Стальной рассвет. Пески забвения
Шрифт:
— А мы одолели их войско, — довольно ответил стражник.
— Гонцы уже принесли эту радостную весть, — сказал всадник. — Нас послали за помощью, чтобы все поспешили сюда и помогли нам закончить штурм.
— Конница не сможет прийти быстро. Её отправили в погоню за уцелевшими беглецами и для захвата обоза, — отозвался стражник.
Отряд ускакал прочь.
— Милость богов, говоришь?! — зло прошептал Эстерг. — Ты знаешь, что будет с уцелевшими защитниками и жителями?! Там все мои родственники! Им знамение вряд ли поможет!
Эрл промолчал, понимая: что бы он ни ответил сейчас, его нового знакомого это не успокоит. Его самого встревожил ответ стражника. Сможет ли Ойси избежать страшной участи? Спасётся ли она?
Весть
Ойси Кауди металась вместе со всеми, забыв о своей лошади. Кто-то в толчее и неразберихе сбил девушку с ног. Она заползла под телегу, стянув с неё кусок какой-то ткани, соорудив нечто вроде завеса, расширенными от страха глазами наблюдая из-за него за мечущимися в ужасе, видя сверкающие на солнце, разящие клинки, слыша крики и истошный визг женщин, злорадные выкрики всадников, ржание лошадей, топот копыт…
Какой-то энгорт прямо с коня спрыгнул на телегу, принялся ворошить лежащие на ней вещи, выискивая, что поценнее. Рванул вверх завес, открыв девушку. Её тут же заметил другой всадник. Спешившись, он нагнулся и силком вытащил Ойси из-под телеги, отчаянно упирающуюся, визжащую в страхе, тщетно цепляющуюся за колесо. Энгорт влепил девушке оплеуху, толкнул на телегу, задирая её одежды. Ойси визжала, кусалась и брыкалась, как могла. Тот, что копался в вещах, увидев соблазнительную добычу, оставил своё занятие и попытался отнять девушку.
Между воинами завязалась потасовка, они свалились с телеги, вновь вскочили, но их с ходу сбил ещё один всадник, облачённый в дорогие и практичные доспехи. Правой рукой он сжимал изящную уздечку, уверенно управляя норовистым конём. На левой руке висел круглый выпуклый щит с изображённым родовым гербом — кроваво-красный цвет поля с золотой короной вверху, под ней две чёрные скрещённые секиры, внизу по кругу щита надпись на неизвестном Ойси языке.
Голову всадника защищал закруглённый без забрала шлем с бармицей [1] . Из-под шлема выбивались тёмные прямые волосы, рассыпанные по могучим плечам. На загорелом с грубыми чертами лице лежала печать властности, голубые глаза смотрели с прищуром, чуть припухлые губы волевого рта плотно сжаты. На левом боку у пояса висел короткий прямой меч в дорогих ножнах. Рукоятка меча из слоновой кости инкрустирована серебром. В стременах покоились обнажённые до бедра сильные ноги, защищённые наколенниками.
1
Бармица — элемент шлема в виде кольчужной сетки, обрамляющей шлем по нижнему краю. Закрывала шею, плечи, затылок и боковые стороны головы.
С первого взгляда становилось ясно, что это не простой воин, он — благородного происхождения
Чёрный как смоль поджарый жеребец беспокойно гарцевал, всхрапывая. Всадник легко справлялся с его норовом, рассматривая драчунов.
— Что не поделили? — спросил он с угрозой.
— Это моя добыча! — воскликнул один.
— Нет, моя! — горячо возразил другой.
Ойси не понимала их языка, но догадывалась о чём разговор.
Меж тем всадник внимательно посмотрел на замершую на телеге девушку с растрёпанными светлыми волосами, с почти заголившейся грудью и ногами.
Девушка поспешила прикрыться.
Воин усмехнулся, вновь посмотрел на спорщиков и надменно произнёс:
— Эта добыча моя. Для вас она слишком хороша. Свяжите ей руки и ноги и волоките сюда.
Быстро одолев сопротивление Ойси, с силой сунув ей в рот кусок пыльной вонючей тряпки — чтобы не визжала — спорщики послушно притащили её к всаднику, положив перед ним на жеребца. Волосы девушки повисли до самой земли, купаясь в пыли.
Воин тронул коня и куда-то поехал не спеша, не обращая более внимания на царящую вокруг сумятицу и крики. А драчуны, угрюмо посмотрев ему вслед, вскочили на своих коней и помчались дальше в поисках другой поживы.
Глава IV
Римар Жункей
После того, как Эрл Сур уехал вслед за девушкой, Римар Жункей в сопровождении двух молчаливых мрачных телохранителей продолжил свой путь. До Пиер'oна оставалось несколько переходов. На пути к нему Римар, как и говорил телохранителям при найме, собирался приобрести товар для своих лавок в столице, где цены намного выше, чем за её пределами, поэтому выгода намечалась очевидная. Ожидаемая прибыль покроет все расходы. К тому же он избавился от ненужной ему девушки, получив назад сто монет серебром. И здесь он не прогадал. Да ещё и лошади разбойников.
От этих мыслей купец пребывал в прекрасном расположении духа, время от времени пришпоривая лошадь и вырываясь вперёд. Впрочем, телохранители не дремали и вовремя догоняли его, зорко поглядывая по сторонам, опасаясь лучников. Они вполне могут оказаться где-нибудь на пустынном участке дороги, поджидая одиноких или немногочисленных путников.
Однако наряду с приятными мыслями о предстоящей выгоде, размышления о юноше вызывали у Жункея беспокойство, он увидел свой шанс, о котором не стал говорить напрямую там, в Фессаре. При благоприятном стечении обстоятельств этот юноша вполне может стать королём Колмадора, у него на это есть все права. Но наместник очень опасный враг наделённый властью ограниченной лишь аджеронами, поставившими безродного рыбака во главе королевства. В воле наместника уничтожить любого претендента на трон, в особенности, если тот имеет все права.
Юноша наивен и не знает жизни. Помощь такого человека как Римар Жункей ему очень не помешала бы, а у самого купца появлялась неплохая возможность стать главным советником молодого короля. Однако есть ещё аджероны. Уж они-то точно не допустят возрождение династии Саорлингов, им сильный Колмадор не нужен, они видят его лишь своей вассальной вотчиной, откуда течёт большая дань. О, как это унизительно для свободолюбивых колмадорийцев! Все мечтают о возрождении прежнего величия и возвращении былой мощи!
Именно об этом и думал Жункей тем вечером в своём доме. Но сын погибшего в сражении короля Атуала Третьего оказался непрост. Недаром в его жилах течёт кровь славного рода. Своевольство юного наследника бросившегося за этой девчонкой весьма расстроило купца, давно понявшего, что любовь вещь преходящая. Но разве можно это объяснить молодому горячему юноше, потерявшему голову при виде Ойси. Признаться, и сам Римар был удивлён её красотой, свойственной лишь чистокровным колмадорийкам из древних родов. Но он уже умудрён жизнью и убелён сединами, едва укрывающими почти облысевшую голову. Его опыт говорит лишь об одном: красота и юность недолговечны, а любовь штука непостоянная.