Сталкер
Шрифт:
Признаю, я больной, но это не моя вина. Не могу вспомнить последний раз, когда я не хотел сделать больно людям или животным. Это мой способ почувствовать могущество. Значить что-то в этом мире и быть способным что-то изменить.
Я не могу изменить то, как ко мне относились в приюте или того, что мои родители оставили меня там, но я могу изменить то, как люди относятся ко мне сейчас. Они боялись меня из-за того, что я делал. Может, так будет лучше. По крайне мере, они не подходят ко мне близко настолько, чтобы снова причинить мне боль, кроме нее… Ванессы. Я до сих опор не понимаю, почему нравлюсь ей, но внутри от
Я поворачиваю голову и пялюсь на то, как бабочка трепыхается в банке, что стоит на моем, сделанном вручную письменном столе. Когда я смотрю на нее, это напоминает мне о ней. У бабочки такое же розовато-красное свечение, как и у Ванессы — словно у феи, только лучше. Почти как у принцессы. Принцессы жуков.
Улыбаясь, я поворачиваю банку, хватаю перманентный маркер и пишу сбоку «Принцесса».
Намного лучше, чем Майлз Второй.
Затем я поворачиваюсь и смотрю в бинокль на ее дом, как делаю каждый день, когда нахожусь в своем домике на дереве. У нее на голове несколько книг, а ее мать указывает в направлении, в котором она хочет, чтобы Ванесса прошла. Полагаю, она учится ходить, держа спину ровно. Но затем книги падают, и похоже на то, что ее мать в ярости. Губы женщины открываются, и она хмурится. Я могу услышать ее крик через улицу, а затем она отвешивает Ванессе пощечину.
Во мне закипает гнев, отчего пальцы на руках сжимаются. Но я знаю, что не могу ничего сделать с тем, как ее родители относятся к ней, поэтому пытаюсь успокоиться, медленно дыша.
Я никогда не понимал, почему они так жестоко с ней обращаются. Думаю, они хотят, чтобы она была идеальна. Кажется, она и так идеальна. Очень плохо, что они этого не видят.
Почему они хотят, чтобы она была такой? Потому что и сами что-то от этого получат? Потому что думают, что это сделает лучше ее жизнь или их?
Вот почему я не уживаюсь со своими приемными родителями. Я не позволяю им решать что-либо за меня, потому что они не могут контролировать меня, я им не принадлежу. Они, как пить дать, не мои настоящие родители, поэтому им лучше прекратить сейчас, если они думают, что смогут изменить меня. Этого не произойдет.
Но я переживаю за Ванессу. Я вижу, как с каждым днем требования ее родителей разрывают ее все сильнее. Веди себя прилично. Здоровайся со всеми. Получай только пятерки. Всегда превосходи других. Этого никогда не будет достаточно, и я вижу, как это надламывает ее.
Невыносимо это видеть.
От этого мне хочется пойти туда и успокоить ее, потому что она плачет, но я не могу. Ее родители не позволяют мне приближаться, когда сами находятся рядом. Они считают меня плохим влиянием.
Все, что я могу делать, это наблюдать за ней на расстоянии и надеяться, что все будет в порядке, пока мы с ней снова не увидимся.
Иногда мне хочется, чтобы она была бабочкой вместо того, кем является сейчас. Тогда бы я смог закрыть ее в банке и удержать в безопасности подальше от ее родителей, навсегда.
Очень плохо, что людей в клетках держать нельзя.
Все, чего они хотят — это вырваться.
Думаю, мне нужно придумать другой способ, чтобы все сработало.
ВАНЕССА
Настоящее
Тишина в комнате накрывает меня с головой. Удары моего сердца звучат в мозгу словно барабанная дробь. Пот капельками скатывается по лбу, пока мешок у меня на голове становится все более влажным из-за моего поверхностного дыхания. Даже дырки, проделанной для моего рта, недостаточно, чтобы делать глубокие вдохи. Чем дольше я здесь сижу, привязанная к стулу, тем больше начинаю проигрывать. Не знаю, как много времени прошло, как много минут осталось позади с тех пор, как он ушел, но их слишком много, чтобы сосчитать. Мой мозг теряет счет времени и способность ориентироваться, потому что я практически нахожусь в трансе от страха, что пульсирует в моих венах.
Затем снаружи раздаются тяжелые удары.
Тут же поворачиваю голову на звук, задаваясь вопросом, доносится ли он снизу или мне показалось. Когда шум становится громче, я внезапно ощущаю порыв бороться.
Дергаясь, я пытаюсь освободить руки от оков, натягивая ремень, которым связаны мои запястья. Чем сильнее я тяну, тем туже он затягивается, сковывая мышцы. Кожа ремня врезается в мою собственную, оставляя болезненный след, пока я шиплю с каждым своим движением. Без толку, я не могу выбраться, и кто-то приближается. Это, должно быть, он, вот поэтому я так отчаянно хочу выбраться.
Шаги становятся громче и громче, и затем дверь с грохотом открывается.
— Я вернулся! — произносит он счастливым голосом, словно пришло время кормить собак.
— Отвали, — кричу я, натягивая ремень как никогда сильно. Чертова вещица попросту не поддается.
— Ты все еще пытаешься вырваться? — он издает недовольное ворчание. — Я же сказал: не пытайся что-либо сделать.
Звук его шагов в сапогах словно грохот грузовика, пока он приближается. Я пытаюсь отодвинуться от него, отклоняясь назад на стуле, но ничего не останавливает его от того, чтобы прикоснуться к моему лицу.
— Бедняжка. Полностью связана и пытается высвободиться. Скучала по мне, пока меня не было?
— Убери от меня свои лапы, — произношу я, пытаясь укусить его, но, конечно же, промахиваюсь.
Он тянет мешок на себя, удушая меня в процессе.
— Продолжай вот так болтать, и я перережу тебе глотку.
— Давай, — говорю я, когда он отпускает из своей хватки. — Я бросаю тебе вызов.
Он разражается смехом, словно я воплощение жалости.
— О, Ванесса. Ты правда думаешь, что я хочу для тебя быстрой смерти? Твоя жизнь была настолько жалкой?
— Я лучше умру, чем проведу еще хоть одну секунду в комнате с тобой.
— Оооу… прям ножом по сердцу, — изрекает он. — Если бы оно у меня было.
Он отходит, и на секунду я задаюсь вопросом, куда, он, черт возьми, ушел. Затем я слышу скрежет. И он приближается. Звучит, словно кто-то тянет ко мне что-то металлическое.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, нервно ожидая своей участи.
Я ожидала, что он убьет меня на месте. То есть, он хотел этого годами. Я уже давно знала, что в один день он за мной придет. Просто не ожидала, что это будет так скоро. Думаю, недооценила его методы побега.