Стальное зеркало
Шрифт:
А в хорошенькое вильгельмианин попал положение, право слово, то ли я его убью, то ли генерал его повесит.
О том, в каком случае генерал повесит северного хама, Гуго толком и не думал. На дуэли он уже дрался, дважды — правда, в столице, до первой крови и по пустяковым поводам. Но оба раза победил. Хотя тогда за дуэлью последовала дружеская пьянка бывших дуэлянтов в компании секундантов и приятелей, а здесь все будет по-настоящему. А и хорошо. А и замечательно. Хоть сей секунд, не сходя с места, хоть завтра спозаранку. Это уж как оскорбленная сторона выберет… да пусть выбирает, как угодно!
Мельком адъютант удивился: что это меня заставило? Они ж вильгельмиане, а я католик, они между собой разберутся… но — нет, встрял. Нет уж, беженцы — мои. Я их нашел, я их довел, мои они. И орать на них я не позволю. Мои вильгельмиане — вот как получается…
— Господа ээээ… и госпожи, госпожа, не затруднит ли вас объяснить мне, что здесь происходит? А не то я буду вынужден верить своим глазам.
Ну вот откуда он возник? Он же шуму обычно производит, что твоя пехотная рота на марше.
Невовремя как-то. Сейчас запретит — и прощай, дуэль. Ну ничего, Гуго злопамятный. Иногда. Найдет еще этого выродка…
На вопрос генерала он не ответил. Что б это вышло — ябедничать что ли, слова северянина пересказывать? Нет уж, пусть кто хочет, тот и объясняется. А мы будем хранить достойное молчание о причинах дуэли, и не в последнюю очередь потому, что причины эти уж больно паршивого свойства и объяснять — выйдет, что он жалуется, вместо того, чтобы честным образом драться.
— Господин генерал, — у северянина глаза как светильники, — этот юноша, ваш адъютант, сошел с ума — и ударил меня. Я прошу вас как командира и дворянина, либо признать во всеуслышание, что он безумен и не отвечает за свои действия, либо позволить мне принять его вызов… либо, если это невозможно, официально своей властью отложить наш поединок до конца кампании.
Смотри-ка, на де Рубо он не кричит. И на Бога не ссылается.
Ах, это я тут с ума сошел. Оказывается. Это я тут безумен и за свои действия не отвечаю. А не этот — за свои слова отвечать не хочет. Вот, значит, как…
Гуго зубы стиснул — и молчит. Сейчас господин генерал его спросит, в чем дело, да за что… а он все равно молчать будет. Пусть этот и объясняет, за что ударил!
— Я вас вполне понял, господин де Фаржо. Господин де Жилли, вы мне можете объяснить, какое… насекомое вас укусило? Молодые люди вроде вас устав не помнят, но дуэльный кодекс обычно знают наизусть. Даже я в вашем возрасте знал, кстати.
Господи, да о чем он? Что ж за наказание такое, все слова понятны, а у фраз смысла нету, хоть с лопатой его раскапывай!
А отвечать все-таки придется.
— Господин де Фаржо оскорбил даму, — четко выговорил Гуго, и сам удивился. У него обычно от волнения слова в горле застревали, особенно, когда командующий сердился. А тут — вышло.
— Вы, э… что-то путаете, де Жилли, эту глубокоуважаемую даму господин де Фаржо оскорбить не может. Вы скажите мне, с кем вы собрались драться?
— С господином де Фаржо, офицером Третьего полка! — о чем это он, что это он за глупости спрашивает, возрыдал в душе Гуго. Издевается? С кем… с монахом Вильгельмом… и свиньей Пятого полка в качестве секунданта!
А северянин побелел весь опять… Это почему?
— Ну подумайте, де Жилли… разве может офицер под моей командой сказать госпоже… э… Матьё «детей своих жрать»… за то, что досточтимая госпожа Матьё и ее достойные единоверцы от своей присяги первыми не отступили… Кстати, вы, молодые люди, плохо представляете себе, какая это серьезная вещь, присяга. В наше время все забывают, кто и когда раз и навсегда приказал отдавать кесарю кесарево… налоги, там, платить, в военную службу идти, верность, опять же, соблюдать.
Голову наклонил, глаза закатил, сейчас от Рождества Христова начнет… стой. «Детей жрать». Так он все слышал?
А если слышал, так зачем издевается?!
В столице Гуго видал бродячих актеров с представлением. Взяла девушка обруч, по краю — то ли свечки, то ли плошки масляные, маленькие совсем. Повела бедром — и раскрутился обруч, пляшет, словно сам по себе, мелькают перед глазами пламенные полосы, кружатся. Вот ровно так сейчас у адъютанта перед глазами все и кружилось, и полосами шло. То ли факелы в руках у солдат, что вокруг стояли. То ли злость кромешная.
— Представьте, так и приказал. Кесарево кесарю, а Божие Богу. И вторую часть, знаете ли, тоже объяснял. И не один раз. И просто ведь так, любой поймет. «Потому что Я голоден был — и вы Меня не накормили, жаждал — и вы Меня не напоили, был чужестранцем — и вы Меня не приютили, нагим — и вы Меня не одели, больным был и в тюрьме — и вы не позаботились обо Мне». Господин де Фаржо, мне очень жаль, что вы Его не слушали, что вы не офицер, не христианин и не человек… мы тут все грешники, и, наверное, кто-то еще думает так, как вы — и даже злого в том не находит. Но все же не говорит. Я могу командовать грешниками, но мне все же нужны люди, а не… иные существа. Я надеюсь, что вы просто одержимы и что кто-нибудь получше меня вам поможет, но если завтрашнее утро застанет вас в лагере, я обойдусь с вами, как мне позволяет закон. Если это оскорбило вас, напомните мне о себе в сентябре… Госпожа Матьё, не нужно падать, сейчас вас проводят туда, где вы сможете поспать.
Это, с изумлением понял Гуго, северянина так из армии выгнали. И даже вызвали заодно, после конца кампании. И с самого начала о том де Рубо и говорил… а я один не понял, де Фаржо куда раньше догадался.
Господи, в тысячный раз подумал де Жилли, ну за что, за что мне это все?
Глава четвертая,
в которой герцогу портят вечер, почтенным негоциантам — обед, наследнику престола — утро, ученому мужу из Сиены — целый день, а адмиралу — репутацию
Со дня приезда ромского посольства прошел ровно месяц. По сему поводу Мигель де Корелла пребывал в раздражении. Уже не в тихом, как пару недель назад. Во вполне явном. Попадись ему сейчас кто угодно из аурелианских придворных, хотя бы и господин коннетабль, приятнейший человек — не повезло бы и коннетаблю. Месяц бесплодного сидения. Месяц! Малых приемов — десяток. Больших приемов — три. Охот — две. Военных советов — ни одного. Зачем приехали? Охотиться и с дамами отплясывать? Этого добра и в Роме хватает, незачем ехать в Аурелию.