не была объективно необходима для контроля и получения результата модернизации страны. Сталинские репрессии – это в какой-то степени продолжение расправ Гражданской войны, в какой-то разборки внутри НКВД и НКВД с обществом и властью, в какой-то результат подозрительности самого Сталина. Частично репрессии это коллективная вина большевиков, частично – личная вина Сталина. Сталин возглавил систему, где это было возможно, Сталин не только ничего не сделал для укрепления законности – он все сделал для укрепления беззакония, потому что только беззаконие давало ему возможность делать то что он хотел и в кратчайшие сроки. Ручное управление, какое практиковал Сталин – позволяло ему расправляться с политическими противниками, бросать страну то в один прорыв, то в другой, не считаясь с условиями и ценой этих прорывов, отнимать у людей всё что было. Никогда на демократических выборах даже самый забитый и индоктринированный народ – не оставил бы у власти сталинскую клику, которая могла обещать только скотские условия существования и тяжелую работу на износ.
Но сталинские репрессии – это не непременная составная часть тоталитаризма, это часть политического почерка лично Сталина и партии большевиков. И если брать тоталитаризм как он есть – то Сталин вряд ли виновен в его установлении, по крайней мере, он не единственный виновник. Тоталитаризм есть прямое и наверное неизбежное следствие Великой и Гражданской войн, неизбежная потребность контролировать и понуждать озлобленное и не обладающее гражданским чувством население, решение задачи обеспечения управляемости страны и ее модернизации в крайне непростых условиях и без возможности предоставить нормальное встречное возмещение за массово изымаемые ресурсы. Без Сталина и без большевиков – Россия видимо была вынуждена пройти через этот этап так или иначе, просто длительность и кровавость этого этапа могли бы быть иными. Например, как в Польше Пилсудского. Но установление выборной демократии в послевоенной России 1917 года – было, по всей видимости, невозможно в принципе. Большая часть крестьянского населения была против власти как таковой, как системы принуждения. И Сталин восстановил власть, причем власть всепроникающую, способную найти и покарать любого, восстановил аппарат насилия в масштабах, многократно превосходящих имперский аппарат насилия. Но не один Сталин был в этом заинтересован.
Какие еще обстоятельства способствовали реализации тоталитарного проекта или сильно увеличили его вероятность?
Истинной книгой, которая «сделала» русскую революцию – был не Капитал Маркса – а Катехизис революционера Нечаева. Эта книга знаменовала объявление обществу войны. Нечаев Сергей Геннадьевич, родом из крестьянской семьи, выкупившейся на волю, достаточно состоятельной, получивший хорошее образование, сдавший экзамен на народного учителя – написал так называемый «Катехизис революционера», содержащий в себе объявление войны «мещанскому» обществу (на самом деле просто обществу) и государству. Его моральная максима «чем хуже тем лучше» стала лозунгом всех революционеров до 1917 года, без нее революция вообще вряд ли бы стала возможна- и одновременно с этим нечаевщина стала первоисточником неисчислимых бедствий и страданий, пережитых Россией и русскими в двадцатом веке. Более того – именно из-за нечаевщины, глубоко проникшей в сознание людей – у нас так и не сложилось культуры ответственного компромисса в политике, и то и дело появляются политики, для которых чем хуже – тем лучше.
Вот, кое-что из Катехизиса
Отношение революционера к самому себе
§ 1. Революционер – человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Всё в нём поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.
§ 2. Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то для того только, чтоб его вернее разрушить.