Стальное зеркало
Шрифт:
Хорошо, что епископ стоит у Жанны за спиной, а то он мог бы и удивиться. Глядя на девицу Рутвен, он удивиться не сможет, и вообще никаких выводов сделать не сможет. Только поверить своим ушам: Шарлотта Рутвен ответила согласием. Ничего более.
Конечно, Жанна имеет право отказать. Но Шарлотта с самого начала поняла, что ее не только не будут принуждать, ей еще и помешать, если она ответит согласием, не смогут. Все зависит от слова Шарлотты, что ж, слово это сказано. Все остальное — взаимная вежливость и признание права Жанны распоряжаться ее рукой.
Затем и прислал Его Величество епископа Дьеппского.
Теперь все будет решаться между Жанной и епископом, а благонравная младшая сестра будет покорно ожидать решения старшей. Можно опустить голову — как раз так, чтобы из-под ресниц следить за тем, что происходит, сложить руки на коленях… надо было взять с собой молитвенник, было бы еще изящнее, и ждать.
Очень жаль будет, если сестра все-таки решит упереться и испортить всю игру.
Однако Жанна есть Жанна — стремительна, точна и вежлива. Благодарит епископа за помощь в этом семейном деле, просит передать Ее Величеству согласие девицы Рутвен — а о своем она сообщит сама, лично и несколько позже.
Епископу все эти треволнения, кажется, глубоко безразличны. Похоже, что Ришар тут выступает в роли того пажа, которому нужно только передать послание и вернуться с ответом. Он вежливо и блекло прощается, обещает немедленно сообщить все королю и выходит.
Вот теперь грянет буря. Непременно грянет, тут и гадать не надо, достаточно знать Жанну.
Жанна ждет, пока закроется дверь. Жанна отсылает слуг. Жанна дважды набирает воздух…
— Возлюбленная младшая сестра моя, а не сошла ли ты с ума? — У сестры замечательное платье из синего бархата, расшитое золотистыми драконами. Драконы очень грозные, Жанна тоже пытается быть грозной, но ее бояться нет никакой нужды.
— Нисколечко, — улыбается Шарлотта. — А что, собственно, безумного в том, что я хочу выйти замуж?
— Ничего в этом нет безумного, и я бы тебе мешать не стала… или сама подыскала подходящего мужа, попроси ты меня… но зачем тебе, тебе, незаконный папский сын? Ты и сама стоишь выше, а уж как моя сестра — можешь родниться даже с королями. Если хочешь знать, Людовик об этом и не думал даже, это супруга коннетабля его надоумила. Она благодарна герцогу и ищет ему теперь партию получше — но тебе к чему в этом участвовать?
— Графиня де ла Валле уже переженила пар двадцать, — фыркает Шарлотта, — и еще никто не жаловался. Вот и до меня дело дошло. Я доверяю ее мнению, прости, дорогая сестрица.
А еще я доверяю своему мнению. И мне очень нравится то, что я вижу. А то, что рассказала Карлотта, мне понравилось даже больше.
— Ты валяешь дурака, — всплескивает руками Жанна. — Но это же не шутки! Замужество — может, и не на всю жизнь, но на многие годы. Хотя бы объясни мне…
— Валяю, — признается девица Рутвен. — Но объясню, разумеется. Во-первых, он молод, красив и очень приятен в общении. Я сидела рядом с Карлоттой, когда она пыталась вывести его и его капитана из себя, так вот — ей не удалось. А Карлотта, видит Бог, очень старалась. Что же до его происхождения… он завоюет себе столько земель, сколько сможет. Но дело не только в этом…
Шарлотта делает паузу, думает, как объяснить сестре самое главное. Жанна поставила локти на спинку кресла, опустила подбородок на кулаки и слушает. Внимательно
— Он — человек, на которого можно положиться. Карлотта мне потом все пересказала слово в слово. Знаешь, что его возмутило в этой истории? Не представление, которое они устроили в его кабинете, а то, как Его Величество поступил с коннетаблем — и с самой Карлоттой — и с ним. А что было потом, ты сама знаешь. Сколько людей на его месте сказали бы себе, что это — чужая страна, чужие порядки и не его дело?
— Если тебе не хочется оставаться во фрейлинах Марии, то ведь можно было просто сказать мне… — Когда Жанна чего-то не понимает совсем, она пытается додумывать, а вот додумывать у нее получается слишком плохо.
— Мне не хочется… но ради этого одного я не стала бы выходить замуж. Хотя, признаюсь, такая мысль меня посещала.
— Так я… могу отказать королю? — невесть чему радуется Жанна. Интересно, а как из всего предыдущего можно сделать подобный вывод?
— Вы, разумеется, можете, возлюбленная старшая сестра. Моя рука принадлежит вам. — Жанну очень легко привести в чувство, она даже не обидится.
— Но не хочешь же ты сказать, что и правда желаешь выйти за него замуж?
— Желаю. Хочу. Изволю. Стремлюсь. Мечтаю. Жажду. Намерена… — Шарлотта знает много слов, родственных друг другу по смыслу. На аурелианском, латыни, толедском, альбийском, а также на наречиях Арморики и Каледонии, которые нельзя считать отдельными языками.
— Хватит… я уже поняла. Ну что ж, я считаю, что ты и вправду сошла с ума — но я обещала тебе помогать, значит, так тому и быть.
— Спасибо.
— Неужели, — вдруг подмигивает Жанна, — ты успела в него влюбиться?
— Нет, — отвечает Шарлотта. И для вящей точности добавляет: — Пока что нет.
Все влюбленные кое в чем похожи друг на друга. Жанна любит Людовика и теперь ей трудно себе представить, что можно решиться на замужество без любви или влюбленности. А когда она выходила за Роберта, точнее, когда она отвечала согласием, она его даже не знала и не видела. Письмо от Марии-регентши, портрет жениха и рассказ прибывшего из Каледонии посланника — вот и все. И они славно прожили четыре года, а не заболей брат, так могли бы и сейчас жить душа в душу. Не так, как Жанна будет жить с Людовиком, но очень дружно и помогая друг другу. С господином Корво тоже получится подружиться, Шарлотта в этом совершенно уверена. И стенка, за которой можно укрыться, из него выйдет высокая и надежная, из пушки не разобьешь. Чего еще нужно? Будет Господь милостив, будет и любовь. Любовь семейная и супружеская, а не бешеные страсти, как у Карлотты с Жаном.
Страсть, она, конечно, не спрашивает, но желать себе такого — упаси Господь. А из того, чего стоит желать, только что предложили самое лучшее.
— Я думаю, — говорит Шарлотта, — я буду счастлива.
Сестра смотрит на нее как на безумную, настоящую такую безумную… нет. Не так. Сестра смотрит на нее как на говорящую статую, вдруг решившую объяснить, почему ей на редкость удобно стоять на постаменте, и она не испытывает никакого желания сойти с него и выпить вина, а уж переселяться из любимого парка под крышу — тем более не стремится. И будет очень возражать, если кто-то решит переставить ее насильно.