Сталинский сокол. Комэск
Шрифт:
– Хорошо, милок! – покладисто согласилась санитарка. – После обеда я тебе газет принесу.
На обед был куриный суп с клецками и пюре с вареным куриным мясом. И компот из сухофруктов!
После обеда снова потянуло в сон, и когда Олег проснулся, Марья Петровна принесла ему одежду – черные трусы и белую майку, а также небольшую пачку газет, и вышла. Северов неторопливо натянул трусы и не без внутреннего содрогания взял в руки газеты, уже примерно представляя, что он сейчас увидит.
Газета «Правда», пятница, 28 марта 1941 года.
Северов медленно встал и, преодолевая слабость, подошел к висящему у входной двери зеркалу. В зеркале перед ним предстал он сам, Северов Олег Андреевич, но на вид ему было лет двадцать, может, немного больше. И тело было на загляденье.
Олег вернулся и опустился на кровать. Получается, что он каким-то образом оказался в прошлом. То ли в прошлом его мира, то ли параллельном. Историю Олег знал неплохо, но не настолько, чтобы по нескольким газетам определить, есть ли существенные отличия. Пока их не видно. Ломать голову над тем, как произошло его перемещение, смысла нет. Все равно ничего не придумаешь и не изменишь. Да и зачем менять? Он жив, скоро будет совсем здоров, моложе на добрые три десятка лет! Правда, через три месяца начнется самая страшная в истории человечества война, но он офицер, он присягал государству, которое сейчас есть и которое будет бороться за свое существование. Он летчик, значит, он снова на СВОЕМ месте! Ему дан шанс, дана новая жизнь. Да, могут убить, можно не дожить до Победы, но ведь он уже умер там, в мае 2015 года, и сделал это добровольно и осознанно, спасая жизнь других. Да какая разница, доживет до Победы или нет. «Делай что должен, и будь что будет!» А что должен, подполковника Северова учить не надо!
Сердце стучало. Северов разволновался, как не волновался в минуту смертельной опасности. Прошло несколько минут, прежде чем он успокоился. Счастлив ли он? Да, счастлив! И ни о чем не жалеет!
Снова зашла Марья Петровна.
– Уже ходишь! Смотри, аккуратнее, слаб еще. Скоро доктор придет, осмотрит тебя.
– Марья Петровна, а как доктора зовут?
– Аркадий Андреевич он.
Тем временем в палату зашел Аркадий Андреевич.
– Здравия желаю, товарищ доктор!
– Ну вот, начал в себя приходить!
Доктор снова прослушал и осмотрел Северова и остался доволен.
– Дело идет на поправку! Неделька больничного режима тебе, конечно, еще необходима. А потом можно будет потихоньку возвращаться к обычным нагрузкам. Но не усердствовать! Вы, батенька, у нас прекрасный гимнаст, но не рвитесь сразу нагружать себя на полную катушку. Понятно?
– Понятно, Аркадий Андреевич!
Все это время доктор держал в руках медицинскую карту, в которую иногда заглядывал, а Северов старался прочитать, что же на ней написано. Наконец ему это удалось, на карте значилось «Северов Олег Андреевич», а также «инструктор Борисоглебской Краснознаменной военной авиационной школы имени В. П. Чкалова». Вот дела, зовут его так же, как и раньше. Уже легче!
А доктор, продолжая разглядывать пациента, говорил:
– Настраивайтесь, батенька, на прохождение медицинской комиссии, да-с! У вас была высоченная температура, вы без сознания лежали столько времени, так что комиссию придется проходить по всей строгости! А то еще угробитесь на своем «ишаке», а мы виноваты окажемся!
Вот это да! Сколько раз он примерял на себя различные ситуации из истории Великой Отечественной войны, и вот примерка становится реальностью. Опыт пилотирования у Северова был более чем приличный, налет в несколько тысяч часов и немалая часть из них за последние шесть лет на легких самолетах. Из авиапушки, правда, эти годы не стрелял, зато на службе в практике недостатка не было, помолотил из «ГШ-30-2» изрядно.
– Аркадий Андреевич, а мои сослуживцы в больницу заходят?
– Конечно, вчера заходили. Спрашивали, не очнулся ли ты. Я велел им передать, чтобы они завтра зашли.
– А заниматься мне можно? В смысле учебники читать? Если мне здесь еще неделю лежать, так лучше я готовиться буду к новому выпуску курсантов.
– Давление у тебя нормальное, температура тоже, голова не болит. Занимайся.
– Тогда попрошу ребят мне книги принести.
Остаток дня Олег провел в размышлениях о своей дальнейшей жизни. Ведь он носитель информации, которая может спасти много жизней и даже существенно изменить ход истории. Вот только как ее подать и кому. Написать письмо Сталину? Вот он сразу поверит, и будут они на пару государством рулить! Анонимно написать? Если бы Олегу до попадания кто такую историю бы рассказал, он бы поверил? Нет. Почему Сталин должен верить? Да, изложенные факты в свое время найдут подтверждение, но пока это случится. К тому же после подтверждения предсказаний его будут искать, да еще как! А когда найдут, что делать будут? Да закроют где-нибудь на веки вечные, чтобы не сболтнул ничего и никому, а то и в расход пустят!
Кстати, теорий по поводу перемещений во времени Олег знал несколько, хотя специально этим, естественно, не интересовался. Ну, с той, которая отвергает саму возможность перемещений во времени, все понятно. А вот с остальными… Если считать, что главную линию изменить нельзя, то что бы он ни делал, все останется как в его истории. Сомнительно и странно. С другой стороны, если изменения возможны, то будущее будет меняться, и в нем, возможно, уже не будет Олега Северова. Или будет, но совсем другой человек. А может быть, просто история пойдет по другой ветви.
Морочить себе голову размышлениями на эту тему Олег больше не стал. Все, что он читал, было в изложении писателей в их книгах, а не в работах серьезных ученых-физиков. Посмотрим, что будет. В любом случае раз он здесь, то история уже как-то меняется. И даже если он «самоликвидируется» прямо сейчас, то неизвестно, к каким последствиям это приведет. Ведь тот человек, в теле которого он сейчас находится, тоже оказывает на историю свое влияние.
И вот еще что. Он по-прежнему Северов Олег Андреевич и даже очень похож на самого себя в таком же возрасте. Так кто он сейчас? Родной брат у деда был, но, во-первых, он точно не Северов, потому, что это дед по линии матери. Во-вторых, он был танкистом и погиб под Прохоровкой. Причем весной 1941 года он ни в каком военном училище еще не учился. Может, еще были какие родственники? Может, и были. По линии отца родня была многочисленной, но малознакомой. То есть Олег знал, что у отца двоюродных и троюродных и прочих братьев и сестер много. У деда и бабушки по линии отца было по шесть-семь братьев и сестер только родных. А сколько двоюродных и троюродных, неизвестно, просто много. И практически никого из них Олег не видел, даже на фотографиях. Отец после школы поступил в военное училище и связи с многочисленными родственниками почти не поддерживал. К тому же Олег был очень похож именно на деда по линии матери, а на отцовскую линию совсем не походил. В общем, все эти размышления к результату опять не привели, поэтому Олег решил дальше голову не ломать, все равно ни к чему это не приведет.
Подумать следовало о другом. Как его амнезия скажется на дальнейшей жизни. Был один человек, а стал другой, с другими привычками, навыками, знаниями. Можно забыть, как сослуживца или подопечного зовут, но если раньше любил одно, а теперь это терпеть не можешь, то это внятно объяснить уже сложнее.
Олег встал и подошел к зеркалу. Была у него в прошлой жизни особая примета – четыре родинки под левой лопаткой образовывали правильный ромб, пятая находилась точно на пересечении диагоналей. Рассматривать спину было не очень удобно, но сомневаться не приходилось, родинки на месте. И что это ему дает? Тут Северов подумал, что это просто здорово, что есть такая примета, воспроизвести которую нельзя. Ведь по ней его можно однозначно идентифицировать! Есть, правда, нюанс – наличие таких родинок у нынешнего Северова. Если они появились после «вселения», то это совсем плохо. Напрямую спрашивать нельзя, так что с этим придется разбираться позже. А пока надо осторожно расспрашивать у однокурсников про свои привычки и вообще прошлую жизнь.