Стальной пляж
Шрифт:
Калли? А чем чёрт не шутит. Я долго копалась в памяти, отыскивая её номер, но это ни к чему не привело. Не было даже занято. Просто мёртвая тишина.
И тут я вспомнила о коде высшей срочности. Почему же он раньше не пришёл мне в голову? Думаю, из-за того, что Уолтер долго и тщательно внушал мне: этим кодом вообще не следует пользоваться, он существует просто как недостижимый уровень неотложного приоритета. Заголовок статьи, оправдывающей использование кода высшей срочности, должен быть таким кричащим, что 72-й кегль шрифта в сравнении с ним покажется нонпарелью [81] .
81
Нонпарель — типографский шрифт, кегль которого равен 6 пунктам.
По правде сказать, я не возлагала на этот код слишком больших ожиданий. Но мой обычный код для звонка в "Вымя", в прежние времена легко позволявший пробиться сквозь любой мыслимый информационный затор прямиком в офис Уолтера, уже несколько раз не сработал. Было занято и занято. И я всё-таки воспользовалась высшим кодом. Уолтер тут же ответил:
— Не говори мне, где ты, Хилди. Отключайся и беги оттуда, где стоишь, так далеко, как только сможешь. Потом перезвони.
— Уолтер! — вскрикнула я, но звонок уже прервался.
Было бы здорово написать, что я немедленно поступила так, как было велено, не теряла времени даром и продолжала проявлять решимость и отвагу, не покидавшие меня с самого первого выстрела. Под отвагой я понимаю то, что до того момента я не плакала. Но теперь разрыдалась, беспомощно, как дитя.
Не пытайтесь плакать в нуль-скафандре, когда он у вас появится. Поскольку вы не дышите, у вас начнётся что-то вроде лёгочных спазмов. Достаточно сильных, чтобы вышибить барабанные перепонки. К тому же рыдания вносят разлад в работу регулирующих механизмов, из-за чего я за три минуты истерики растранжирила десятиминутный запас кислорода. Поверьте, г-н В. М. Смит не принимал во внимание всплески эмоций, когда закладывал параметры скафандра.
У меня хватило ума оставить адаптер воздушного шланга при себе, так что, прорыдавшись, я вернулась к резервуару и восполнила потерю воздуха. Если бы только нашёлся бесхозный портативный резервуар, он развязал бы мне руки на поверхности. Пусть даже он был бы такой большой, что мне его не поднять, я потащила бы его волоком. Кажется, кто-то упомянул дохлого солдата и его скафандр? Отличная мысль, но вот только моя поразительная неосторожность в обращении с автоматическим оружием испортила одну из соединительных муфт. Я заметила это, когда брала фонарь, и ещё раз убедилась потом — поскольку мне был нужен воздух, хотя, кто знает, может, я и ошиблась — когда добывала радио. Возможно, Либби мог бы соорудить некое подобие переходника из окружающего мусора, но, учитывая давление внутри воздушного резервуара, я скорее получила бы поцелуй гремучей змеи, чем спасительный глоток кислорода.
Вот такие мысли проносятся в голове, когда ты в изнеможении после приступа плача. И всё же мне полегчало, как всегда бывает, когда выплачешься. Слёзы смыли нараставшее ощущение паники и помогли сосредоточиться на том, что нужно делать, выбросить из головы всю невозможность моего положения и сконцентрироваться, как на мантре, на двух вещах, работавших мне на руку: моём собственном мозге, который, невзирая на мною же выдвигавшиеся доказательства обратного, функционировал довольно сносно, и способности Уолтера всё улаживать, которая была безупречна.
На самом деле мне даже стало легко и радостно, когда я снова добралась до выхода на поверхность и огляделась в поисках врагов. Не увидела ни одного, и это меня буквально окрылило. Уолтер сказал бежать оттуда, где я находилась. И как можно дальше.
Я вышла из лабиринта, перебежала короткую полосу солнечного света и укрылась в тени "Хайнлайна".
— Алло! Уолтер?
— Расскажи мне, что знаешь, Хилди, и по-быстрому.
— Я тут в большой беде, Уол…
— Это я знаю, Хилди. Расскажи о том, чего я не знаю. Что случилось?
Я начала вкратце пересказывать историю своего знакомства с хайнлайновцами, и Уолтер тут же снова перебил. Сказал, что об этом тоже знает. Что тогда говорить? И о том, что ГК творит нечто ужасное, я сказала, а Уолтер ответил, что знает и об этом.
— Представь, что я знаю всё то же, что и ты, за исключением случившегося с тобой сегодня, Хилди, — посоветовал он. — Расскажи о сегодняшнем дне. О последнем часе. Только самое важное. Но не называй имён и конкретных мест.
При таких условиях рассказ получился недолгим. Я уложилась меньше чем в сотню слов, а могла бы обойтись всего одним: "Помоги!"
— На сколько тебе хватит воздуха?
— Минут на пятнадцать.
— Лучше, чем я думал. Нам нужно договориться о встрече, не называя мест. Есть идеи?
— Возможно. Знаешь, где на Луне самый большой слон?
— …д-даааа. Ты ближе к хоботу или к хвосту?
— К хоботу.
— Хорошо. Помнишь, как мы последний раз играли в покер? Если старшей картой у меня в руках был король, иди на север. Если дама, на восток. Валет — на юг. Усекла?
— Ага.
Значит, на восток.
— Иди десять минут, потом остановись. Я буду там.
Будь моим собеседником кто угодно другой, я потратила бы ещё минуту на замечание, что после этого у меня хватит кислорода всего на пять минут и не останется надежды вернуться в лабиринт. Но Уолтеру я сказала только:
— И я буду.
У Уолтера много мерзких привычек, но когда он говорит, что сделает что-либо, он точно сделает.
В любом случае мне нужно было поскорее уходить. Пока мы разговаривали, я заметила двух врагов. Они двигались по равнине большими размашистыми скачками. Приближались они с севера, и я, подкинув радио в руке, запулила им на юго-восток. Враги тут же сменили направление и устремились к нему.
Дальше стало по-настоящему трудно. Я выждала, когда они промчатся мимо. Даже в обычном скафандре я была бы почти незаметна в тени. Но, двигаясь на восток, я постепенно вышла из неё на яркий солнечный свет. Мне пришлось напомнить себе, как трудно мне было заметить Гретель при нашей первой встрече. Но всё равно я чувствовала себя голой, как никогда, и беззащитной, как на ладони. Я не сводила глаз с солдат и застыла, когда они достигли места, куда упало радио. Я проследила, как они оглядываются во все стороны.