Стальная дева
Шрифт:
Что можно отпустить себя и подчиняться ему так полно.
В какой-то момент Мара отстранилась на шаг, полоснула ногтями по спине, но боль подстегнула, заставила вскрикнуть.
И попросить, задыхаясь раскаленным воздухом:
– Еще.
Мара поцеловала следы от ногтей и шепнула:
– Да.
И ударила снова.
Они с ней даже не трахались, но Эйн все равно чувствовал тело Мары как свое, забывал, где заканчивается сам и где начинается она.
И в какой-то момент не осталось ничего
Сквозь это удовольствие пришли слова. Их никто не говорил, они были знанием, которое просто возникло внутри:
Женщина отдается.
Мужчина должен принимать все, что она отдает.
Боль, удовольствие, связь, тепло, опасность, злость.
Все целиком.
Эйн не сразу понял, что она отстранилась, что возбуждение - животное, всеобъемлющее - больше не затмевало мозги. Оно обволакивало как ласковая океанская волна.
Обернись, Габриэль.
Голос прозвучал прямо в голове.
Эйн подчинился, Мара стояла напротив, даже не касаясь, и смотрела внимательно и серьезно.
Хочешь быть моим?
Он теперь понимал, что она предлагала.
Тепло, и спасение от одиночества, и что-то еще, чему он не мог дать название, но по чему всю жизнь безотчетно тосковал.
– Да, - сказал Эйн, и удовольствие накрыло волной. Ослепительной белой вспышкой, в которой все исчезло.
В груди полыхнуло, и он вдруг почувствовал Мару целиком - кем она была, какой она была.
В тот момент он знал, что она так же чувствует его.
Эйну снился самый странный сон. Ему снилось, что он родился герианкой, проклятой мертвой ветвью, и что с самого рождения с ним обращались как с грязью. Ему снились бесконечные годы в интернате, равнодушие старших, тычки окружающих, и постоянное ощущение собственной слабости.
Ему снилось, что самых слабых убивают, чтобы они не портили кровь, и тоскливое, спокойное безразличие. Ожидание смерти.
А потом ему снилась женщина. Строгая, но способная улыбаться, как никто другой.
Эта женщина сказала ему: "Ты должна сражаться за свою жизнь, Мара. Сражаться изо всех сил. И тогда она станет такой, что ее захочется прожить. Хочешь, я тебя научу?"
Женщину звали Льенна Элера.
Эйн проснулся с этим единственным воспоминанием о ней и ощущением чужого присутствия в своей голове - где-то далеко, на грани восприятия. Мара не лезла в мысли, не копалась в памяти. Она просто была рядом - можно было сосредоточиться и почувствовать ее.
Эйн сел на кровати, повернул голову.
Мара стояла у окна.
– Теперь понятно, зачем ты все это затеяла. Я тебе действительно нужен.
Мара в это верила, и она очень любила свою наставницу, достаточно, чтобы поставить метку человеку.
Понимание вспыхивало в мозгу и утекало как песок сквозь
– Это временная метка, - сказала Мара.
– Она пройдет через пять лет. Малая жертва.
– От временных меток чужие воспоминания не снятся, - ответил он, и поморщился.
– Черт, откуда я об этом знаю?
Она обернулась, пожала плечами:
– Ты прочел в моем сознании. Наверное, просто побочный эффект того, что ты человек, он скоро закончится, - она потерла переносицу, словно отгоняя головную боль.
– Метка не может быть постоянной. Постоянная - огромная редкость даже среди герианцев.
Она подошла, присела на край кровати, легко коснулась черного знака в центре груди Эйна - в него превратился укус.
Прикосновение отдалось внутри теплом. Эйфория еще не прошла, и война, цели Сопротивления и куча проблем на горизонте казались далекими и неважными.
Даже то, что всего несколько часов назад Эйн вместо Льенны убил человека не вызывало чувства вины.
– Ты не виноват, - сказала Мара, и нечто подобное он от нее уже слышал, когда еще не понял, что она герианка и видел в ней просто девчонку-пилота.
– Не копайся у меня в голове, - ответил он.
– Хорошо. Но обвинять себя глупо.
Она мыслила логично и правильно, по-военному прагматично, и действительно не понимала чувства вины.
– Себя - глупо. А тебя?
Последним знанием, которое он от нее уловил было как раз это: и ее тоже. Идея с подменой принадлежала Льенне Элере, Мара даже не знала, что за женщина была в развлекательном центре. Но знание утекло водой и осталось только ощущение присутствия.
Эйн бессмысленно потрогал метку - она ощущалась и одновременно не напрягала, казалась совершенно естественной. Мара молчала, следила за ним - внимательно и немного настороженно, наверное, пытаясь понять, чего ожидать дальше.
– Почему я здесь?
– спросил Эйн.
– Вообще не помню, чтобы забирался в кровать.
– Ты потерял сознание из-за метки, - пояснила Мара.
– Так бывает.
В это он легко мог поверить. Там и оргазм был такой, что после только отрубиться.
Но теперь стоило подумать о деле и о том, ради чего Эйн вообще согласился на метку.
– Вам нужна моя помощь, - сказал он.
– Это я успел в тебе прочитать. Ты, может, и не врала, но кое о чем умолчала - ситуация у твоей Наместницы хуже не придумаешь.
– И у твоей планеты, - не стала спорить Мара.
– Да. И что? Я могу позволить себе диктовать условия. Мои условия такие: пусть поможет вернуть Землю людям, и принесет мне голову Рьярры на блюде.
– Сначала ты просил только уничтожить Рьярру.
– Аппетит приходит во время еды, - Эйн пожал плечами.
– Соглашайся, у тебя все равно нет выхода.