Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
Альфрида представляла группа из пяти человек, которым было поручено определить, «способны ли женщины к труду на производстве». Администрация фирмы ожидала прибытия здоровой, хорошо упитанной рабочей силы. Немки если и были заняты, то только на легких операциях. Свежая женская рабочая сила требовалась теперь для прокатных цехов, где прежде работали только мужчины. Кроме того, предполагалось использовать женщин-кочегаров на заводской железной дороге. Почему-то у Круппа создалось впечатление, что концерн может получить партию форменных амазонок. Возможно, его ввел в заблуждение сам комендант Бухенвальда, так как по контракту с ним Альфрид обязался найти сорок пять сильных немок, принявших присягу СС и прошедших специальную подготовку, для охраны будущих рабынь. Круппу удалось раздобыть добровольцев среди девушек, которых привлекла повышенная почасовая оплата. Он даже добился ускоренного курса их подготовки в женском лагере СС в Равенсбрюке. Но эти атлетически сложенные молодые женщины, обученные специальным приемам борьбы, были явно предназначены для иного контингента работниц, чем те, кто в действительности поступил в распоряжение Круппа.
Несоответствие
Крупп, потративший столько сил на снаряжение и обучение охранниц, был разочарован такими новостями. Около месяца партия новеньких провела в своем палаточном лагере. В середине августа прибыла другая группа инспекторов во главе с Теодором Брауном, руководителем производственного комплекса «Вальцверк-2», опытным администратором. Ему предстояло отобрать 520 человек из 2 тысяч. Он оказался в затруднительном положении, так как пришел к тем же выводам, что и Трокель, а вдобавок обнаружил там и четырнадцатилетних девчонок. Он предложил вызваться добровольцам, но таковых не оказалось. Как потом объяснила на процессе Елизавета, «мы не могли знать, имеет ли он в виду действительно работу или газовую камеру».
Не получив ответа, Браун сам начал отбирать работниц. Он говорил, что старался, по возможности, проявлять гуманность: «Мы заметили, что некоторые стоят попарно или группами, держась за руки, и плачут… Директор лагеря согласился на наше предложение разрешить родственницам или подругам оставаться вместе».
У сестер Рот сложилось другое впечатление. Согласно показаниям Эрнестины, он «отбирал самых молодых и сильных девушек», а Елизавета рассказывала так: «Браун был, что называется, настоящий нацист. Нас он совсем не считал за людей. Другой человек, Хаммершмидт, был гораздо добрее». Сам ритуал отбора также был неприятным. В Нюрнберге американский обвинитель спросил Елизавету: «Называли ли они вас по имени, или…», но она перебила его, сказав: «У нас не было имен, только номера на левой руке. Но они и номера не называли, а просто показывали пальцем на тех, кто был им нужен».
Итоги работы группы Брауна состояли в следующем: «В Гельзенберге служащими Круппа было отобрано 520 девушек для работы в Эссене».
Сестры Рот не знали своей участи. Они боялись – после всего, что уже узнали, – что их на грузовиках везут в крематорий. Они обнялись с подругами (о судьбе остальных полутора тысяч женщин ничего неизвестно) и покинули лагерь. Елизавета вспоминала: «Мы не знали, куда нас отправляют. Мы даже не знали, кто такие эти немцы, так как видели их впервые. Только прибыв в Эссен, мы поняли, что будем работать у Круппа».
Вот как выглядит дальнейшее повествование в вопросах и ответах.
«В о п р о с. Не расскажете ли вы суду, где вы жили?
О т в е т. В Эссене, в лагере Гумбольдт.
В о п р о с. То есть на Гумбольдтштрассе?
О т в е т. Да.
В о п р о с. Вы знали или вам сказали, что этот лагерь являлся собственностью фирмы Круппа?
О т в е т. Да, мы это знали.
В о п р о с. Существовала ли в лагере возможность свободного входа и выхода?
О т в е т. Нет, лагерь охранялся эсэсовцами и был окружен колючей проволокой.
П р е д с е д а т е л ь с у д а. Я не уловил последних слов.
О б в и н и т е л ь. Лагерь был окружен колючей проволокой.
В о п р о с. Утром, когда вы вставали и надо было идти на работу, вы шли туда пешком или на чем-то ехали?
О т в е т. Сначала мы ездили на трамвае, потом все время стали ходить пешком туда и обратно.
В о п р о с. Вы ходили на работу и с работы большой группой?
О т в е т. Да.
В о п р о с. Под охраной?
О т в е т. Да, под охраной эсэсовцев, мужчин и женщин.
В о п р о с. Можете вы вспомнить, бывали ли такие случаи, когда вы оставались вовсе без еды, например в течение суток?
О т в е т. Не могу точно сказать, сколько раз, но очень часто бывало, что я вовсе не получала еды… Эсэсовцы говорили нам: «Вы работаете на Круппа – у него и просите».
В о п р о с. Не расскажете ли вы суду, оказывали ли вам какую-то медицинскую помощь в случае заболевания?
О т в е т. У нас был изолятор, куда отправляли очень больных людей, с очень высокой температурой. Можно сказать, полумертвых. Даже когда мы очень плохо себя чувствовали, мы старались не проситься туда, потому что боялись, что нас отправят в газовую камеру.
В о п р о с. Я хочу спросить свидетельницу, видела ли она такой же, как этот, предмет во время пребывания в Эссене, знаком ли он ей.
О т в е т. Он был у каждого эсэсовца. Один раз меня ударили по лицу…
П р е д с е д а т е л ь. Передайте его мне, пожалуйста. Я хочу посмотреть. (Предмет передают председателю суда.) Продолжайте.
О б в и н и т е л ь. Вам был нанесен… Простите. Был ли вам когда-нибудь нанесен удар предметом, подобным тому, который вы сейчас видели?
С в и д е т е л ь н и ц а Р о т. Да, однажды.
В о п р о с. Когда вы работали в Эссене?
О т в е т. Да.
В о п р о с. У Круппа?
О т в е т. Это было вечером. Я вернулась с работы уставшая. Сейчас не помню, почему это произошло, но один эсэсовец подошел ко мне и ударил меня по лицу.
В о п р о с. Итак, вам был нанесен удар таким предметом. А видели вы, чтобы и другим работницам наносили удар таким же предметом?
О т в е т. На заводе они били нас ногами.
В о п р о с. Кажется, вы не поняли моего вопроса. Получал ли удар таким же предметом кто-то еще из членов вашей группы в концентрационном лагере?
О т в е т. Ударили ли
В о п р о с. Да, ударили ли кого-то еще?
О т в е т. Я видела это десятки раз, постоянно… Мне повезло, меня ударили только однажды, но я видела, что люди были все в синяках. Люди падали, но все равно получали удары.
В о п р о с. А этот предмет…
П р е д с е д а т е л ь. Простите, идет речь об этом предмете, но он не был идентифицирован. Вы хотите, чтобы он был зафиксирован для идентификации?
О б в и н и т е л ь. Да.
П р е д с е д а т е л ь с у д а. Номер 556 для идентификации.
В о п р о с. Бил ли вас ногами кто-то из гражданских служащих Круппа, а не из эсэсовцев?
О т в е т. Да.
В о п р о с. Гражданский?
О т в е т. Да.
В о п р о с. Вы уверены, что этот человек в то время работал у Круппа?
О т в е т. Да. Он был старшим, проверял, работаем ли мы достаточно быстро и старательно.
В о п р о с. Скажите, а вас, по-вашему, когда-нибудь наказывали, если служащий Круппа просил эсэсовца вас наказать?
О т в е т. Очень часто. Это бывало, когда Браун проводил инспекцию на заводе. Он обычно шел к эсэсовцу и просил нас наказать. Если это случалось, то нас лишали еды и наказывали.
В о п р о с. Не расскажете ли вы суду, пытались ли вас запугивать, перед тем как… войска союзников вошли в город?
О т в е т. Эсэсовцы стали все время говорить, что у нас остается пять минут, что через пять минут нас убьют.
В о п р о с. Эсэсовцы говорили, что через пять минут вас убьют?
О т в е т. Да… Мы это слышали от них каждый день…
П р е д с е д а т е л ь с у д а. Скажите, те условия о которых вы рассказали, существовали весь период, пока вы работали у Круппа, так что они касались всех, кто прибывал на завод Круппа, где вы работали?
С в и д е т е л ь н и ц а Р о т. Да, это касалось всех.
В о п р о с. Это происходило изо дня в день?
О т в е т. Изо дня в день.
В о п р о с. И из ночи в ночь?
О т в е т. Из ночи в ночь».
Лагерь на Гумбольдтштрассе занимал обширную территорию, около тысячи ярдов в длину и около пятисот в ширину. Почти во всех немецких городах, включая Берлин, чисто городские районы перемежаются такими вот зелеными участками. До войны это было совершенно очаровательное местечко; во время войны его приспособили для лагеря рабовладельцы. Лагерь находился по соседству с кладбищем Зюдвест, где хоронили нацистов, погибших на войне. Кладбищенские сторожа, хоть и слышали странные звуки из лагеря, говорили, что это было, скорее всего, завывание ветра. А уж люди, жившие в соседних домиках, вообще ни о чем не знали.
Первая партия евреек поступила 25 августа 1944 года и была передана в ведение начальника лагеря Оскара Рика. О Рике рассказывали, что он всегда носил в одной руке резиновую дубинку, а в другой – кнут. Воспоминания жертв о начальнике лагеря до деталей совпадают с рассказами лагерного персонала. Каролина Гейлен говорила, что Рик был «особенно жесток и бесчеловечен». Рассказывали, что иногда он, просто по капризу, заходил в какой-нибудь барак и бил раздетых девушек. Большинству пленниц было от четырнадцати до двадцати пяти лет, но одной женщине было уже за тридцать. Узнав, что она не может работать наравне с другими, он в тот же вечер забил ее до смерти. Как вспоминает Елизавета, «начальник постоянно старался хлестнуть кого-то по глазам. Однажды одна женщина не успела отвернуться, и его удар ослепил ее».
Определить формальную меру ответственности фирмы в этом случае нелегко. Рик был эсэсовцем, и его имя не значится в списках сотрудников фирмы Круппа, а потому Альфрид вроде бы не отвечал за положение дел в лагере. Охранники также состояли в СС, хотя женщины в их составе числились и служащими фирмы. Заключенные, вопреки условиям договора, не получили второго одеяла и теплой одежды, но этот вопрос не вполне ясен. В Нюрнберге Браун намекал, что в этом виновато начальство Бухенвальда: «Насколько я знаю, герр Пистер тогда говорил, что нам не следует выдавать работницам одежду, так как существует опасность побега. В чем конкретно состояли переговоры об одежде между СС и представителями фирмы, мне неизвестно».
Однако лагерь принадлежал концерну и работал на него. Питание здесь было таким же, как везде у Круппа, – миска водянистого супа и ломтик хлеба. Рабочий день продолжался с шести утра до 5.45 вечера. Хотя обитательницы лагеря явно не годились для такого тяжелого труда, другой работы для них не было. Елизавета работала в прокатном цехе, а Эрнестина таскала кирпичи и занималась рифлением железа на заводском дворе. С наступлением холодов руки ее стали мерзнуть, поскольку не было рукавиц, а кожа на ладонях покрылась кровоточащими язвами. Две другие девушки в своих показаниях в Нюрнберге тоже рассказывали о наказаниях на заводе. Вот слова Розы Кац: «Охранники-эсэсовцы, мужчины и женщины, следили за нами, и, если кто-нибудь хотел передохнуть хотя бы несколько мгновений, виновную били железным прутом». Агнес Кенигсберг (дальняя родственница Ротов) сказала: «Мы постоянно получали пинки и удары, в лагере и на рабочем месте, от эсэсовцев и просто от немцев. Это было очень часто, порой без всякой видимой причины или при малейшем предлоге».
Очевидно, мало кто из них выжил бы, если бы не помощь некоторых рабочих концерна, которые, бывало, делились с еврейками своей едой и шепотом подбадривали их. Петер Гутерзон, работавший на сборке танковых башен, впоследствии рассказывал, что сочувствие узницам свойственно было скорее ветеранам производства, которые, подобно ему самому, пришли на фирму еще до Первой мировой войны. Когда Гутерзон впервые увидел партию евреек в трамвае на Кремерплац, его поразило их жалкое состояние. Они были одеты в какую-то рвань из мешковины и обуты в деревянные сандалии на босую ногу. А увидев, как с ними обращаются, Гутерзон даже устыдился, что он немец. В то же время Петер с болью признавал, что более молодые товарищи по работе не разделяют его взглядов. Не раз ему приходилось слышать, как «эти агрессивные нацисты» задавали риторический вопрос: «Зачем нам возиться с этим сбродом? Почему бы их не прикончить?»