Стальная сеть
Шрифт:
Да-а, вот и стал ты, Димка, полицейской ищейкой, как инженер Краевский сказал. Не зря тебе рукине подают на прощанье.
Вернулся Кошкин, платок мне подал. Я взял, бумажкой из блокнота обернул, в карман сунул. Нет здесь пакетов для улик, но и так сойдёт. Мне сейчас любая зацепка нужна, самая малая. Ещё бы того гоблина найти! Ценный свидетель, как он ещё жив остался… Да ещё в железках хорошо разбирается… Очень подозрительно. Поймаю, раскручу на всю катушку.
***
Искать пропавшего гоблина Шмайса оказалось труднее, чем неуловимого
Списки были, списков нет, с глаз долой — из сердца вон. Никто в участке не знает, куда бумажки, где инороды записаны и в поля отправлены, девались. Небось, отдали бумаги помещикам, а те их в сундуки положили, на замок закрыли да и забыли где ключи лежат.
А офицера где искать, который может и не офицер вовсе?
Понял я, что задачка эта мне не по зубам. Надо начальство подтягивать. Одно дело — горничных да работяг трясти, а совсем другое — офицеры. Белая кость, дворянская кровь. Пойди, потряси такого. Он тебя сам потрясёт за шкирку. Одной дуэли с сынком-наследником Филинова мне хватило. Со всеми на дуэлях не настреляешься. Да и много их, выяснять, кто и когда в город приехал, кто где был — задачка ещё та.
***
Повезло — Бургачёв на месте оказался. Мрачный, как туча. Злой отчего-то, недовольный. Сидит за столом, голову руками обхватил, в бумажки смотрит. Не узнать поручика. С похмелья, что ли?
Меня увидел, как гавкнет:
— Почему без стука заходите, господин Найдёнов?
— Прошу прощения, — отвечаю. — Важные сведения!
Рассказал ему, как на вечеринку к народовольцам ходил, как там листовки раздавали. Что наводку на вечеринку дал мне агент Иванищев. А про дружка моего, Швейцара, ничего не сказал. Не смог. Да и как сказать-то? Что не помню его, хоть ты тресни, потому что я не я, а другой Дмитрий? Так что вяжите меня, люди добрые, я поддельный полицейский?
Говорю:
— Думаю, что народовольцы поезд взорвали. Для этого достаточно было накануне в топку динамит подбросить. А там уголь, котёл под давлением… Вот и рвануло.
Бургачёв из-за стола выскочил, по кабинету зашагал, губы кусает. Остановился, сказал резко:
— Вы, господин Найдёнов, изрядный фантазёр. Кто мог незаметно к поезду подойти и динамитную шашку туда сунуть? Это вам не пирожки в булочной таскать! У инородов возможность была, они магией своей невидимы стали. Они и виновны!
Намекает, гад, как я с бандой инородов разбоем промышлял. Типа, стажёр ты был, таким и остался, тебе веры нет?
Говорю ему:
— Имею сведения, что некто в офицерской форме подходил к поезду и даже забирался в кабину машиниста.
Разозлил меня Бургачёв. На морде у него написано: ты полукровка, выскочка, не лезь куда не просят.
Начальник аж побледнел весь:
— Что? Говорите, да не заговаривайтесь, господин Найдёнов! Откуда такие сведения?
— У меня свои источники информации, — отвечаю. — Также есть подозрение, что в диверсии мог принять участие некий гоб по фамилии Шмайс. Его могли отправить вместе со всеми на работу в поля. Так что надо бы списки поднять, где оный гоб сейчас быть может.
— Это всё? — спрашивает мой начальник. Холодно так.
— Ещё надо бы проверить офицеров на предмет алиби. Кто мог быть в то время на станции и возле путей. К тому же есть одна деталь — вероятно, офицер этот был с дамой.
Говорю, а сам вижу — Бургачёв совсем белый стал, как простынка. Рычит на меня:
— Да вы с ума сошли, Найдёнов! Никак, смеси курительной нажевались, у оргов отобранной. Единственный офицер, который мог зайти в кабину машиниста, был его высокородие господин полицмейстер! Иван Витальевич лично проверял безопасность поезда графа Бобруйского перед отправкой. Я там был и всё видел. Идите, Найдёнов. Займитесь лучше инородами. Ищите своего гоба. Пока не найдёте, не появляйтесь. Свободны!
И на дверь указал.
Глава 27
Я и так уже злой был и уставший. Кто только не доставал меня сегодня. Всё сразу навалилось: похороны Генриетты, полумёртвая Альвиния, благородные инженеры с начальниками, которые руку подать брезгуют. А почему? Потому что я дело своё делаю, работу выполняю? Теперь этот ещё — поручик, орёт как на собаку.
Не выдержал я, сказал:
— Господин Бургачёв, я хотя чином ниже вас, но кричать на себя не позволю.
Он удивился, спрашивает, ядовито так:
— Мне что, господин Найдёнов, с вами в лайковых перчатках разговаривать?
— Я дурманных веществ не употребляю, как вы намекаете, смеси всякие не курю, — говорю ему. — Если у вас ко мне личные претензии — так и скажите. Мне стреляться не впервой.
Поручик на меня уставился, зубами скрежещет. Зубы расцепил, шипит:
— Вы меня на дуэль вызвать желаете, стажёр? Не много ли чести?
— Честь у нас одна — офицерская, — отвечаю. — Я хотя и ублюдок, по-вашему, но такой же офицер, как и вы. Служу за совесть, а не за деньги.
— Это я служу! — гаркнул Бургачёв. — Я служу, а вы, Найдёнов, выслуживаетесь! Кто вам позволил на станцию ходить, допросы вести без позволения? Вы нарушили мой прямой приказ!
Это он правду сказал, не поспоришь. Но если его слушать, так ничего не получишь. Так и будешь под плинтусом сидеть, как таракан. Мёрзнуть возле будки городового…
— У меня прямое указание господина полицмейстера, — отвечаю.
— Нет у вас никакого указания! — рявкнул Бургачёв. — Господин полицмейстер ничего вам не приказывал!
Тут я в карман руку сунул — за перчатками. Хотел ему в морду перчаткой бросить. Такое зло во мне поднялось, аж в глазах темно стало. Видно, характер настоящего Найдёнова вылез. Не в первый раз уже. Бешеный чувак этот настоящий Дмитрий.
И пришёл бы мне конец — как офицеру полиции — но тут в дверь постучали. Сразу же дверь распахнулась, слышу, голосок девчачий:
— Здесь открыто? Ах, господа, как у вас душно!
Оборачиваюсь — а это Елизавета Ивановна, дочка полицмейстера, собственной персоной. Вся из себя — шубка на дорогом меху, муфточка, сапожки. Сама румяная, глаза блестят. Подошла, каблучки стучат, юбка шуршит, о ножки бьётся. Наклонилась, платок, у работяги отнятый, подняла и мне даёт: