Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
Шрифт:
8 апреля один из членов правления решил позвонить коммерческому директору завода в Бохуме. Трубку взял американец, хотя Бохум находился в 17 милях к востоку от Эссена. Американцы уже пришли и туда. С этого времени Крупп и Туббезинг приобрели привычку нервозно поглядывать на часы, словно ожидая прибытия противника в Эссен.
В ночь с 9-го на 10 апреля первые американские патрули перешли северную границу Большого Эссена. Немцы из северных пригородов впервые увидели бородатых американских военных, явившихся из страны, в которой, как говорил Гитлер, «жизненные идеи определяются мировоззрением жадных торговцев, которым чужды высшие проявления человеческого духа, такие, как музыка».
Какие бы недостатки ни были свойственны этим пришельцам (а отзывы интеллектуалов во всех европейских странах в следующие двадцать лет были часто не менее язвительными), надо сказать, что они вырабатывали свой национальный характер
Сотни, если не тысячи вчерашних рабов бродили по городу в ожидании дальнейшего поворота событий. Впоследствии немцы рассказывали страшные истории об ограблениях, изнасилованиях, убийствах того периода. Жажда мести со стороны иностранцев была бы объяснимой. Можно понять генерала Тэйлора, который заявил: «Вряд ли мы бы оказали добрую услугу Круппу и другим обвиняемым в военных преступлениях, оставив их на свободе. Они превратились бы в объект мести со стороны частных лиц, стимулирующей широкомасштабное политическое насилие».
Последнее утверждение, впрочем, сомнительно. Американская армия подавила бы любой бунт, а бывшие рабы не способны были к созданию организации. Да и одиночные бандиты среди них были редкостью. Немецкие домохозяйки, бывало, рассказывали, как к ним во двор являлись группы оборванцев. Женщины хватались за ножи, предпочитая самоубийство насилию, однако пришельцы всего лишь просили еды, воды и наводили справки о дороге. Им хотелось поскорее попасть домой. Был, правда, один случай, когда украинцы разграбили винный погреб фирмы. Немцы рассказывали об этом скорее сочувственно. Большинство освобожденных узников вообще были слишком слабы, чтобы помышлять о сведении счетов со вчерашними хозяевами и охранниками. Отец Ком после семи месяцев заключения весил всего около 100 фунтов и, даже получив медицинскую помощь от бельгийского Красного Креста, смог вернуться домой только через пять недель, но и тогда прихожане не узнали его. Как уроженец Запада, священник получил сопровождающего. Русские получали питание в армейских кухнях и были предоставлены сами себе вплоть до соединения двух фронтов.
В лагерях Круппа использовался по большей части принудительный труд уроженцев Востока, поскольку их было много и они обходились дешевле. Выходцев с Запада было меньше, и с ними группы по перемещенным лицам управлялись скорее. В американской 9-й армии были офицеры, знавшие французский, фламандский, итальянский, все скандинавские языки, а также, к удивлению сестер Рот и Кенигсберг, многие восточноевропейские языки. Когда дезертиры в доме Нирмана переоделись в штатское и исчезли, Елизавета, Эрнестина, Агнес и Рене решились дойти до угла Маркшайде и Альтендорферштрассе в сопровождении своих хозяев. Дальше улица была заполнена американскими военными и их боевой техникой. Это зрелище напоминало военный парад по случаю победы. Елизавете захотелось помахать флажком, и тут она от удивления схватила сестру за руку: мимо них медленно проезжал джип, а внутри сидел капитан, чей мундир украшала эмблема в виде красно-бело-синего флага довоенной Чехословакии. Елизавета вскрикнула, сестры Кенигсберг стали махать руками, и капитан велел шоферу остановиться. Легко пробившись сквозь толпу пешеходов, он подошел к молодым женщинам и спросил: «Откуда вы?» по-чешски и по-словацки. Они хором ответили: «Из Ужгорода». Офицер подразделения по перемещенным лицам сказал, что им нужно на центральный сборный пункт. Девушки застыли на месте в ужасе, но офицер был привычен к подобной реакции. Он сообщил, что явка туда добровольная, что там нет колючей проволоки, что там не только не требуется, но и не разрешается работать. Он выдал им четыре пропуска, предназначенные для чешских перемещенных лиц, и сообщил, что предъявителям будет выделен дополнительный паек, больший, чем для немцев.
Елизавета прошептала, обращаясь к Нирманам: «Может быть, мы будем посылать вам еду». Она сказала это по-немецки, и капитан потребовал, чтобы она повторила свои слова погромче. Девушка перешла по его просьбе на немецкий. «Значит, – сказал он задумчиво, – вы говорите по-немецки?» – «Яволь», – ответила девушка, сделав реверанс, и добавила по-английски, что понимает и этот язык. Капитан улыбнулся: «Хорошо, может быть, вы будете
Однако Елизавета не так хорошо знала английский, чтобы понять его. Офицер повторил то же по-немецки и, видя, что она все же не понимает, сказал по-чешски, что она, может быть, будет работать в приемной на вилле «Хюгель». «Вилла «Хюгель»? А что это?» – удивленно спросила Елизавета.
Глава 24
Я здесь хозяин
10 апреля 1945 года «Нью-Йорк таймс» напечатала на первой странице карту Рурской области в белом кружке с американским флажком и с надписью: «9-я армия». Попавший в окружение главнокомандующий Модель спросил у своего штаба: «Что остается командиру при поражении?» – «В прежние времена он принимал яд». Тогда он застрелился, дав наказ подчиненным продолжать уже бессмысленную борьбу и тем самым продлив состояние осады для крупповцев – ветеранов и новобранцев. Конечно, многие сотни тысяч измученных людей сложили оружие, но в Вердене разнородное войско из двенадцатилетних «вервольфов», семидесятилетних «фолькcштурмеров», артиллеристов без орудий, танкистов без танков и пилотов без самолетов собиралось защищать южный берег Рура.
Альфриду не нужно было читать «Нью-Йорк таймс», чтобы узнать о происходящих событиях. Артиллерийскую канонаду невозможно было не услышать. Погода, однако, в тот день была великолепная, и хозяин концерна решил погулять по своему парку. Он был хорош необыкновенно. У входа в дом пламенел знаменитый «кровавый бук». Воздух был напоен ароматом роз. На клумбах росли тюльпаны, красные, белые, розовые, желтые. Проходя по одной из лужаек, хозяин невольно залюбовался лютиками и маргаритками, растущими здесь во множестве. Над цветами порхали разноцветные бабочки. День выдался жаркий. Альфрид долго стоял, наслаждаясь дремотным покоем и созерцанием. Бабочки не думали улетать, цветы стояли, совершенно равнодушные к общей суете и панике, ничто не нарушало идиллической картины. Вечером за коктейлем Крупп описал увиденную картину членам совета директоров. Слов не хватало, и он вывел их в сад. Но было слишком поздно, очарование рассеялось. Бабочки давно улетели, а вечерний туман скрыл цветы и траву. К тому же с новой силой возобновилась артиллерийская дуэль между пушками Круппа в Вердене и американскими орудиями.
Разочарованный хозяин концерна увел всех в гостиную и велел слуге включить радио, чтобы заглушить гул канонады. Наступило время вечерних новостей. Хозяин и его гости услышали густой баритон лучшего геббельсовского комментатора Ганса Фрицше. Но и он принес разочарование. Во времена больших побед Гитлера Фрицше умел быть очень артистичным, находчивым и остроумным, теперь же превратился в слабого подражателя самому себе. Пытаясь иронизировать, как прежде, он сообщил, что пастор Нимеллер, освобожденный союзниками, заявил своим освободителям: «Демократия не подходит для немцев, они предпочитают, чтобы ими управляли». Затем, на характерном для него жаргоне, объявил, что захватчики – «еврейские варвары, плутократы, демократы и дегенераты» – блокированы в Рурской области. После этого Фрицше торжественно сообщил, что все предатели австрийцы, отдавшие Вену русским, арестованы и казнены. То есть косвенным путем он дал понять, что Вена пала. С помощью таких же околичностей комментатор признал, что 80 тысяч немцев окружены в Голландии, что 10 немецких ракетных баз взорваны, что американцы и англичане находятся уже в 114 милях от Берлина. В заключение Фрицше сообщил не без сарказма, что американские инженеры, строящие новые мосты через Рейн, вынуждены использовать сталь с захваченных заводов Круппа. Альфрид встал и вышел в столовую. Это было слишком унизительно: завод «Фридрих-Альфрид» в Рейнсхаузене, названный в память его деда, превратился в кузницу для противника.
Остаток вечера Крупп провел за карточной игрой со своими помощниками. Когда пора было отправляться спать, он выиграл у них столько, что иному показалось бы небольшим состоянием. Однако ни карточная игра, ни канонада, ни скорая сдача его города противнику не лишили Круппа сна. За все два года воздушных налетов и бомбежек он ни разу не знал бессонницы и в эту ночь заснул быстро и спокойно.
Пока Альфрид спал, американские пехотинцы в касках пробирались сквозь густой кустарник в саду и топтали сапогами лютики и маргаритки. Это были разведчики, которые получили задание проверить, можно ли будет закрепиться на северном берегу Рура и дождаться подкреплений. И вот когда они уходили через парк «Хюгель», один из них, знавший немецкий, успел переброситься несколькими фразами с пожилым слугой, который жил в ближайшем флигеле и ночью вышел в сад. Внимание американца привлекло огромное темное здание замка. Прежде он никогда не видел ничего подобного. Он спросил у слуги, что это за здание, и, получив ответ, сообщил об этом сержанту, а тот, решив, что для них это слишком много, передал дальше.