Сталкер. Истории. Ч.З.О. Души Пламени

Очнулся от резкой боли, в какой-то пещере. Кто меня сюда приволок? А может, сам дополз? Вот же… Долго ли был в отключке, я не знаю. Не знаю и того, день на улице или ночь.

– А-аай! – я посмотрел на свою правую ногу, из которой торчал тонкий и острый, как игла, сломанный сук. Пробил насквозь, с боку, выше колена. Острый конец светло-бежевого цвета измазан красным. На потрескавшихся обветренных губах застыл солёный привкус. Подул холодный ветер. Откуда? Наверное, с выхода. Здесь было так темно, что я не видел абсолютно ничего. Только мрак. Бездонный мрак перед моим глазами, и угасающий уголёк в моём разуме. Его свет раньше был таким ярким, и согревал теплом,

которое как мягкий бархатный плед, грело мою душу. Передавало чувство спокойствия и безопасности, что со мной ничего не случится. Но только не в этот раз.

– Господи, как же я ошибался! – всхлипнул я. Втянул пробирающий до костей ветер, который впитал в себя достаточно крови и сильно отдавал едким железом.

Я понимал, что шансов выбраться из этой передряги у меня практически нет. Но я не могу просто взять и сдаться! Или всё-таки могу… Если честно, то очень хочется сдаться. Только б… обошлось без мучений. Но в этом вся соль – без мучений не будет. И продляться они ой как долго. Когда закончится всё самое вкусное, что содержит в себе сухпай, буду грызть, просроченные, жёсткие как сухарь, галеты. Между прочим, я уже их очень сильно полюбил… Думаю он их, и исхожу слюной, считаю самой вкусной едой на свете… Ведь всё познаётся в сравнении, так? Когда кончатся последние капли воды из покоцаной мутантскими отродьями, алюминиевой фляги, тогда начнётся совершенно другой, невообразимый круг долгих страданий. Ведь не только я, но многие сталкеры за свою жизнь в Зоне сталкивались с различными трудностями и испытаниями. Голодали, страдали от обезвоживания. Некоторые спаслись. Или их спасли. Они ещё не перешагнули ту черту, когда точно – всё. Хрен его знает, когда моя старуха с косой должна заглянуть. Надеюсь, ещё не скоро.

Я раскашлялся. Ни с того ни с сего стало больно дышать. Не мог сделать вдох даже наполовину. В затылке стало холодно, словно приложили лёд. Побежали, словно иголки, муравьи-колючки по внутренним стенкам моей черепной коробки. Бесконечные покалывающие ручейки, словно паутина, растянулись внутри головы и устремлялись в центр затылка. Эти ощущения были похоже на то, что я испытал в детстве. Когда были в младших классах и с пацанами, лазали по песчаному карьеру, высота которого была метров десять. Почти как моя пятиэтажная «хрущёвка», в которой я жил до того момента, пока не занесло сюда. В Чернобыльский ад обетованный.

Когда я долез до самого верха, кусок песчаной глины, на котором стоял на носочках, отломился. Выступающий пласт, за который я держался, взорвался песочной бомбочкой и забил мне глаза. Руки взмыли вверх. Летел вниз секунды три, или пять. Так я ощущал время. Время свободного падения. Или полёта? Всё же на какой-то миг я ощутил всю прелесть быть лёгкой песчинкой, парящей словно в невесомости. Чувствовал себя частью ветра и солнца. Но ни капли не ощутил касания тела о поверхность земли.

Я лежал на песке, и хватал воздух немыми глотками, как рыба, которую выбросило на берег. Ко мне подбежали ребята, друзья, с которыми гуляли в этот довольно тёплый, малооблачный, сентябрьский день. Коренастый Лёха что-то испуганно бормотал, крутил головой и тыкал в меня пальцем. Черноволосый Руслан шутил и улыбался, скаля свои большие ровные зубы. Тощий длинный Антон спокойно и уверенно говорил мне что-то, нагнувшись, взял за плечо, пытался аккуратно поднять, но для меня это было наоборот, жутко плохо. Еле-еле поднял обессилевшую левую руку, и оттолкнул его, пытался сказать, тихо и сипло: – Не подходи. Дай… дышать. Не согнусь. Лучше… лёжа.

Антон понял, что мне нужно наоборот лежать, чтобы постараться разработать мышцы, и лёгкие. Он один смотрел на меня переживающим, сочувствующим, умным взглядом, пока другие либо смеялись, либо боялись неизвестности. Я читал в его глазах, что он понимает что сейчас произошло, и какие могут

быть последствия. Того, что будет со мной дальше. Но со мной, по воле случая, ничего особо страшного тогда не случилось. Сильные ушибы, лёгкое сотрясение, переломов не было. Даже родители не были в курсе, удалось всё скрыть. И, конечно же, больше всего страху было не потому, что я упал, что не смогу дышать и умру (да, были такие мысли). А от того, что узнают родные и сделают со мной что-то, что точно во много раз хуже этого падения. Вот где с меня сошло сто потов, и я натерпелся страху. Эх и долго я не шёл домой в тот день. Боялся. А голова как болела…

Я нащупал на поясе фляжку с водой, достал, отвинтил крышку. Ничего не видно, но пальцы нащупали на ней несколько бороздок от пуль. Старые передряги, из которых чудом выбрался живым. Сделал несколько мелких глотков. Выдохнул дрожащим воздухом. Правая рука потихоньку оживала. Но с ногой – полная беда.

Если сюда заглянет кто-то, или что-то, не являющееся мне другом, или хотя бы не нейтрально настроенным – то всё. Что оно сделает со мной, с тем, кто уже почти сдался? Сложил лапки кверху. Большой жучище в человеческом обличии. Очень интересный, и хреновый вопрос, н-да. Вот только и лапки кверху я поднять не могу.

«Совсем не порядок. Не гожусь для сдавшегося живого трупа», – подумал я и истерично про себя рассмеялся. В пещере, звучала звенящая тишина, послышались еле заметные заикающиеся звуки, которые испускал мой организм от истеричного внутреннего смеха, сильно содрогаясь.

Как бы мне не было страшно, чтобы меня там не ждало, я должен попытаться выбраться отсюда. Постепенно вспоминал. За мной что-то гналось, охотилось… Наверное, оно близко. Хрен с ним, с заказом, со всеми ними. С торгашом этим, кто заказ этот дал, со сталкерами, кто подначивал… С этой грёбаной Чернобыльской Зоной Отчуждения. Ненавижу. Всех ненавижу!

По щекам с обоих глаз потекли обильные ручейки влаги. Порыв ветра залетел в пещеру и колким ударом врезал мне по лицу.

Медленным движением я снял со спины рюкзак, облокотил его к стене. Пару секунд привыкал к боли в левом межреберье, неторопливо дышал. Когда боль отступила, я открыл рюкзак, чтобы достать аптечку. Деревянный штырь, конечно, вынимать не вариант, но вколоть «Промедол» (наркотический анальгетик) хотя бы для того, чтобы выбраться из этого мрака, просто необходимо. Без него я и пошевелиться лишний раз не смогу.

Обычно «Промедол» очень хорошо переносится. Но не в моём случае. Вместо лёгкой тошноты подкатывали целые волну цунами. Они бились о глотку, давили толчками, вызывая жуткое головокружение в моей черепушке. Стало настолько хреново, что даже хорошо. Я подумал, что очень здорово, сидеть в такой темноте, и не видеть как всё кружит и мельтешит перед глазами. Сидя у стены, на секунды появились чувства той самой невесомости, когда падал с карьера. Только сейчас я летел не на песчаную поверхность, а парил в бездонной черноте. И это было довольно неплохо.

Ничего. Возможно, ещё поборемся. Пусть и ничтожный, но ещё есть шанс.

Как же меня угораздило оказаться здесь, хрен пойми где, да ещё и в таком состоянии? Попытаюсь вспомнить.

Началось всё с того, что какой-то сталкер, прицепился ко мне как банный лист, когда я устроил очередную вылазку за артефактами в место под названием Зелёные Лозы, у села Пуховое Полесского района, что находится на юго-западной границе Чернобыльской Зоны Отчуждения. Село небольшое, в прочем, как и большинство других. Конечно, в Зоне есть довольно солидные деревеньки, с местным клубом, садиком и школой. И с количеством улиц больше одного перекрёстка. Но с такой развитой инфраструктурой их можно разве что на одной руке пересчитать. И то несколько пальцев останутся не задействованы.