Стальные боги
Шрифт:
Я коснулся черной стены пещеры. Холодная. На ладони остались следы дегтя. Что это за место такое?
Я посветил факелом вперед и шагнул дальше. Факел едва высвечивал путь, как будто тьма душила свет. И тут я услышал тихое «клац-клац». «Клац-клац». Звук отскакивал от стен. Был позади меня. Впереди. «Клац-клац».
Я повернул налево. Повернул направо. Обернулся. Но не увидел ничего, кроме покрытых дегтем стен и железной решетки, через которую вошел. Теперь она казалась далекой. Не мог же я столько пройти!
«Клац-клац». Ближе. Еще ближе. «Клац-клац».
Я споткнулся
За его спиной стоял Рыжебородый с фонарем в руке.
– Вы что вытворяете? – Я чуть не набросился на них.
Мы сидели за низким столом в дворцовой столовой, передавая друг другу кувшин с ячменной бражкой. Визири и придворные за другими столами пили розоватые напитки под скудным светом чадящих свечей. Я попросил у прислуживающего мальчика принести кальян с вишневым гашишем. Через пять минут я уже покурил и расслабился.
– Я побывал на краю света, – сказал Рыжебородый, сверкнув цветными зубами. Даже брови его были рыжими. Крепко сбитый, и, хотя уже не молод, не тот человек, с которым хотелось бы потягаться в силе. – Я видел много чудес. Например, Колосс в Диконди, прежде чем Михей расплавил его, чтобы сделать десять тысяч аркебуз. Длинный меч Колосса указывал на небеса. – Он поднял свою чашу, как будто это меч. – Он был выше гор, а железные глаза рассказывали историю подвигов, создавших город, которому тысяча и один год. А еще я плавал на острова Пилимэй, где стоят статуи, древние, как само время; говорят, их вытесали колдуны…
Рыжебородый все говорил и говорил. Он любил поболтать. А я любил курить, так что не прочь был послушать, пока легкие наполняет гашиш со вкусом вишни.
– …Но, хотя я обошел весь белый свет, я никогда не бывал в Лабиринте. Забавно, что шах разрешил мне войти. Даже весело. Вайя возражал, но, раз шах принял решение, благородно вызвался меня сопровождать, для безопасности. Мне хотелось ощутить этот ветер, поднимающийся от адского пламени. И ветер оказался холодным. Странно, что адское пламя холодное. Может огонь быть холоднее льда? А ты что скажешь, Кева?
Наконец-то он замолчал. Даже с самым прекрасным гашишем я уже с трудом выносил плохо прикрытое хвастовство.
– Адским пламенем правит Ахрийя, – ответил я. Рыжебородый жестом попросил кальян, и я дал ему пару раз затянуться. – Своим дыханием он заморозил мир, как говорится в Святом Писании. Лишь когда святой Хисти основал в каменной долине Святую Зелтурию, мир снова отогрелся. Так что холод может и обжечь.
– Ты отличный рассказчик! – Рыжебородый выдул колечко дыма. Все хвастуны и позеры обожают выдувать кольца. – Я бы целый день тебя слушал, если бы себя не любил слушать больше.
Он хрипло и гортанно засмеялся.
По крайней мере, он честен, и я тоже посмеялся.
– Что ж, я рад, что мы не углубились в Лабиринт. – Рыжебородый чокнулся со мной чашей. – Мне не хочется умирать, пока из меня не выжмут всю жизнь до капли. Или пока я сам не выжму жизнь
Выжать жизнь до предела… Это же стихотворение поэта-воина Таки.
– Ты хорошо знаешь Таки? – спросил я.
– Какой культурный человек не знает наизусть хотя бы три тома из девяти?
Я тоже чокнулся с ним, пролив бражку на стол. Он привез лучшее в мире манго в уксусе и знает Таки. Пусть Рыжебородый и пустозвон, но я не мог отрицать его обаяние.
Маг Вайя продекламировал предсмертную поэму Таки:
Нет места в теле моем,Что не было взрезано саблейИли проткнуто стрелой.Но я все равноУмираю от старости, словно верблюд.Рыжебородый захлопал в ладоши.
– Даже он знает Таки!
– Если бы не Таки, – сказал Вайя с каменным лицом, – в окружении подхалимов я превратился бы из кружащегося дервиша в крутящуюся селедку.
Я понятия не имел, что это значит. Но мы с Хайрадом все равно рассмеялись, да так заливисто, что затрясся стол.
Хайрад плеснул мне еще ячменной бражки.
– А теперь скажи-ка, Кева, шах – твой друг? Что он любит по-настоящему? Какая наложница из гарема доставляет ему больше всего удовольствия?
Я глубоко затянулся и позволил дыму осесть в легких, а потом выдохнул.
– Разве друг зовет тебя только в пору нужды? Разве будет рисковать твоей жизнью вместо своей? Мы не друзья. Но в этом и нет необходимости: я и так буду ему служить. Я восхищаюсь им за то, какой он – подлинный наследник шаха Джаляля Громовержца, которого я и впрямь считал другом.
Хайрад, видимо, заметил мой хмурый тон и сменил тему.
– Позволь признаться, что, если бы у меня был гарем, я бы брал только аланиек. Рыжеволосых, с Кармазских гор. Они просто огонь – что на улице, что в постели. Есть у меня одна история…
Мы пили, курили и шутили. Даже маг, как выяснилось, обладал чувством юмора – сухим, как дохлая крыса в пустыне. Через дворцовые окна вдохновенно светила луна. И все же, когда мои кости ломило от смеха, в голове все крутились слова шаха, пока и она не заболела: «Десять лет мира не остаются безнаказанными».
6. Михей
Сапфировое Священное море мерцало в лунном свете. Моя лучшая сотня во главе с Эдмаром и Орво выстроилась у воды в десять рядов по десять человек. Волны бились о берег, а я вспоминал момент, когда стал Михеем Железным и моя душа очистилась тяжелой водой. Каким святым я был и каким грешным стал?
Ашера что-то шептала на парамейском. Я мог бы взять с собой кого-то из эджазцев в качестве переводчика, но вместо этого велел лучшим морякам в мире отплыть в Костани. Флот ушел несколько дней назад и через несколько часов будет готов к атаке. Но где будем мы? Действительно ли ведьма проведет нас в Костани каким-то волшебным туннелем?