Стальная дева
Шрифт:
Эйн почувствовал, как пересохло в горле:
– Но можно и по-другому, да? Можно... и без добровольности?
– Это случается очень редко. Это преступление, и связь получается неполной, односторонней.
– Но ее достаточно.
Эйн приложил руку к груди, туда, где под одеждой горел укус, и рассмеялся. Заржал до слез, и вспомнил вдруг всех, кто умер в последнее время. Всех, кого вычислили,
поймали. И подумал: сколько из них умерло из-за него?
И ведь он не знал, даже не догадывался.
Мара не трогала его и терпеливо
– Это был ты, - спокойно сказала она потом.
– Она пометила не Меррика. Тебя.
– А я, представляешь, с самого начала думал, что она просто чокнутая сука и ей только нравится надо мной издеваться.
– Она идет к своей цели, - спокойно ответила Мара.
– Мне жаль, что так произошло. На Герии это одно из тяжелейших преступлений.
Он рассмеялся снова:
– Как изнасилование, да? Может, мне подать на нее в суд?
– Ты не герианец.
Ну да, по их закону он не считался. Особенно военное время, или как там это у них было записано.
– Мне жаль, - спокойно повторила Мара. Странно, в тусклом свете светильников казалось, что она даже не врала. И было у нее во взгляде что-то... непривычное. Вроде сочувствия.
Он сглотнул:
– Об этом разговоре... она тоже узнает?
– Не сразу. Рьярра сейчас на Герии. Пройдет не меньше суток, прежде, чем она сможет прочитать в тебе этот разговор.
Ну что ж, Эйн не был идиотом, и понимал, что за этим последует.
Рьярра не должна была узнать о его встрече с Марой. И предотвратить это можно было только одним способом.
Очень хотелось попросить: только не кнутом. Не убивай меня кнутом.
Он много раз представлял, как его убьет кто-нибудь из герианцев - ну, логичная смерть, вполне ожидаемый вариант. И представлялось, что Эйн будет острить до самого конца. Скалиться сукам в морды пока не сдохнет как герой. Чтобы на Земле запомнили и гордились. Чтобы знали, что даже в это поганое время можно жить и умереть достойно.
Но не получалось выдавить из себя даже ухмылку, и никакая острая фразочка напоследок не придумывалась.
Эйн молчал и огромного труда стоило не просить. Не о пощаде, конечно. О последнем милосердии.
О быстрой смерти.
– Ты жертва, - сказала вдруг Мара.
– Ты не виноват в том, что Рьярра забрала у тебя.
– Но это меня не спасет, - ответил он. Посмотрел ей в глаза, подумал, что в буквальном смысле смотрит в глаза своей смерти. Даже фыркнул от смеха, от того какая тупая была мысль.
И в голове всплыли слова из старой песенки "У смерти красивые глаза".
Ну да, красивые.
Мара помолчала, погладила полоски на рукояти, и большого труда стоило не вздрогнуть. Да что там, не трястись от ужаса и то было тяжело.
– Ты достойный боец и ты важен для Сопротивления. После смерти Меррика, ты один из немногих, кто удерживает ваше движение от раскола.
– Я не настолько всем нужен.
Но она была права, он был нужен. По крайней мере пока.
К
– Есть и другой путь. Тебе не обязательно умирать, - Мара сплела и расплела пальцы, склонила голову, спокойно его осматривая.
– Я не могу убрать метку, но могу заменить ее своей, полноценной. Я сильнее Рьярры, если ты примешь мой знак, ее связь с тобой исчезнет.
Эйн вспомнил все, что пережил в плену у Стальной суки и ответил:
– Нет.
– Не отказывай мне сразу.
– Ни за что. Нет, будь я проклят, нет. Никогда. Лучше сдохнуть.
Но она могла его заставить, применить свои фокусы, швырнуть на колени, как Рьярра. И снова было бы больно и погано, и какая-то извращенная, абсолютно больная часть внутри Эйна получала бы удовольствие, и еще много месяцев после тянуло бы блевать от одного взгляда на себя в зеркало.
Его затрясло, и Эйн дал себе слово - если Мара скажет что-нибудь еще, пошевелится, сделает хотя бы одно крохотное движение в его сторону, он нападет. И чего бы это ему не стоило сдохнет до того, как она...
Она молчала и не шевелилась, будто почувствовала что-то.
Эйн ждал удара, но его не было. Ничего не было, и в конце концов пришлось заговорить первым:
– Нет.
Мара покачала головой:
– То, что с тобой случилось неправильно. Ты жертва, - зачем-то снова повторила она. И было до абсурда смешно от этих слов. Жертва, надо же. Он - боец Сопротивления, солдат, взрослый мужик - и жертва. А потом Мара добавила.
– Но ты не единственная ее жертва. Будут еще, много, намного больше, чем раньше. Если ты позволишь ей себя сломать.
Это так хорошо, так правильно звучало, что Эйна тошнило от этой правильности:
– К блясте тебя и твою мораль.
– Я предлагаю тебе не мораль, - спокойно ответила она.
– Я предлагаю настоящую метку, которая не причинит боли. Еще помощь и время, чтобы укрепить Сопротивление, - она склонила голову набок, словно искренне пыталась понять и не могла.
– Я предлагаю мало?
– Мне не нужна помощь. Я только хочу выжечь вас всех как заразу.
Но мертвый он был для Земли бесполезен, и мысль об этом разъедала внутренности кислотой. Раньше только эта мысль помогала Эйну вставать по утрам. Отгоняла отравленные мысли о том, чтобы выстрелить из игольника себе в висок и покончить со всем.
А теперь она загоняла его в ловушку.
– Дай мне поцеловать тебя, - спокойно предложила ему Мара.
– Один поцелуй, чтобы ты мог принять решение. Если после мысль о моей метке будет тебе невыносима, я убью тебя. Быстро и не больно. Ты ничего не успеешь почувствовать.
Наверно, до войны с герианцами Эйн огрызнулся бы в ответ, а теперь внутри от ее слов разжимался стальной кулак, скрутивший внутренности. И поднималась волна благодарности. Потому что Мара предлагала ему милосердие. Быструю смерть - Эйн теперь знал, какая это на самом деле роскошь.