Сталинъюгенд
Шрифт:
– Товарищ генерал, ей-богу, не имею об этом ни малейшего представления. Когда мы возвращались из эвакуации в Москву, я сама собирала багаж всей семьи – пистолета там точно не было… С тех пор чужие в доме не появлялись… а в гости к Вовочке приходили только одноклассники.
– Кто именно? – вступил в разговор Шейнин.
– Чаще – Микояны – Ваня и иногда Серёжа. Потом дважды или трижды Лёня Реденс… Ещё Петя Бакулев, Артём Хмельницкий… Но эти, пожалуй, только по разу. Последним вчера зашёл Ваня… Наверное, около часа они в Володиной комнате сидели.
– А о чём говорили? Вы слышали?
– Нет.
– Очень жаль! –
– Нет.
– Софья Мироновна, давайте на время оставим пистолет, хотя этот вопрос крайне важен. Расскажите теперь, что мучило Володю в последнее время? Как думаете, отчего он совершил столь необъяснимый поступок? – снова вклинился Шейнин.
– Лев Романович, он в Ниночку, конечно, сильно влюбился. Я это видела. И переживал её предстоящий отъезд, однако при мне виду не подавал и отметал все мои попытки говорить на эту тему. Вообще-то нервная система у Вовочки не совсем в порядке – ужасно вспыльчив и самолюбив… но он очень хороший. Знаете, как ребята его любят и уважают!
– И всё же, такие поступки неожиданно не совершаются. Они вызревают. Неужели вы, Софья Мироновна, не замечали, что с сыном творится неладное? Или необычное?
– Лев Емельянович, я уже сказала, что в последнее время он был чересчур нервным, но в остальном… нет, пожалуй, ничего не замечала.
Зашёл оперативник и доложил о приезде родственницы Шахуриной. Генерал благосклонно выслушал информацию и свернул допрос.
– Ну, хорошо, давайте дождёмся результатов обыска и, если понадобится, побеседуем снова… И ещё, Софья Мироновна, мы понимаем, что вам нельзя сейчас надолго отлучаться из больницы, но нам также необходимо осмотреть Володину комнату на даче. Если не возражаете, мы проследуем туда с вашей родственницей.
– Да-да…
– Тогда всё на сегодня. Желаю удачи, и… чтобы сына спасли.
– Спасибо, товарищи. Так я пошла?
– Конечно. Всего доброго. – С матерью умиравшего попрощался и прокурорский дознаватель Шейнин.
После разговора с Шахуриной следователи разделились: Шейнин поехал к матери Нины – Раисе Михайловне, а Влодзимирский направился в наркомат иностранных дел (НКИД) для встречи с послом Константином Александровичем Уманским. Беседы с родителями погибшей ничего не прояснили, но комиссара госбезопасности это не смутило – следствие только начиналось, и вся информация ожидалась позже.
* * *
В этот же день 7-А класс 175-й школы сдавал экзамен по геометрии. В ожидании своей очереди одноклассники разбивались по несколько человек, группируясь в тупиковых коридорах и под лестницей. Там, едва не шёпотом, обсуждали смерть Уманской и безнадёжное состояние Шахурина. В учительской тоже витал дух вчерашней трагедии. Педагоги не свирепствовали, и экзамен хорошо сдали почти все ученики класса по списочному составу. Не сдали только двое. Точнее, не сдавали – Нина к тому времени уже покинула землю, и её холодное тело застыло в морге 1-й Градской, а Володя, не приходя в сознание, умирал в огромной одноместной палате кремлёвской больницы на углу Грановского и Воздвиженки.
* * *
Спустя сутки Шахурин скончался. Опустошённые, едва не потерявшие от горя рассудок, родители погибших занялись похоронами. В орготделе ЦК партии, ведавшем процедурами сановных захоронений, покойным детям отвели места на Ново-Девичьем кладбище. Более высокому рангом наркому выделили участок земли под могилу, а для Нининого праха подготовили нишу в монастырской стене. Неожиданно для Шахуриных из секретариата могущественного кадровика Маленкова спустили указание: кремировать сына. Спорить с этим решением не имел права даже народный комиссар. Нину определили хоронить 6 июня, а прощание с Володей назначили двумя днями позже.
* * *
5 июня, в 13 часов дня, нарком Меркулов вошёл в кремлёвскую приёмную Берии, где ожидали вызова «на ковёр» нарком вооружений Устинов, начальник Главного артиллерийского управления Красной армии (ГАУ) Яковлев и заместитель Берии по вопросам вооружений Кирпичников. Чекист едва успел поприветствовать генералов оборонной промышленности, как дежурный секретарь в чине полковника распахнул предбанник.
– Лаврентий Павлович ждёт вас, товарищ народный комиссар.
Дверь в кабинет Меркулов открыл самостоятельно и увидел, что член ГКО что-то пишет, склонив голову к столу. Негромко поздоровавшись, Всеволод Николаевич приостановился у входа в ожидании распоряжений шефа, успевавшего в военное время и возглавлять оборонный комплекс, и руководить наркоматом внутренних дел, и надзирать за своей прежней вотчиной – госбезопасностью – незадолго до того выделенной Сталиным из НКВД[3].
– Чего стоишь? Проходи, садись, докладывай… Видишь – дела отложил – тебя жду, – услышал он голос шефа.
Бесшумно ступая по ковру, Меркулов приблизился к огромному столу и сел на посетительское кресло.
– Лаврентий Павлович, у нас много новостей по делу об убийстве Уманской. Есть неважные, а есть оч-чень интересные. Начну с неудач. Как вы знаете, Шахурин-младший вчера умер и показаний уже не даст. Это слегка осложнит следствие. Но замечу – при обыске на даче найден весьма любопытный материал – наши сотрудники обнаружили две толстые тетради с дневниками погибшего и рукописные протоколы, свидетельствующие, что Владимир Шахурин возглавлял тайную и, я бы сказал, антисоветскую, организацию, в которую входили его одноклассники – дети высокопоставленных родителей.
– Постой… не понял. Какую антисоветскую организацию?… Какие дети высокопоставленных родителей?
– Вместе с Шахуриным учились: племянник Иосифа Виссарионовича – Леонид Реденс, два сына товарища Микояна – Вано и Серго… потом сыновья товарищей Кирпичникова, Хмельницкого… Все они в эту организацию и входили… кроме Вано Микояна.
– Не шутишь?
– Никак нет. Так вот… они создали структуру с полным подчинением Шахурину и, судя по содержанию дневников, тот строил далеко идущие планы по захвату власти в стране.
– Сколько ему было лет?
– Пятнадцать.
– И как же пятнадцатилетний Шахурин собирался захватить власть?
– Товарищ Берия! Не сегодня он собирался власть захватывать, а когда вырастет… но вот планомерную подготовку к этому уже начал!
– Интере-есно… Очень интересно.
– Обо всём написано в дневниках.
– Что конкретно?
– Лаврентий Павлович, сегодня ночью проходила коллегия, так что я оказался очень занят и до конца пока в вопрос не вник, тем более – Влодзимирский просто физически не успел провести полную расшифровку. Дайте, пожалуйста, ещё денёк-другой с материалами поработать – и вся картина будет, как на ладони.